К тому же, насчёт остальных это домыслы, и там наверняка всё не настолько страшно, это я просто с перепугу себе всякого понапридумывала. Вот поставить меня на их место, как бы я реагировала?
С фантазией у меня всегда было неплохо, и я легко представила, что сижу я вся такая серьёзная в чисто женском коллективе, и тут вдруг появляется этакий эффектный мускулистый красавчик, разгуливающий с голым торсом. Пожалуй, бросаться бы я на него, конечно, не стала, но внимание моё он бы здорово отвлекал, а в какой-то момент своим присутствием начал бы раздражать.
Эта мысль меня несколько успокоила, хотя и насторожил тот факт, что у вымышленного персонажа присутствовали вполне узнаваемые черты капитана.
Так вот, о капитане. Если остальных я могла просто отвлекать и нервировать, то с ним всё было совершенно однозначно. Его я не просто отвлекала, его…
Чёрт, мужику можно только посочувствовать. И восхититься его выдержкой; я бы точно на его месте не сдержалась! Ну да я в принципе несдержанная, а у него, может, не настолько концентрированные эмоции.
Вот кого я сейчас-то пытаюсь обмануть? Были бы не концентрированные, не полез бы он ко мне целоваться. И в другие места тоже не полез бы. За грудь бы не хватал, например; а жаль…
Чёрт, у меня галлюцинации, или я и без воздействия Инга начинаю отвечать ему взаимностью?
Рассердиться на капитана за вмешательство в мои чувства никак не получалось. Наверное, потому, что он сумел вовремя остановиться.
Не то чтобы я так уж тряслась над своей девичьей честью, и не лишилась я её до сих пор исключительно по причине недостатка свободного времени на всяческие романы, чем действительно из твёрдых убеждений. Но я бы предпочла, как любая нормальная девушка, первый раз всё-таки с любимым человеком. Чёрный гоблин с ним, что первая любовь обычно недолговечна и ничем хорошим не заканчивается; но это, наверное, вопросы воспитания.
Хотя вот сейчас я здорово сомневалась, что даже в противном случае я бы на него сильно обиделась. Во-первых, потому что понимала: сама отчасти виновата в такой реакции мужчины, нечего было полуголой попой перед ним вертеть. Во-вторых… да у меня сейчас при воспоминании об этом поцелуе без всякого Инга гормоны шалить начинают! Может, я просто в девках засиделась, а? А тут организм резко проснулся, и капитан просто подвернулся под руку?
Тьфу!
Нашла о чём думать, а? Там за меня родители волнуются, меня легко могут в ближайшем будущем прибить, а я думаю о том, что у меня губы горят и пальцы до сих пор ощущают горячую гладкую кожу мужчины!
Нет, Варвара, ты — дура, — снова решила я и, покидав свои пожитки в сумку, пошла убивать время и воображаемых монстров.
Инг
Определённые тревожные предчувствия у меня были с самого начала этого дела. Наверное, если бы они были более оформленными, конкретными и неприятными, я бы даже высказал их Совету, и ко мне бы даже прислушались. Всё-таки, Зеркала Чести ошибаются очень редко, и старейшины об этом знают.
Но предчувствия были именно тревожными, а не жуткими, и я предпочёл промолчать. В конце концов, сложно ожидать, что всё пройдёт идеально, когда имеешь дело с такими людьми. Генерал Зуев, начальник контрразведки Земной Федерации, был человеком сложным, непредсказуемым и очень опасным; иметь такого среди врагов я бы не пожелал никому.
Изучив всю информацию, которую удалось на него собрать, я всё-таки пришёл к выводу, что Совет прав, и выбрал он единственно возможный рычаг давления на землянина. В случае успешного завершения всей операции, он бы даже, наверное, не стал мстить. В конце концов, от него никто не собирался требовать шагов, вредящих лично ему или его обожаемой Земле. Просто нужен был… гарант лояльности. Если всё пройдёт гладко, и дочка Зуева со всеми почестями живой и здоровой вернётся домой, он по всем прогнозам (и моему чутью) должен был оставить это дело в прошлом. Запомнить, при случае вытащить на поверхность, но — мстить равнозначно и лично, без привлечения сторонних людей.
