Дело, как я уже сказал, закончилось ночевкой на галечном пляже. Дежурных-дозорных мы по неопытности не выставляли, поэтому утром недосчитались четыре кошелька и два паспорта.
Многолетняя привычка Романова быть лидером въелась в его мозг намертво. Порой это раздражало, но все как-то сглаживалось его веселым нравом и способностью находить выход практически из любых ситуаций и главное – умением принимать решение. Сейчас же я видел, что Коля не видит всей серьезности проблемы. Он часто терял связь с реальностью, но одно дело – попасть по глупости на дополнительные расходы, и совсем другая ситуация сложилась у нас сейчас. Мы черт его знает где, без еды, воды и теплой одежды. Как вернуться домой – никто не знает. Как выбраться из леса – неизвестно. И это помимо того, что я ему уже наговорил в своем скепсисе. Романов принимал происходящее как обычно: приключение. Я же видел, что он совсем не понимает: ставки тут совершенно иные.
Окажись мы вдруг в центре Могадишо в самый разгар какой-нибудь перестрелки, Коленька в момент бы сообразил, что дело дрянь, и надо выкарабкиваться. И ведь вполне мог бы найти выход. А вот ощущение ночи у костра в турпоходе чувство опасности и адекватное восприятие реальности в нем не пробудило.
– Ты меч-то хоть раз в жизни видел? А? Кроме как на компьютере фехтовал? А злому колдунству у бабы Глаши учился? Привороты-проклятия на семи черных кошках?
Но Романова так просто было не пронять.
– Олежка, все будет оки, не переживай. Сигарет еще пачка, деньги есть. Не пропадем.
Я устало откинулся на траву. Наши деньги тут, думаю, сгодятся только на растопку, пятнадцать сигарет еще пару суток могли радовать моего приятеля, но не меня, никогда не курившего. Еще до заката я настоял на полноценном аудите имеющихся у нас вещей. Зачем-то внес список в заметки в айфоне: у каждого из нас по футболке цвета «электрик» из микрофибры. Одинаковых, только у меня над номером «12» было напечатано «мурз», а у Коленьки – «романоff». На каждом джинсы, носки, трусы. У Романова плавки, у меня боксеры. У меня кроссовки, у него легкие мокасины – по лесу не разбегаться. Одна зажигалка и початая пачка сигарет. Два айфона, два айпада. У каждого небольшая сумка через плечо. По смене белья. Паспорта, кошельки. У меня в нем права, документы на машину, две кредитки и семь тысяч рублей ровно. Романов предсказуемо оказался богаче: кредиток было шесть, а денег почти тридцать тысяч. Ключи от дома у меня. Зубные щетки и два тюбика пасты. Две пачки «дирола» и упаковка презервативов у Коли.
Все.
Между тем желудок все более ощутимо подсасывало, и я уныло жевал тот самый «дирол», пытаясь обмануть чувство голода. Романов же, казалось, и не замечал его, он вскочил и начал ходить вокруг костра, строя планы покорения незнакомого мира.
– Слушай, Мурз, а ты сразу понял, что мы в другом мире?
Я угрюмо кивнул, но поняв, что в темноте приятель моих жестов не видит, сказал «угу».
– По луне? Это ты молодец, наблюдательный. Это нам пригодится. Ты вообще у нас рассудительный. Так что будешь меня притормаживать, если что, – милостиво соизволил Романов.
– Я уже пытаюсь, – буркнул я. – У тебя вот планы обширные, а меня завтра жена дома ждет. И работа.
При упоминании о супруге Коленька остановился и притих. Об этой стороне нашего приключения он как-то не подумал. Все же на то, чтобы вернуться, мой товарищ по попадалову явно рассчитывал, а вот что будет делать его Катерина – роскошная брюнетка двадцати пяти лет – в отсутствие мужа… Экстраполируя собственное поведение и верность на свою вторую половинку, ничего хорошего Романов не ожидал. Да и с бизнесом тоже вопрос: не каждая купи-продай контора выдержит, когда ее хозяин, он же генеральный директор, вдруг возьмет и исчезнет.
