— Извини, не получится.
Многозначительное молчание, потом:
— Ты не приедешь?
— Не могу. У меня свидание, — ответила я, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе не прозвучало самодовольство.
Еще раз молчание. А потом Пам захихикала.
— Вот это в масть! — резко переключилась она на родное американское произношение. — С каким удовольствием я ему это передам!
Ее реакция несколько меня встревожила.
— Ну, Пам, — начала я, думая, не стоит ли сдать назад, — послушай…
— Нет-нет, — прервала она меня, громко смеясь, что было никак не в стиле Пам.
— Ты ему передай, что я сказала спасибо за оттиски календаря, — сказала я.
Эрик, постоянно старающийся еще увеличить прибыльность «Веселья», придумал вампирский календарь для продажи в лавчонке сувениров. Сам он стал мистером Январем — позировал у кровати и с длинной белой меховой мантией. Нет, не в мантии, нет-нет. Эрика и кровать окружал светло-серый фон с огромными блестящими снежинками. Одной ногой вамп стоял на полу, колено другой опиралось на смятую постель, и смотрел он прямо в камеру горящим взором (кое-чему он мог бы Клода научить). Светлые волосы Эрика спадали на плечи спутанной гривой, правая рука сжимала сброшенную на кровать мантию, и белый мех был достаточно высоко, чтобы закрыть то, что надо было закрыть. Эрик стоял вполоборота, так что слегка видна была линия потрясающих ягодиц. К югу от пупка уходила дорожка белокурых волос потемнее. И она будто во всю глотку орала: «Скрытое ношение оружия!»
Мне дано было знать, что у Эрика не тупоносый короткоствольник, а скорее «Магнум» — триста пятьдесят семь.
Почему-то я все время поглядывала на январскую страницу календаря.
— Хорошо, я ему передам, — сказала Пам. — Эрик говорил, что многим бы не понравилось, окажись я на календаре для женщин… так что он меня поместил на календарь для мужчин. Послать тебе копию моей фотографии?
— Ты меня удивила, — созналась я. — Нет, серьезно. В смысле, что ты согласилась позировать.
Мне трудно было представить себе ее участие в проекте, потакающем людским вкусам.
— Эрик мне сказал позировать — я и позировала, — ответила она по-деловому.
Хотя у Эрика была существенная власть над Пам — он был ее творцом, — я понятия не имела, что Эрик может попросить Пам сделать что-нибудь, что она делать не готова. Либо он ее хорошо знал (как оно, несомненно, и было), либо Пам готова была делать решительно все.
— Я на фотографии с кнутом, — сказала Пам. — Фотограф говорил, что это даст миллион на продажах.
В сексуальных вкусах Пам держалась широкого диапазона.
В течение долгой секунды рассмотрев возникший передо мной ментальный образ, я сказала:
— Наверняка даст, Пам. Но знаешь, я пропущу.
— Мы все получим процент — все, кто согласился позировать.
— Но у Эрика процент будет больше, чем у всех прочих.
— Так он же шериф, — разумно заметила Пам.
— Да, правда. Ладно, пока.
Я собралась повесить трубку.
— Эй, постой, что мне Эрику сказать?
— Скажи правду.
— Ты же знаешь, что он разозлится.
Но в голосе Пам совсем не было страха. Наоборот, ликование слышалось.
— Это его проблемы, — ответила я — быть может, несколько ребячески, и на этот раз положила трубку. Вообще-то разозленный Эрик наверняка окажется моей проблемой.
Было у меня неприятное чувство, что я, отказав сейчас Эрику, сделала серьезный шаг. И понятия не имела, что дальше произойдет. Когда я впервые познакомилась с шерифом Зоны Пять, я встречалась с Биллом. Эрик хотел воспользоваться моими необычными способностями, и через мою голову терзал Билла, чтобы вынудить мое согласие.
Когда я с Биллом порвала, Эрик лишился средств принуждения, пока мне не понадобилось от него одолжение, а потом я дала Эрику в руки самое мощное против меня оружие — знание, что это я застрелила Дебби Пелт. Неважно, что это он спрятал ее тело и ее машину, и сам не мог вспомнить, где, — такого обвинения хватит, чтобы загубить весь остаток моей жизни, даже если доказать ничего не удастся. Даже если я смогу заставить себя все отрицать.
Весь этот вечер я, выполняя в баре свою работу, все думала, выдаст ли Эрик на самом деле мою тайну. Если Эрик расскажет полиции, что я сделала, он же должен будет и свою роль в этом признать? Разве не так?
Детектив Энди Бельфлер подстерег меня, когда я шла к стойке. Энди и его сестру Порцию я знала с детства. Они были на пару лет меня старше, но учились мы одних и тех же школах, росли в одном и том же маленьком городке. Как и меня, их в основном растила бабушка. В наших с детективом отношениях имелись свои сложности. Последние несколько месяцев Энди встречался с молоденькой учительницей Халли Робинсон.