Вот если дочка эта погибнет, тогда реакцию её отца не брался предсказать никто, но что она нам не понравится — соглашались все. Опасно, очень опасно злить земную контрразведку!
Собственно, потому за ней и отправили меня, что девочку надо было доставить живой, здоровой, желательно — спокойной и довольной жизнью.
Что касается самой будущей Заложницы Чести, особых проблем с ней я не предвидел. Судя по всем характеристикам, которые на неё собрали, девочка была неглупая, хотя и избалованная до крайности. Первое было ясно из её отметок, второе — из количества жалоб на поведение. Впрочем, ни то, ни другое совершенно не удивляло: у Зуева все дети не страдали недостатком ума, а единственная поздняя дочка в семье, где есть трое старших сыновей, причём все мужчины в семье — военные, просто не может не быть баловницей и отрадой всей семьи. Так что я морально готовился к истерикам, мелким диверсиям и всяческим неприятностям.
Всё пошло не так с самого начала. Во-первых, Варвара Зуева оказалась не похожа на свою голографию: вместо очаровательного балованного ангелочка (голубые глаза, светлая коса до пояса) передо мной оказалась… цхангки в брачный период, да ещё почему-то в рваной одежде. Правда, черты лица были те же, но рассмотрел я их не сразу.
Во-вторых, эта девочка повела себя совсем не так, как можно было от неё ожидать. Для меня, да и для остальных ребят, оказалось настоящим шоком, что она не просто не запаниковала, не попыталась спрятаться за своего спутника, а поступила… в соответствии с Законом Чести, как должен был поступить на её месте взрослый мужчина. Она с недвусмысленно загородила собой щуплого юношу, сидевшего рядом с ней на скамейке, явно готовая его защищать, и того это — к нашему общему удивлению, — совершенно не смутило. Более того, ради его спасения она воспользовалась Правом Чести! О существовании которого за пределами Доры вообще очень мало кто знал, и к которому в подобной ситуации прибег бы даже не каждый дориец.
Более того, по её виду, действиям и поведению было совершенно ясно, что она полностью отдаёт себе отчёт в том, что делает, прекрасно осознаёт все последствия и риски подобного решения, а не просто повторяет когда-то где-то подслушанную или вычитанную фразу.
Я с удивлением понял, что предусмотренные меры безопасности потеряли всякую актуальность, зато… появились некоторые другие проблемы. В частности, внешний вид девчонки и её категорический отказ переодеваться. Я заранее сочувствовал своей команде: почти полгода в космосе, вдали от жён, а тут постоянно мозолит глаза весьма условно одетая молодая да аппетитная землянка. Но пару недель они точно потерпят, а там мы уже прилетим, и они смогут отдохнуть.
Потом была сцена в пищеблоке. Правда, тогда я ещё не знал, к каким последствиям всё это приведёт, а то бы собственноручно убил Джинкара за его выкрутасы. А так просто понял, что с этим человеком мне не по пути.
Не потому, что он издевался над более слабым противником, не ожидая от него протеста; хотя это тоже было недостойно, и Чести в этом поведении не было. А потому, что бездумно повторял чужие слова, в которых не было правды, и серьёзно недооценивал противника. Очень серьёзно.
Я не слишком люблю землян; на мой взгляд они слишком распущенные (один наряд дочки Зуева чего стоит), часто слишком самоуверенные, да и имперские замашки у них порой присутствуют, и происхождением своим некоторые кичатся. Но… называть их трусами? Слабаками? Собирательно, всех? Называть слабаком и трусом генерала Зуева, которого всерьёз опасались старейшины? Да ещё вот так, в присутствии его дочери, уже доказавшей, что она может быть кем угодно, но никак не трусихой: трус никогда не вступится за того, кто рядом, а будет спасать свою жизнь.
Это было очень глупо. Я в любом случае одёрнул бы его; может быть, не так грубо, и уж точно не оставил бы его по окончании испытательного срока. Но опять вмешалась Вравара.
