Квартет вновь завел музыку. Возобновились разговоры. Раненого повели куда-то вглубь кантины. Маленький помощник Вухера, Накхан, больше известный как продавец быстрой еды на рынке, унес руку. Старый джедай поднял своего юного спутника и ушел вместе с вуки к столу, за которым их ждал темноволосый кореллианин со шрамом на подбородке. Тревагг осознал, что в него вцепилась напуганная Ночная лилия, и все инстинкты разом взревели, что сейчас самое время начать победное наступление. К сожалению, самое время было и послушать, дотянуться до четверки всеми чувствами, обостренной сосредоточенностью охотника вычленить каждое сказанное слово.
– Тебе нужно что-нибудь для успокоения, цветок мой, – объявил готал, высвобождаясь из объятий дрожащий девушки, и, не дожидаясь ответа, пошел к стойке.
Поверх задорного ритма музыки и гула толпы он прислушивался к разговору. Задержавшись у бара, выхватил из общего фона обрывок: «…в систему Алдераана…» и почувствовал, как в венах его вскипает адреналин. Сейчас или никогда. Какое-то время спустя он расслышал слова старика: «…две тысячи вперед и еще пятнадцать, когда доберемся до Алдераана». Треваггг вздохнул с облегчением. Значит, есть еще время, пока они не получат наличные. Вероятно, будут продавать флаер, о котором упоминал юнец, или дроидов, или все вместе. Оставался вопрос с Балу.
Темноволосый кореллианин и вуки на убийство не нанимались, это ясно. Тревагг предположил, что они контрабандисты. Шиставанен увлекся яростной перепалкой с лампроидом, чье ментальное излучение заставило Тревагга отшатнуться и держаться подальше. От курильщика исходил такой холод, виделась такая беспросветная черная пропасть, что Фелтиперн не решился подойти к нему близко. Оставался родианец…
– Док девяносто четыре, завтра раненько утром, – произнес кореллианин.
А старик повторил:
– Девяносто четыре.
Тревагг вернулся к столу с напитками для себя и Ночной лилии; своей спутнице он принес двойной с «пилюлей любви», которую предусмотрительно сунул в карман перед выходом из кабинета. Вухер содрал бы три шкуры за эту таблетку. И теперь у него будет время, много времени.
Богатство, думал готал. И красавица у него в объятиях, негромко воркующая о любви. Возможно, он даже купит ей билет в первый класс. В конце концов, это меньшее, что он может сделать для малышки.
Он не удивился и даже не слишком расстроился, когда явились штурмовики. Он даже ощутил желание отчитать их, оглядывающих все закутки, потому что, разумеется, старик и парнишка давно исчезли отсюда. Как и – какое совпадение! – несколько других посетителей, включая курильщика трубки. Главное, родианец все еще был на месте. Тревагг снял руку с мягкой талии Ночной лилии, чтобы пощупать кошелек со специально принесенными деньгами. Он слышал, что нынешняя цена одной жизни – тысяча кредиток. Приятно будет избавиться от препятствия на пути. Балу не отберет у него законную награду.
К несчастью, как только Tревагг поднялся, чтобы подойти к родианцу, тот сам встал из-за стола, и смена ауры подсказала, что вот это – настоящий охотник, подкрадывающийся к добыче… которой оказался темноволосый контрабандист с Кореллии. Недолгое препирательство, и добыча пристрелила охотника…
Ночная лилия вновь вскрикнула и вцепилась в Тревагга; помощник Вухера бросился охранять останки безвременно почившего, когда контрабандист бросил на барную стойку монету: «…я тут намусорил» и ушел со своим приятелем-вуки. Спустя краткий миг оркестр заиграл мелодию, не сбившись с такта.
Раздраженный еще и тем, что шиставанен тоже решил покинуть заведение, готал обнял взволнованную и томящуюся подругу. Это уж чересчур. Когда он свяжется с Юбом Вегну, чтобы передать городскому префекту информацию о старике и мальчишке и предложение перехватить их на рынке подержанных флаеров, он упомянет и о дополнительной сотне кредиток, и о необходимости избавиться от Балу. Соревнование есть соревнование, даже если наградой шкура этого старика.
