– Тысяча человек! – Доцент легко и без видимых причин перескакивал с одной отвлеченной темы на другую. При этом старатель автоматически делал разные дела в реальном мире. Шел по маршруту, кивал знакомым, иногда останавливался, чтобы прицениться к товарам, и даже покупал кое-что, торгуясь жестами. И не переставал бормотать, то громче, то тише. Складывалось впечатление, что в нем живут сразу два человека. Один молчаливый, разумный, практичный и другой болтливый, сумасшедший, бесполезный. – Раньше в каждом доме любого спального района жило полторы тысячи человек. Это было не очень много. Даже мало. Подумаешь, полторы тысячи! Всего один дом. А теперь это целый город, огромная толпа, столпотворение, не протолкнуться. Даже тысяча выживших из миллиона это много, очень много. Редко, где такие показатели. Города были разрушены не бомбами, а в первую очередь пустотой. Ведь их некому стало обслуживать. Это ведь только кажется, что им не надо ничего, если в них никто не живет. Нет, они сразу же начинают рушиться, сразу, в тот же день! Рвутся трассы и не ремонтируются, пожары возникают и не тушатся, где-то ветер что-то уронил, где-то мусором забило стоки и пошел эффект домино. Не надо никаких бомб, чтобы уничтожить брошенный город. Он сам себя уничтожит. Хаос сильнее порядка, потому что он естественнее, ближе к природе, нравится нам это или нет. В хаотическом движении прячется истина, в нем миллионы случайных комбинаций, из которых сохраняются лучшие. В этом и развитие, в этом отбор. Плохо для нас, да, хочется жить, но нас никто не спросит. Если мы будем угодны природе, нас вынесет на гребне волны, как пену, если нет, то и нет. Хаос отбора справедлив…
Артем скрипнул зубами. Почему старателя прозвали Доцентом, он уже понял. Рассуждал Доцент не как обычный чокнутый, а как сумасшедший с образованием. И, наверное, именно эта маскировка бреда под околонаучные размышления делала его даже убедительным и погружала слушателя в состояние легкого недоумения: «А может, все так и есть, как говорит этот чокнутый, может, Доцент и не сумасшедший вовсе?»
И все-таки очень хотелось треснуть его чем-нибудь тяжелым по голове. Нудное бормотание Доцента не просто встало Артему поперек души, а еще и побуждало к плохо продуманным действиям. Удержало от резких движений и хоть как-то успокоило Артема знакомство с Галкой.
Как только Доцент привел Артема в свою землянку, скаут понял, что даже в самой плохой ситуации может обнаружиться положительный момент. Не попади скаут в руки безумного старателя, ему не выпал бы случай познакомиться с этой своенравной, но интересной во всех отношениях девушкой. Она понравилась Артему сразу. Ответной положительной реакции он не заметил. Прикованная к ржавому автомобильному мотору Галка встретила Доцента и его нового раба недобрым взглядом и бранью, но относилось это все по большей части к хозяину. Артему досталось только пренебрежительно-раздраженное «чего уставился».
– В Древнем Риме говорили: «Идущие на смерть приветствуют императора». Это про гладиаторов. – Пристегнув Артема рядом с Галкой, старатель принялся набивать рюкзак нужными в походе вещами. – Вы тоже пойдете ради меня на смерть. Галка первой, Артемка вторым. Вы не выживете, никто не выживает. Но это нестрашно. Я найду других. А если выживете, сэкономите мне денежки, я вас… награжу. Нет, не отпущу, не надейтесь. Откупные ваши – по пять тысяч на нос. Вам долго придется работать. Оникс. Мне нужен оникс. Я увидел его в кислотной яме. Там, у большого цеха, на пустыре за погрузочным, справа от круглых баков, если смотреть в сторону «авроры». Знаете? Нет? Узнаете. Это котельная с тремя трубами. Но мы туда не пойдем, там много шума и ничего хорошего. Мы через главный цех, в дыру и на пустырь. Кислотная яма там. Ониксы. Много. Столбы гудят. У-у-у. Но если успеть, все получится. Пока гул у-у-у, а не у-у-у, – Доцент перешел на бас и загудел гораздо громче, – можно не бояться. Но когда совсем пароходный гудок, тогда бегом наверх и подальше. Потом ба-бах! Пыль, взрыв, клочья. Но сначала оникс мне! Потом бегом…
– Кто бы тебе глотку вырвал, – прошипела Галка. – В ушах звенит от трепа бесконечного. Заткнись хоть на миг!