Её вспышка не оказалась неожиданной. Я был совершенно уверен, что в ней кипит обида, и она просто не отдаёт себе отчёта в том, что говорит, да и про Поединок не воспринял всерьёз. Сложно, очень сложно ожидать, что девочка-землянка согласится умереть ради Чести, да ещё вот так, вызвав опытного бойца на Поединок. Вмешаться я имел полное право: в словах Джинкара не было Чести, как не было Чести в убийстве в Поединке заведомо более слабого, к тому же — когда этот слабый на этот самый Поединок спровоцирован.
К чему я был не готов, так это к подлинным эмоциям девочки. Не обида, нет; ярость. Взрослая, взвешенная, справедливая ярость, которой на подобные замечания в свой адрес мог и должен был отреагировать любой из воинов в этой комнате. Причём эта эмоция была настолько чистой и сильной, что справиться с ней оказалось невероятно сложно. Она почти передалась мне, пробежала живым пламенем по венам, застучала в висках.
О том, к чему всё это привело, я узнал только на следующий день. Оказалось, моё восприятие самопроизвольно настроилось на девочку с радужными волосами. Такое иногда бывает с Зеркалами, ближайшим аналогом которых в реалиях землян являются эмпаты: чужие яркие и сильные эмоции привлекают нас, как пламя привлекает насекомых. Это было обычно, привычно, нормально, если бы не одно «но». Всё происходило в ограниченном пространстве маленького корабля, где не было ничего, способного заглушить эти ощущения.
Эмоции… они в этом аспекте подобны голосам. На фоне десятка знакомых тихих мужских голосов звонкий и чистый непривычный голос землянки выделялся, привлекал внимание, заставлял прислушиваться. Если бы голосов было существенно больше, если бы был кто-то, хоть немного похожий; хотя бы даже пара любых женщин, было бы куда проще.
А так я чувствовал, что тону. Вязну, запутываюсь, не могу сосредоточиться больше ни на чём, постоянно прислушиваюсь. Я ощущал каждый её сон, каждую перемену настроения, и это было мучительно. Вот только помочь мне не мог никто — ни она, ни команда. Я считал секунды до прибытия домой, а они тянулись издевательски медленно.
Потом стало ещё хуже. Я зашёл к ней в каюту, не подозревая подвоха: эмоциональный фон в этот момент был светлый и лёгкий, и я никак не мог ожидать того, что увидел внутри. Радуга волос свободно стекала по её плечу на пол, а сама Варвара легко и уверенно отжималась, что-то бормоча себе под нос. Но проблема была не в этом. Проблема была в том, что она была почти обнажена, и я видел, как под тонкой блестящей от пота кожей красиво перекатываются при каждом движении мышцы. Потом она невозмутимо выпрямилась и встала передо мной, совершенно не стесняясь и, более того, не понимая, как она выглядит в моих глазах. А выглядела она… восхитительно. Такая невероятно возбуждающая — и делающая это мимоходом, с наивностью ребёнка, совершенно не осознавая, что именно она со мной делает. В ней была та самая изначальная, безудержно-живая и сильная красота, которую дорийцы ищут в своих женщинах.
Девятнадцать лет. Ещё совсем девочка, только-только вступившая в пору взрослости, я и называл её до сих пор про себя «девочкой». Бесчестье мне и моему роду! Знал бы я, как эта девочка хороша, и как она на меня подействует, на световой год бы к ней не приблизился! Да, я давно не был с женщиной, но это совсем ничего не объясняло. Никогда прежде я ничего подобного не чувствовал, а здесь… словно сама жизнь испытывала меня на прочность.
Вот с того-то момента я и узнал, как выглядит Преисподняя. Мало мне было эмоций и образов, преследовавших наяву, но и сон не нёс отдохновения: каждый раз я видел там её. Это было наваждение, навязчивая идея, болезнь, — что угодно, но не нормальная реакция. Замкнутое пространство собственного корабля стало для меня самой надёжной ловушкой, и сбежать отсюда было некуда, меня ждали две недели сплошного кошмара.