— Добро! Ты тоже получишь!
Нелишне напомнить, что каждому королевичу досталась двойная порция побоев.
Назавтра снова пришлось тащиться на болото за жабами. Теперь вода приятно холодила нахлестанные телеса…
— Как хорошо, что батюшка отходчив! — ворковал Тихон, отправляя очередную жабу в мешок. — А вдруг бы он нас посадил под домашний арест? Только и видели бы мы наших василисков…
— Отходчив… Нечего чужих людей в фамильную баню пущать! — лютовал Терентий. — Еще заразу какую занесут!
К счастью, на этот раз не пришлось никуда устраивать пленниц, потому что петухи дружно снеслись.
Яиц было поменьше, чем жаб, поэтому лишних отпустили.
Тихон так устал, замерз и проголодался, что даже не пикнул, когда Терентий развел костер, свернул петухам шеи, ощипал и выпотрошил их.
— За мужеложество полагается, — кратко пояснил он.
Откормленные самым лучшим зерном петухи оказались восхитительны на вкус.
Братья уснули тут же, возле гаснущего костра — в обнимку.
Во дворце их хватились, начали искать и скоро нашли.
Стремглав умилился увиденному и приказал тихонько, не потревожив, перенести сыновей в их постели.
— Однако странное место они для пикника выбрали, сир, — сказал Ироня.
— По матери тоскуют, — развел руками Стремглав.
ГЛАВА 9,
в которой королевские сыновья, сами того не желая, нарушают Великий Уговор Агенориды
Дожидаясь, покуда жабы высидят желанных василисков, братья времени зря не теряли.
Королевские повара и стряпухи стали замечать, что из кухни пропадает бронзовая посуда.
Придворный слесарь хватился отличного немчурийского пробойника с наконечником из редкого и драгоценного сплава.
Придворный пекарь ежедневно недосчитывался нескольких караваев.
Дырявили бронзовые сосуды в том же склепе, чтобы не было слышно. Жабы от звона вздрагивали, но доверенных им яиц не покидали. Еще бы! Жаб кормили братья белым хлебом, а в болоте его и за сто лет не допросишься.
Общая цель сблизила Тихона и Терентия настолько, что последний даже забывал помечтать о встрече с волшебником, способным разорвать незримые братские узы.
— Ну вот, будет теперь куда василисков пересадить, — сказал Терентий, когда пробойное дело было окончено.
Принцы затратили на свой обогатительный замысел столько трудов, сил и здоровья, что могли бы за это время у доброго хозяина заработать не меньше золота, чем рассчитывали получить.
А вы думали, что алхимическое золото даром дается?
Но все труды оказались напрасными.
Придя очередным утром в склеп, Тихон и Терентий увидели, что там сидит одна-единственная жаба, самая большая, и высиживает она одно-единственное яйцо.
— Ты, колчерукий, между досками щель оставил! — сразу обвинил брата Терентий.
— Нет, братец, я со всем тщанием закрывал… Погоди, а это что за тварь?
В углу склепа лежала здоровенная змея. Пестрое ее пузо было раздуто до невозможности. Она бы даже в подкоп сейчас не пролезла, и поэтому спала себе, спокойно переваривая добычу.
— Она их всех сожрала — и жаб, и яйца… — жалобно прошептал Тихон и заплакал.
Терентий тоже заплакал, а потом взял камень и размозжил подколодной гадине голову.
— Все-таки уже не зря жизнь прожил, — утешал его Тихон сквозь слезы. — Змею ты уже убил. Теперь осталось только дом построить да сына родить…
— Придется последнего василиска кормить как следует, — нашелся Терентий. — Чтобы пепла было побольше. Да не тонкой землей, на ней не заматереешь. Я ему свою черную икру отдавать буду…
Послышался треск.
Везучая жаба соскочила со своего места и поглядела на братьев, словно желая, чтобы ее труд по достоинству оценили.
На том месте, где она сидела, среди обломков скорлупы кто-то маленький копошился.