– Все просто, все нормально, все получится…
Доцент, проходя мимо Галки, вдруг сильно ударил ее кулаком в лицо. То есть практичная часть натуры отреагировала на дерзость рабыни, а бесполезно-болтливая тем временем продолжила монолог в пустоту.
Удар отбросил девушку на Артема. Скаут, как сумел, поддержал ее, но Галка не задержалась на месте. Она тут же дернулась, пытаясь броситься на Доцента. Ничего не вышло, ведь руки у рабов были скованы за спиной наручниками, а к балласту-мотору Доцент пристегнул их еще двумя парами наручников. Теоретически Галка могла достать Доцента ногой, но только теоретически: слишком короткие были «поводки», чтобы встать в полный рост и зарядить с ноги.
Галка все-таки попыталась лягнуть вражину, но тот был уже слишком далеко – у стены со стеллажом, на котором были выставлены банки с какими-то химикатами. Остановился и продолжил бормотать:
– Недавно возрожденцы с кочевниками бились. Не здесь, к Лесу ближе, в Выселках. А потом на Химзавод все ринулись. Зачем, спрашивается? И зачем Швед кочевников повел подвалами? Никто не знает, ушли потом все куда-то. Бумажек с печатями набросали и ушли. «Вектор» искать. Знаете о нем? Знаете, вижу. А не знаете, и не надо! Это секрет. Кто им интересуется, долго не живет. Точно, точно. Вот и Шведа давно не видно. Почему? Да потому, что бумажки с печатями «Вектора»! А подвалы еще тогда провалились, Лес туда корни протянул, но потом одни завалило, а другие как овраги сделались. Вот и начала в провалах кислота бурлить. Не везде, местами, зато сильно. И арты пошли, как грибы после дождя. Всякие были, но я ониксы люблю. Полезные они и стоят дорого…
– Плохо дело, – утирая плечом кровь с разбитой губы, шепнула Артему Галка. – Из «кислотной ямы» трудно выбраться живым. Надо валить этого гада прямо здесь!
Артем оставил ее реплику без комментариев.
– Все связано в природе, свято место пусто не бывает, – продолжил бормотать Доцент. – Там убудет, здесь прибавится. Здесь подставят, там сами подставятся. Думаете, не так? Все так, у всего есть отдача. Бывает, не сразу отдача чувствуется, но это неважно. Вот, например, не пустили тебя егеря, Артемка, к Лесу. Обстреляли да залечь вынудили. Знаю историю, знаю, Мытарь рассказал. А зачем они так сделали? Не подумали, что кочевники вас нагонят? Точно знали, что так получится, потому и обстреляли. Теперь им отдача полагается, вздернут их дружка. Все связано…
Артем насторожился. Последние несколько фраз по интонации не сильно выделялись из потока слов, но по смыслу явно были обращены конкретно к Артему. Егеря умышленно остановили группу Бондарева, чтобы ее нагнали кочевники? А ведь Артем и сам о чем-то подобном думал. Кто, кроме егерей, мог стрелять со стороны Леса, не опасаясь, что зеленый монстр рассердится? Только егеря. Прочитали какие-нибудь заклинания, и огонь! Артем еще в овраге об этом подумал. И Бондареву пытался об этом сказать. Только не сформулировал внятно, поскольку засомневался, откуда у егерей автоматы и почему это Василиса и Сиплый подставили вместе с Бондаревым и скаутом еще и своего товарища, Грома? И вот вдруг Доцент подтвердил версию Артема. Насчет Грома и автоматов так и не прояснилось, но все равно очень странное получилось совпадение.
– Загрызу гада, – прошипела Галка. – Только подойдет еще, капец ему. Чего ты уставился, пацан?
– Я помогу, – серьезно сказал Артем. – Но не здесь. Пусть выведет сначала из поселка. Потерпи.
Галка резким движением головы откинула мешающую прядь волос и взглянула на Артема чуть иначе, с искоркой интереса.
– Ты, значит, Артем? Откуда?