Сейчас он хотел поделиться со мной тайной и попросить об услуге.
— Послушай, сегодня она закажет цыпленка в корзинке, — сказал он без предисловий. Я посмотрела на их столик, проверяя, что Халли сидит спиной ко мне. Так и было. — Когда принесешь еду, сделай так, чтобы там лежало вот это, прикрытое.
Он сунул мне в руку маленькую бархатную коробочку. Под ней лежала десятка.
— Без проблем, Энди, — сказала я, улыбаясь.
— Спасибо, Сьюки, — ответил он и улыбнулся в ответ — простая, беспонтовая и испуганная улыбка.
Энди угадал в самую точку. Когда я подошла к их столику, Халли заказала курятину в корзинке.
— Добавь еще картошки, — сказала я новой поварихе, передавая заказ. Я хотела камуфляжа побольше. Повариха отвернулась от плиты и глянула на меня сердито. У нас поваров целый ассортимент — всех возрастов, цветов, полов и сексуальных предпочтений. Однажды даже вампир у нас работал. Сейчас наша повариха — чернокожая средних лет по имени Кэлли Коллинз. Женщина тяжелая, настолько тяжелая, что мне даже непонятно, как она выдерживает столько часов на ногах в жаркой кухне.
— Добавить картошки? — спросила Кэлли, будто впервые к ней обратились с подобной просьбой. — Ну-ну. Дополнительную порцию картошки дают тем, кто за нее платит, а не друзьям официанток.
Может, Кэлли такая колючая потому, что помнит еще старые недобрые времена, когда у черных и белых были разные школы, разные залы ожидания и разные питьевые фонтанчики. Я такого уже не помню, но не хочу делать на это скидку каждый раз, когда приходится говорить с Кэлли.
— Они оплатят дополнительную картошку, — соврала я, не желая пускаться в объяснения через служебное окошко, когда каждый может подслушать, и вместо того вложила в кассу доллар из своих чаевых. При всех наших неладах я желала Энди и его училке счастья. Женщина, согласная войти в дом Каролины Бельфлер даже не невесткой, а женой ее внука, заслуживает романтической минутки.
Когда Кэлли позвала меня за готовым блюдом, я подбежала рысью. Сунуть коробочку под картошку было трудней, чем я думала, и пришлось ломтики осторожно переложить. А Энди сообразил, что бархат станет жирный и соленый? Ладно, это же не мой романтический жест, а его.
С радостным ожиданием несла я поднос к их столу. Энди даже пришлось одернуть меня (суровым взглядом), чтобы я сделала более безразличную физиономию, когда подавала блюда. Перед ним уже стояло пиво, а перед Халли — бокал белого вина. Она почти не пила, как и полагается учительнице младших классов. Поставив еду на стол, я сразу повернулась и ушла, забыв даже спросить, как положено хорошей официантке, не нужно ли еще чего-нибудь.
После этого уже не в моих силах было оставаться безразличной. Хоть я и старалась, чтобы это не было заметно, я наблюдала за ними так пристально, как только могла. Энди сидел как на иголках, и я слышала его мозг, который просто кипел. Он действительно не знал, будет ли предложение принято, и мысленно перебирал весь список вещей, которые могли ей не понравиться: и то, что Энди почти на десять лет старше, и его опасная профессия…
Я заметила момент, когда она увидела коробочку. Может, с моей стороны нехорошо было ментально их подслушивать в такую интимную минуту, но, правду вам сказать, я тогда даже об этом не подумала. Хотя обычно я держу себя в руках, все же есть у меня привычка подключаться к людским головам, если что-нибудь интересное замечу. Еще я привыкла считать эту свою способность минусом, а не плюсом, так что если из нее можно извлечь что-нибудь приятное, то имею право.
Я стояла к ним спиной, убирая с очередного стола, что вообще-то надо было оставить уборщику. И потому стояла достаточно близко, чтобы услышать.
Она на долгую секунду застыла.
— У меня тут какая-то коробочка на тарелке, — сказала она наконец тихо — подумала, что если поднять шум, Сэм будет недоволен.
— Я знаю, — ответил он. — Это от меня.
Вот тут она поняла, и мысли у нее в мозгу понеслись галопом, спотыкаясь и мешая друг другу в своем энтузиазме.
— Ох, Энди! — прошептала она — наверное, открыла коробочку. Я с трудом смогла не повернуться и не посмотреть вместе с Халли, что там такое.
— Тебе нравится?
— Да, красивое.
— Ты станешь его носить?
Молчание. Очень уж у нее все в голове перепуталось. Половина орала «уррра!», другая половина тревожилась.
— Да, с одной оговоркой, — сказала она медленно. Я ощутила, как он опешил. Любой реакции Энди ожидал, но не такой.