— Какой хорошенький! Какой миленький! — воскликнул Тихон и взял новорожденного в руки. — И гребешок у него есть, и хвостик прорезается…
— Ты гляди, чтобы он у тебя в землю не закопался! — предупредил Терентий. — Вот я сейчас его в сосуд пересажу… Или лучше сбегать да у рыжего писаря крови нацедить?
— Братец, — прорыдал Тихон. — Я ведь тебя обманул без умысла. Я ведь потом комментарии к трактату Сексофилуса изучил. Оказывается, этот рецепт — сплошные иносказания, чтобы обманывать дураков вроде нас с тобой, а ученый же человек без труда поймет, что каменная темница — это просто каменный горшок, кровь рыжего человека — соль аммония, а сам василиск есть аллегория да интерпретация мифа о змее и змееборце…
От гнева Терентий забылся, изо всех сил ударил близнеца кулаком по голове — и сам повалился без памяти.
Очнулись братья одновременно от того, что крошка-василиск поочередно лизал им щеки горячим язычком.
— Задавлю! — заорал Терентий и хотел было ухватить тварюшку за шейку.
— Не смей, братец: он еще маленький и ни в чем не виноват. Не смей, говорю, а то вот он, ножик, у меня! У сердца! Да ты сам подумай, ни у кого на свете нет живого василиска, а у нас есть!
Терентий подумал, посчитал на пальцах.
— Правильно твоя губа шлепнула. Выкормим, вырастим и продадим в бродячий зверинец за те же деньги…
— Только помни, братец, что нельзя людям глядеть в глаза василиску, а то можно в камень обратиться!
Терентий внимательно осмотрел малютку, поднеся ладонь к щелевидному окошку.
— Да у него и глазки-то еще не прорезались, будто у котенка! — с неожиданной нежностью сказал он. — Пусть живет!
Известно ведь, что все злодеи сентиментальны. Убедившись, что ее подопечному ничто не угрожает, верная жаба подхватила в каждую лапу по два каравая и всем своим видом показала, что ее следует подсадить в подкоп и подтолкнуть на белый свет.
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
Например, «ледюк» и «леруа».
Один из всадников как раз и был «ледюк», то есть герцог. Герцог Мижуйский, будущий король Бонжурии Пистон Девятый. А король-то как раз и есть «леруа».
Будущий леруа был ненамного старше Стремглава — года на три. Под латами он оказался совсем худенький, белолицый, только нос торчал у него далеко вперед, как у морского корабля. Но морских кораблей в ту пору Стремглав еще не видел, и такое сравнение ему в голову не пришло, а вспомнилась ему птица дятел.
Нос, прямой и длинный, был навечным клеймом бонжурских королей. Для них и забрала делали особые, как бы с клювом.
Мало того, королевский нос по традиции носил собственное имя и даже благородный титул — виконт дю Шнобелле.
Какого уха делал молодой герцог со свитой в столь отдаленных землях, Стремглав расспрашивать не посмел, но потихоньку, осваивая заодно волшебного звучания язык, понял, что Пистон просто-напросто был увезен в свое время в варяжские земли, чтобы избежать верной смерти от яда или кинжала, потому что желающих занять престол Бонжурии было предостаточно. Ныне же все соискатели короны друг дружку поистребили, и мудрые советники герцога, мессир Плиссе и мессир Гофре, постановили, что пробил час и ему предъявить свои вполне законные права на королевский венец.
«Далеко ли Бонжурия?» — думал Стремглав, чистя и обихаживая чужих коней, точа и смазывая чужие мечи, собирая хворост для костра — ночевать чаще всего приходилось под звездами.
Время от времени отряд останавливали посконские разъезды — их служебное рвение приходилось умерять золотом. Стражники то и дело цеплялись к сыну шорника — кто такой да по какому праву сопровождает чужеземцев, так что ледюк Пистон распорядился дать парню свой запасной камзол и довольно дурацкую шляпу с едва ли не петушиными перьями.
Потом начались затяжные дожди, и двигаться по раскисшим дорогам стало тяжело. Застряли на каком-то постоялом дворе на добрую неделю.
