— Чего ты в дверях стоишь? — мягко спросил он. — Иди ко мне.
Я медленно приблизилась и опустилась рядом. Его глаза мерцали в тени ресниц. Я пребывала в странном смятении, оставшись с ним наедине, и от этого слова не могла сказать. А ведь столько вопросов хотела задать и о нем самом, и о его семье. Но мы молчали, глядя друг на друга.
Время опять словно замедлилось. Мое сознание стало туманиться, и я увидела, как все вокруг заплетается вьющимися стеблями какого-то растения, похожего на вьюнок. Это было так странно, но и так красиво, что я оцепенела, наблюдая за движениями стебельков. Они тянулись в разные стороны, на моих глазах на них вырастали нежно-зеленые закругленные листочки, и вот уже появились сиреневые бутоны, которые тут же раскрылись в тонкие и прекрасные цветы. Сладкий медвяный аромат заполнил комнату, стены исчезли, и мы оказались лежащими на лугу, полностью покрытом этими вьюнками. Небо, раскинувшееся над нами, казалось, гаснет, и я поняла, что уже вечер, а солнце садится. Зелень пружинила под моей спиной, придавленные цветы пахли все сильнее.
Краски небосвода менялись. Бирюзово-синие тона переходили в алые, словно синеву подпитывала кровь. Я лежала на спине, раскинув руки. Ощутив, как прохладные пальцы касаются моей ладони, я тихо засмеялась и зажмурилась: мне стало щекотно. И когда раскрыла глаза, увидела на фоне алого неба склоненную ко мне голову Грега. Его лицо приближалось, глаза были прикрыты, но их синева сияла из-под черных ресниц и, казалось, освещала его лицо. И от этого странного и какого-то неземного свечения оно казалось одухотворенным и ангельским. Мне захотелось лишь одного — чтобы эти нежные бледно-розовые губы коснулись меня. И я приподняла лицо навстречу его движению и закрыла глаза. Почувствовав едва уловимое прикосновение прохладных губ, я замерла. Это совсем не походило на поцелуй. Казалось, шелковые лепестки тюльпана скользнули по моим губам. Но даже это мимолетное касание вызвало у меня такое смятение, что я задрожала. Мне невыносимо захотелось коснуться этих нежных губ еще раз. И я обхватила руками шею Грега…
В этот момент раздалось угрожающее шипение, я вздрогнула, резко отстранилась и раскрыла глаза. Я была в комнате. Грег сидел рядом и беспомощно смотрел на меня. На его правой руке виднелись глубокие царапины, на которых выступила кровь. Я машинально отметила, что она темнеет на глазах и становится бордово-коричневой. Возможно, так мне казалось из-за его очень бледной кожи.
Дымок, с прижатыми ушами и поднятой дыбом шерстью, пятился от дивана и шипел так устрашающе, что я даже испугалась.
— Вот негодник! — строго сказала я, когда пришла в себя. — Ты зачем на людей бросаешься?! Я тебе задам!
Дымок глянул на меня безумными глазами, протяжно взвыл и вылетел из гостиной. А я схватила руку Грега и машинально, не думая, поднесла к губам, чтобы подуть на царапины. Но Грег резко выдернул руку и отодвинулся в угол дивана. Его глаза расширились, лицо побледнело настолько, что стало казаться голубовато-серым.
— Прости! — тут же опомнилась я. — Дурацкая привычка еще с детства дуть на ранки, будто это может помочь. Сейчас зеленку принесу!
— Не нужно, — глухо ответил он, достал белоснежный платок и тщательно вытер кровь.
— Зря, лучше обработать рану антисептиком, — авторитетно заявила я, — а то кошачьи царапины самые коварные, могут загноиться. Ты прости, что так получилось, — добавила я. — Даже не знаю, с чего Дымок так взбесился. Обычно он ласковый и позволяет чужим себя гладить.
— Он ревнует тебя ко мне, — улыбнулся Грег.
— Чего?! — расхохоталась я, но покраснела.
— Животные чувствуют все очень тонко, — тихо сказал он. — Да и видят то, что людскому глазу недоступно.
— Не понимаю, о чем ты, — сказала я и отодвинулась.
Грег смотрел с непонятным выражением. Уголки его губ медленно поползли вверх.
— Хочешь сказать, что между нами что-то есть? — с трудом выговорила я, смущаясь все больше.
— А ты разве не чувствуешь? Разве я тебе не нравлюсь?
— Нравишься, — призналась я. — И понравился сразу. Но ты так странно вел себя. Зачем-то встречался с Лизой за моей спиной.
— И тебе было больно, я знаю, — тихо произнес Грег и придвинулся ко мне.
— Вовсе нет, — солгала я и тут же увидела, как он нахмурился. — Просто неприятно, и все! — добавила я после паузы. — Я человек прямой, открытый и не люблю всяких там игр.