А пока что, думал Тревагг, скользя ладонью по трепещущей ароматной чувственной плоти, которую судьба швырнула ему прямо в руки, у нас есть эта девочка, и надо отыскать свободную комнату в гостинице Мос Айсли, и насытиться тем, что, по ее мнению, станет началом прекрасного брака – ну и дура! – и, что актуальнее, наиболее сладкой добычей двух сегодняшних охот. И провожая подвыпившую Ночную лилию по купающейся в золоте и тенях улочке космопорта, он думал о том, что он, может, и отошел от дел, но остался неплохим охотником, в конце концов.
* * *
Из-за суматохи, причиной которой стало прибытие имперских войск в Мос Айсли с заданием отыскать пару дроидов, неожиданных слухах о резне, устроенной Народом Песка на удаленной ферме, и перестрелки в доке девяносто четыре, закончившейся неразрешенным взлетом фрахтовика, никто не нашел тела Фелтиперна Тревагга до следующего полудня.
– Разве ему не сказали? – изумился бармен Вухер, которого помощник Балу привел в гостиницу на опознание.
– Сказали – что? – Балу перестал тыкать в деку.
Он никогда не питал приязни к готалу, но такой смерти он не пожелал бы никому. Того, видимо, умело выпотрошили с помощью длинного острого ножа.
Поскольку взгляд у Балу не сделался осмысленным, Вухер добавил:
– О х’немтхе.
– Девушка, с которой он был. Она х’немтхе.
– Ночная лилия? – изумился Балу.
Девочку он помнил, та была слишком напугана окружением – и слишком ослеплена чарами Тревагга, чтобы тронуть хотя бы волосок на голове готала.
– Так вот как ее звали! – выкатил глаза бармен. – Ну, все тогда ясно.
Собралась небольшая толпа. Разумеется, никого от имперских штурмовиков и тем более от охраны префекта. Балу не мог не заметить Накхара, который вручил помощнику коронера несколько кредиток. О них он решил не расспрашивать.
– М’иийоум, Ночная лилия, плотоядный цветок, кормится небольшими грызунами и насекомыми, что пытаются пить ее нектар, – сказал бармен, разглядывая запачканную темным простыню, которой коронер укрыл то, что осталось от бедолаги Тревагга. – После спаривания женщины х’немтхе потрошат самцов язычками, те острые, точно бритвы. Эти бабенки сильнее, чем кажутся. У них на каждую самку приходится по двадцать самцов, вот и выкручиваются. Похоже, их мужчины считают, что любовный акт того стоит. Я видел их вместе в кантине, но не думал, что Тревагг настолько потерял голову, что прыгнет к девчонке в постель.
– Вечно хвастал, какой он великий охотник, – задумчиво произнес Балу, давая дорогу помощникам коронера, которые выносили тело из вонючей, запачканной кровью комнаты. – Кто бы мог подумать, что он не почует угрозу.
– А как? – бармен сунул свои крупные руки за пояс и вышел следом за офицером на улицу. – Для нее-то это тоже был акт любви.
Он пожал плечами и процитировал старую иторианскую пословицу, популярную в некоторых секторах космоса:
– Н’игинг мтт’уне внед «исобек» к’чув «йсобек» .
Что в вольном переводе гласило: «То, что на одном языке означает “любовь”, на другом может значить “обед”».
Дэниел Кейс Моран
Имперский блюз
Деваронская байка
Мне кажется, что казнь повстанцев, с первого до последнего, не заняла у нас и пяти минут.
У них не было ни единого шанса на Девароне. Мой родной мир слабо заселен даже самими деваронцами и не имеет политического значения; но он находится рядом с Центром. Рядом с Императором, да холодеет он с миром. Меня звали Кардуе’cаи’Маллок, третий в роду, носящий это имя; деваронец и капитан деваронской армии.