Чтобы не раскрыться до времени, никто молодого герцога таковым не звал, и почестей ему не велено было оказывать — словно не знатнейшие люди Бонжурии странствуют, а ватага разгульных наемников.
— А далеко ли Бонжурия? — наконец-то удалось Стремглаву собрать чужие слова в мучавший его вопрос. К толмачу ему обращаться не хотелось, и он дернул за рукав горбатого оруженосца-варяга. С горбуном они как-то друг друга понимали: все-таки варяги — соседи. Звали горбуна не то Эйрон, не то Айрон. Сын шорника кликал его Ироней. Несмотря на горб, Ироня был нравом весел, умом светел, а мечом владел не хуже здорового.
— Вот все уснут, тогда объясню, — сказал Ироня.
Бонжурцы привыкли у себя в Бонжурии пить хорошее вино, посконская же брага у них в животах бушевала, бурчала, выходила икотой, просилась наружу то с одного, то с другого конца. Стремглав с Ироней то и дело таскали на двор лоханки да бадейки. Стремглав у отца в сарае привык к подобным запахам, Ироня тоже, видно, не в княжьих палатах возрос.
Господа стонали, кряхтели и клялись между собой никогда впредь не употреблять эту страшную влагу, но клятвы хватало обычно до первой попавшейся на пути корчмы. Сопровождавший бонжурцев лекарь, мэтр Кренотен, пытался пичкать своих подопечных какими-то растертыми в прах корешками для укрепления желудков, но, видно, перепутал порошки и еще усугубил позорные недуги.
Наконец господа угомонились, и оруженосцы вышли на крыльцо. Дождь кончился, а свежий ветерок уже растаскивал тучи, открывая полную луну.
— Никому НЕ говори! — предупредил Ироня на посконском и достал из-за голенища свиток.
— Это что? — удивился Стремглав.
На телячьей коже были нанесены непонятные знаки и линии, только в правом верхнем углу какой-то волосатый мужик надувал щеки, а рядом с ним расположилась четырехконечная звезда.
— Хеймскрингла — круг земной, — сказал Ироня. — Вот здесь, вверху, — север, полночь по-вашему. Внизу, следовательно, будет…
— Полдень! — догадался Стремглав.
На отдых они так и не повалились. Стремглав донимал Ироню вопросами. Как же так — на клочке шкуры, оказывается, умещается вся земля! И горы, и леса, и реки, и озера на лице ее! И все на ней страны и державы! И как их много!
— Мы выехали вот отсюда, — объяснял горбун. — Это Норланд.
— Белоглазые чудины, — уточнил Стремглав.
— Называй, как хочешь. Дальше никто не живет, потом начинаются ваши земли.
— Много-то как — ладонью не закрыть! — восхитился сын шорника обширностью родины. — Другие-то земли против нашей Посконии так себе выглядят…
— Да, земля ваша велика и обильна, — вздохнул Ироня. — А вот порядка в ней…
— Можно подумать, у вас больше порядка, — обиделся Стремглав.
Горбун словно бы не обратил внимания и продолжал:
— Далее будет Уклонина, после — Паньша, следом же Немчурия, войной сотрясаемая. Нам через нее идти. Когда пройдем, выйдем к рубежу Бонжурии. Вот столица ее — город Плезир…
Стремглав задумался.
— А что же вы водой не поехали, морем? Я слыхал про море, что ему конца нет, но вот так-то вдоль берега, не ловчее ли?
Ироня одобрительно хмыкнул.
— Можно и морем, только на море ярла Пистона ждут, а сушей — не ждут…
— Кто ждет?
— Убийцы ждут, кому еще конунга ждать? Князя, конунга, короля, царя только убийцы повсюду и ждут. Несладок хлеб владык.
— А чего ж все туда лезут?
— Сам об этом думаю. Жил бы человек у себя на хуторе, сеял хлеб, ловил рыбу, растил детей… Так ведь нет — начинает завидовать соседу. У соседа всегда и колос гуще, и скотина глаже, и кони резвее, и жена красивее, и золота больше. И вот подкрадутся к тебе ночью, подожгут дом… А, что говорить!