– Из Черновки. Это под Старым Осколом.
– Нифигасе тебя занесло, – Галка недоверчиво усмехнулась.
– Я человека знаю, он вообще из Сибири. – Артем говорил ровно, даже не по годам солидно, но при этом не напрягался и не хохлился, чтобы выглядеть старше своих лет. – Бой был, патроны кончились, потом гранатой нас вырубили. Вот мы и попали к Головану в плен. А он этому… богомолу… продал.
– Почему «богомолу»? – Галка хмыкнула: – Похож, кстати.
– И бормочет все время, как молитвы читает.
– Это да. – Галка снова злобно зыркнула в сторону Доцента. – Пусть молится, гад. Это ему скоро пригодится. Как думаешь его завалить?
– По обстановке. Он ведь на Химзавод собрался. Бывала там?
– Бывала поблизости. На сам завод соваться – себе дороже. Говорю же, там «ямы кислотные», другие аномалии. Очень опасно. Группой еще ничего, а поодиночке не вариант. Еще там постоянно кто-то из старателей бродит. Валят без разговоров.
– Много артов?
– Если бы! Просто дуреют там люди от жадности да от безнаказанности. Там ведь зона, никаких правил, кроме одного – прав, кто победил. Вот и стреляют.
– Значит, там и завалим Доцента. Вместе набросимся и в яму скинем.
– План хороший, но… – Галка скептически скривилась. – Ладно, не буду пока. Может, еще здесь получится его прижать.
Вдруг что-то свистнуло, громко щелкнуло, и у Галки на щеке вспухла длинная красная полоса. Пленники невольно пригнулись, и только в этот миг до них дошло, что старатель ухитрился взмахнуть достаточно длинной плеткой.
– Говорить можно, договариваться нельзя! – Доцент снова взмахнул хлыстом, и теперь удар обжег шею Артему. – Договор рабов – это заговор против хозяина, я точно знаю. Будете говорить, будете получать хлыстом. Собаки преданнее, когда их бьют, послушнее. Вас буду бить, пока не пойдем, и в дороге буду бить. А не разговаривайте без разрешения, наука вам будет, «рабы немы», учили в школе? Нет, конечно, какая школа, вы ведь звереныши. Вы в новое время выросли, во время Леса и его зверенышей. Вы – Маугли, дикари. Вы даже не выжившие, вы заново рожденные…
Доцент сопровождал монолог ударами плетки. Поначалу пленники пытались увернуться или подставить плечи, но потом просто сгруппировались и лишь невольно вздрагивали, когда очередной удар приходился по открытому телу. При этом они почти не издавали звуков. Галка лишь шипела, громко втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Артем тоже держался достойно. Было больно, но рядом была девушка, и он терпел, как мог.
Сколько Доцент собирался хлестать пленников, неизвестно. На деле получилось не слишком долго. Ему помешали громкие звуки, которые ворвались в землянку и сбили Доцента с боевого настроя. Любопытство оказалось сильнее злости. Доцент бросил хлыст в угол и выбрался из землянки, чтобы выяснить, в чем причина внезапного оживления на рынке.
– Вот скотина, – прошептала Галка, морщась. – Хорошо еще, что размахнуться тут негде. И бить не умеет.
– Ты в порядке?
– Я в норме, донт ворри. Сам-то как? В первый раз, да?
– В рабстве? Впервые. Только рассказы слышал. Приятель у северных кочевников месяц батрачил.
– Северные это ничего, это терпимо. – Галка вдруг уткнулась Артему в плечо и потерлась носом.
Получилось забавно и мило. Хотя непонятно, с чего вдруг?
– Нос чешется, сил нет. – Галка усмехнулась. – Прикинь, да. От плетки больно, но терпеть получается, а когда чешется – не могу терпеть.
– Я… понимаю.
Артем растерялся. Минуту назад Галка выглядела такой неприступной, крутой и вдруг проявила нормальные эмоции. Даже, получается, доверила скауту свой маленький секрет. Как это следовало понимать? Просто как сплочение перед лицом общей опасности? Или как взаимную симпатию? Странно, что Артем думал сейчас о таких отвлеченных вещах, а не размышлял над планом побега, но тут уж что лезло в голову, то лезло.