Кардуе служили в деваронской армии в течение шестнадцати поколений – еще с Войны клонов, когда никто и подумать не мог, что Республика когда-нибудь падет. Армейский образ жизни устраивал меня, а я – армию; кроме напряжения, которое я испытывал, имея дело с имперскими властями, и отвращения от того, что деваронские войска во время Восстания находились под имперским командованием, в остальном жизнь была терпимой.
Шестнадцать поколений военной службы закончились тем днем, когда мы выбили повстанцев из-под Монтеллиан Серрата. До этого я полгода жил не снимая брони, теперь же этот момент наконец настал.
Монтеллиан Серрат был основан еще до того, как мой народ обрел возможность путешествовать к другим звездам, и существует до этого дня. Вернее, существовал до этого дня. Закрепиться там было тактической ошибкой повстанцев, впрочем, ожидаемой. Я провел ночь, наблюдая бомбардировку ветхих городских стен, с первыми лучами солнца я дал приказ прекратить обстрел, предоставив повстанцам шанс сдаться. Они приняли мое предложение, сложили оружие у разрушенных стен на краю города и вышли единой колонной. Всего их было около семи сотен, мужчин и женщин.
Я согнал их всех в наспех построенный загон и выставил охрану. У меня были причины опасаться, что пленных попытаются освободить: в половине дня пути к югу другая группа повстанцев все еще оказывала сопротивление.
После того как они сдались, мы сравняли город с землей. Империя должна была продемонстрировать, насколько прискорбной ошибкой является укрывательство мятежников.
После полудня пришел новый приказ. Повстанцы, как предполагалось, начали движение на север, и мои войска должны были перехватить их. Оставлять какую-либо стражу для охраны пленников не предполагалось.
В приказе не говорилось ничего более определенного… но все было и так ясно.
Казнь состоялась в середине дня. Я выстроил охранников полукругом и приказал открыть огонь по повстанцам внутри загона. Меньше чем через пять минут вопли прекратились, и я мог быть уверен, что в живых не остался никто.
Хоронить трупы не было времени.
Мы выступили к югу навстречу следующей битве.
* * *
Для того чтобы окончательно подавить Восстание на Девароне потребовалось почти полгода. Даже неудачные мятежи длятся долго и изматывают. Когда все было кончено, я подал в отставку. Вначале вышестоящее начальство, все человеческой расы, не могло решить, принять ее и позволить мне быть убитым моими соплеменниками, которые перестанут опасаться, что я под защитой имперской армии, или отказать и казнить меня как изменника, за то, что я ее потребовал.
Как я помню, лично мне было все равно.
Но меня отпустили.
Я исчез. Ни мое имперское начальство, ни семья и друзья, которых я оставил, и кто жаждал заполучить мои рога, никогда больше не увидели ни меня, ни мою музыкальную коллекцию.
* * *
Прошло время.
* * *
За полгалактики от Деварона, на маленькой планете Татуин, в портовом городе Мос Айсли, в забегаловке, затерявшейся недалеко от центра пыльного душного города, я смотрел сквозь пустой стакан и улыбался своему старому другу Вухеру.
Это была миролюбивая улыбка. Деваронцы сильнее различаются по половому принципу, чем большинство видов. У мужчин более острые зубы, чем у женщин, они предназначены для охоты; на ранних этапах эволюции деваронцы охотились в стаях. У женщин также есть клыки, но у них есть и коренные зубы, и они могут питаться той пищей, от которой мужчины умерли бы с голоду. Изредка, примерно один ребенок из пятидесяти, рождается с обоими комплектами зубов. Я один из них. В древние времена это серьезно увеличивало шансы выжить. Деваронцы с двумя рядами зубов играли в стае роль разведчиков-одиночек. Они могли уходить далеко от своих и выживать на такой местности, на которой большинство самцов умерло бы с голоду. Связано это с культурой или с генетикой, но деваронцы с двойными зубами меньше привязаны к стае.