– Нормально все будет, – уже не так уверено сказал Николай, но было видно, что он занервничал.
Я подумал о своей Насте, которая сейчас, наверное, уже с ума сходит. Детей у нас пока не было, но жили мы, как говорится, в любви и согласии. Никакие перспективы по завоеванию почета и славы в чужом мире не стоили ее слез и нервов.
– Давай спать, – устало предложил я.
Романов ничего не ответил, но сел напротив и уставился на догорающие ветви. Я потянулся за новой порцией дров, но не достал, поэтому пришлось приподняться. Неуклюже, чуть ли не на четвереньках, перекатился к месту, куда еще при свете солнца свалил наломанный валежник. И тут ситуация в нашем импровизированном лагере круто переменилась.
Хотя я никогда не служил в армии, ограничившись сборами на военной кафедре университета, не сидел в засадах, прислушиваясь к шорохам в темноте, но услышать в ночном девственном лесу топот копыт целого десятка лошадей, несущих всадников, вроде как должен был. Удивительно, но появление всей этой своры оказалось для меня неприятной неожиданностью. Для Романова тоже.
Они возникли из темноты из-за Колиной спины, и враз стало шумно. Чья-то лошадь – самая натуральная, не гигантская ящерица, не ездовой тигр – всхрапнула, люди загомонили на незнакомом языке. Коленька обернулся и начал вставать.
Не было никакого свиста рассекаемого воздуха.
Просто глухой удар.
И голова Романова медленно, как на рапидной съемке, свалилась с шеи и упала в костер.
В ночь взметнулись искры.
Кто-то повелительно крикнул, и один из всадников что-то бросил в огонь. Пламя вмиг раздулось, осветив все вокруг. Я увидел тело своего приятеля и ровный срез чуть выше плеч, из которого текла кровь. Много крови. Мне казалось, что его руки еще дергаются. «Часы, – подумалось вдруг, – я не учел свои и Коленькины часы, когда писал, что у нас есть».
У него были какие-то дорогущие швейцарские ходики в золотом корпусе, у меня «банальный» «тиссо».
Яркий свет выхватил и лица убийц. Обычные люди, чешуи или вертикальных зрачков не видно. С мечами. Вот тебе и мир, мать его, меча. И, может быть, и магии. Сбылась мечта Романова, только ему уже параллельно до всех параллельных миров.
Раздувшийся костер полыхал, освещая пространство вокруг метров на тридцать. И одного незадачливого попаданца, замершего у кучи хвороста. То, что я отполз за дровами, спасло меня от моментальной смерти – эти уроды просто не видели, что нас двое. Теперь же я был как на ладони.
Главного не узнать было невозможно – одет явно богаче остальных. Он посмотрел на меня. Наши взгляды встретились, и безразлично-брезгливое выражение его морды отпечаталось в моей памяти.
В принципе, он был даже красив – девкам такие нравятся. Треугольное лицо с четкими, но не резкими скулами, прямой нос и тонкие губы, обрамленные аккуратной эспаньолкой. Выразительные глаза, цвет которых я в отсветах пламени не разглядел, смотрели на меня равнодушно. В этих глазах был ответ на вопрос: жить мне или умереть.
Он что-то крикнул, указав на меня рукой в тонкой перчатке. Остальные девять тронули коней в мою сторону.
«Назгулы хреновы», – подумал я и рванул прочь из круга света. Словно сжалившись надо мной, костер вдруг сжался сначала до размера яркой свечи, а потом неожиданно погас, оставив только красные угли, среди которых выделялось что-то круглое. Через секунду я понял, что именно лежало среди прогоревших веток, и осознание этого полоснуло по нервам убойной дозой адреналина.
Я побежал.
Позади послышалась явная ругань, хотя я и не понимал слов. Куда хуже был стук копыт.