— Я это знаю, — улыбнулся он. — Твоя душа чиста, как родник.
При этих словах я смутилась еще больше. Но мне все-таки хотелось услышать хоть какие-то объяснения по поводу Лизы, хотелось, чтобы он сказал, что и я ему нравлюсь, но Грег молчал. Затянувшаяся пауза показалась мне очень неприятной и даже в чем-то обидной. А он вдруг опустился на пол и положил голову мне на колени. Я так растерялась, что в первый миг оцепенела.
— Ты самая лучшая девушка на свете, — прошептал Грег. — Я это знаю, как никто другой.
Я робко коснулась его волос. Они были мягкими и прохладными, словно шелк. Я стала гладить их, перебирать, наслаждаясь ощущением его близости. Душа замирала при звуках его голоса, я боялась верить своим чувствам.
— Нет никого лучше тебя, — шептал он. — Никого!
И моя душа внезапно, словно где-то открылись долго удерживаемые шлюзы, заполнилась до отказа такой невероятной смесью нежности, восторга, страха и счастья, что на глазах выступили невольные слезы. Я украдкой их вытерла.
Грег поднял голову. Никогда не забуду его лицо в тот момент. Его обычная бледность, из-за которой он часто выглядел болезненно, сейчас казалась светящейся фарфоровой белизной. Глаза поражали чистейшим цветом, словно изнутри наполнялись все усиливающимся голубым сиянием. Мраморная кожа делала лицо похожим на ожившую греческую статую прекрасного юноши. Безупречной формы лоб, тонкий нос, правильный овал лица только довершали это сходство. Но обычно бледные губы неожиданно налились сочным красным цветом. И это явно дисгармонировало с общим обликом, словно античной статуе подкрасили губы. Вначале я, не отрываясь, смотрела в его глаза, затем невольно перевела взгляд на алеющие губы. Грег приподнял подбородок, словно тянулся мне навстречу. Его ресницы опустились, глаза закрылись. А яркий рот приоткрылся в ожидании поцелуя. Я нежно взяла в ладони его подбородок и потянулась к губам. Грег тяжело задышал и отклонился от меня. Я не поняла этой странной игры и тихо засмеялась, выпустив его лицо из своих рук. Но его глаза остались закрытыми, а верхняя губа приподнялась, обнажив зубы и придав лицу хищное выражение. Я с удивлением смотрела на него. И тут Грег задрожал, с его губ слетел мучительный стон, веки приподнялись, и я увидела потемневшие глаза. В них сквозило такое страдание, словно Грег испытывал невыносимую боль. Я приподнялась в испуге, а он плавно соскользнул на пол и упал на спину. Я решила, что это глубокий обморок, вскрикнула и бросилась к нему. Усевшись на колени, склонилась и прислушалась к его дыханию. Если оно и было, то настолько слабое, что я его не уловила. Ужас затмил мой разум, и я мгновенно стала погружаться в темноту. И вдруг ясно увидела, как комната превращается в подобие раскрытого огромного гроба, внутри которого находимся мы с Грегом. И этот гроб стремительно падает в черную бездонную пропасть.
— Грег, милый! — закричала я и вцепилась в его плечи. — Очнись!
Он судорожно вздохнул, его ресницы задрожали, глаза раскрылись. И страшный гроб тут же развалился, его стенки полетели в пропасть, а мы оказались на полу комнаты. Грег смотрел мне в глаза. Я вытерла слезы и нежно погладила его по холодной щеке.
— Как ты меня напугал! — прошептала я. — У тебя, видимо, был обморок. Это из-за болезни желудка? — предположила я. — Хочешь, я поговорю с мамой, она у меня медработник, знает очень хороших врачей.
— Спасибо, Лада, — тихо ответил он и медленно встал. — Мне очень неудобно, что так получилось. Просто закружилась голова. Давление очень низкое, видимо, от этого. Прости меня!
— Тебе не за что просить прощения! — мягко сказала я и помогла ему сесть на диван.
И устроилась рядом.
— Мне лучше уйти, — после паузы сказал Грег. — Я неважно себя чувствую и не смею больше тебя беспокоить.
Но он даже не шевельнулся. Я машинально гладила длинные прохладные пальцы, безвольно лежавшие на его коленях. Грег выглядел утомленным и грустным. Он не поднимал глаз. Жалость и нежность затопили мое сердце. Хотелось обнять его, прижать к себе, утешить, чем-то помочь.
«Надо спросить у мамы по поводу заболеваний желудка, — подумала я. — Наверняка он испытывает сильные боли. Бедный мой! Он сейчас кажется таким слабым, таким беззащитным!»
— Хочешь, я все-таки поговорю с мамой? — вновь предложила я.
— Нет, не надо, — отказался он. — У меня свой врач. Но спасибо тебе за заботу, Ладушка! Ты такая добрая!