Я летел сквозь ночной лес, шестым чувством избегая стволов деревьев и выступающих из земли корней. Продрался сквозь какие-то кусты, скатился с холма, вскочил и, не обращая внимания на ушибы и царапины, понесся дальше. Глаза привыкли к тусклому свету огромной луны, но теперь их качественно застлала паника. Я не думал о том, чтобы равномерно распределить силы, держать дыхание или работать руками в такт шагам. Я просто несся, выкладываясь до последнего, а чужие голоса и лошадиное ржание гнали меня все быстрее без какой-либо стайерской тактики. На кону была отнюдь не олимпийская медаль – жизнь.
И когда я свалился в какой-то овраг, то даже не подумал о том, что могу сломать ногу, а то и спину. Нет, просто вскочил и рванул дальше, тут же оказавшись по пояс в холодной воде. Она чуть-чуть привела мысли в порядок, но единственное, на что хватило этого проблеска разума – не пытаться бежать по волнам, а перейти на мощный кроль. Будь я спокоен, то, скорее всего, поплыл бы вниз по быстрому течению этой небольшой речки. Но ужас, сковавший мои мысли, неотступно гнал вперед. Наверное, это и спасло меня во второй уже раз.
Крутой склон противоположного берега покорился мне за несколько секунд. Легкие горели огнем, резь в боку была невозможной. Сердце кристалликом кварца в часах билось в груди, а голову будто надули насосом как камеру футбольного мяча. Тело требовало хоть несколько секунд отдыха, и мозг, до того гнавший свой организм вперед, не разбирая дороги, сдался. О нет, не было никакой апатии, мне было отнюдь не все равно, что со мной сейчас будет, несмотря на дичайшую усталость. Я был готов продолжить эти соревнования в любой момент и бежать, пока мышцы способны сокращаться. Пока же позволил себе рухнуть за поваленную осинку и затаиться в траве, стараясь сдержать хрип, с которым вгонял в грудь воздух.
Стрела, расщепившая деревце вдоль волокон совсем рядом с моей головой, очень поспособствовала умению дышать глубоко и тихо.
Я замер, приготовившись к новому рывку. Способность более-менее ясно соображать ко мне уже вернулась, поэтому гнать своих идиоматических коней впереди коней настоящих, на которых скакали мои преследователи, я не спешил. Овраг, внизу которого текла речка, для всадников был преградой непреодолимой. Чтобы кто-то спешился и начал спускаться вниз, слышно пока не было. На том берегу затеяли какой-то спор. Слов я, к сожалению, не понимал, о попытке же посмотреть сквозь высокую траву и кусты, что там происходит, не решался даже подумать. Хватило и одной стрелы, наконечник которой торчал возле моего уха.
Хурал совещался недолго, и минуты через три я услышал приглушенный топот копыт. Всадники уходили вдоль края оврага вниз по течению. Туда, куда логичнее всего было бы бежать и плыть мне. Однако у кого-то сомнения в правильности самого очевидного пути оставались, и над моим лежбищем промелькнула еще одна стрела. То ли мне почудилось, то ли я на самом деле почувствовал на своем лице дуновение воздуха, спугнутого ее оперением. И снова секунды в неподвижности, в липком страхе.
«Лежи, – убеждал я себя, хотя вот так вот лежать и ничего не делать, было очень страшно. – Лошадь ты все равно не обгонишь, главное – не выдать себя. С потрохами и кроссовками».
Выжидал я, наверное, минут пятнадцать, напряженно вслушиваясь в шорохи незнакомого леса. Каждая секунда отдавалась в нервах, словно неведомый гитарист дергал их как витые струны, и они – нервы – звучали неправильным аккордом. Дольше оставаться на месте не хотелось: не найдя меня ниже по течению, преследователи могли вернуться к тому месту, где один из них – самый подозрительный – пустил стрелу в, казалось бы, самые безобидные кусты. На какое-то мгновение у меня мелькнула шальная мысль вернуться к нашему с Романовым лагерю, но, подумав, решил, что риск слишком велик. Быстро шагая среди деревьев, я пробормотал сам себе, мол, айпад – это не то, без чего я сейчас не смогу обойтись. Без чистых трусов тоже жить можно. А вот без головы никак.