Весь день Валерий Петрович бесцельно бродил по комнатам особняка Таниного босса. Пытался размышлять: кто играет против него? Как вычислить противника? Но помимо тех идей, которыми он поделился вчера с Синичкиным и (вот дурак!) с Татьяной, в голову ничего не лезло. А вот сегодня, на свежую голову, ему казалось, что все его вчерашние построения – чересчур стандартны, чересчур в лоб. Что, возможно, имеется иное решение. Свежее, умное, яркое.
Ходасевич позвонил на мобильник Паше. Тот бодро отрапортовал ему, что проверил двух подозреваемых:
– И что?
– Пока голяк.
– Двое – это мало, – буркнул в сердцах Ходасевич.
– Стараюсь. Работаю, – покорно отозвался Синичкин.
– А ты с Татьяной не связывался?
– Нет, – удивился Паша. – А она разве не с вами?
– Она на тебя не выходила? – ответил вопросом на вопрос Валерий Петрович.
– Никак нет.
– Ладно. Какие у тебя планы?
– Есть еще одно дело. Потом подъеду, как договорились.
– Хорошо, жду.
Валерий Петрович вздохнул и положил трубку.
Беспокойство за Татьяну становилось все сильнее, все острее.
Полковник Ходасевич знал, что он ничего не может предпринять. Что ему остается одно: ждать и терпеть.
Умение ждать и терпеть было главным качеством разведчика.
Этому прежде всего научили его в разведшколе.
И это умение не раз спасало ему жизнь.
И тогда, в Брюсселе, когда он восемь раз в течение двух месяцев выходил на встречу со связным из Центра, а тот все не появлялся, а потом выяснилось, что Ходасевич уже был на крючке у натовской контрразведки и Центр искал возможности вывести его из игры – и вывезти из страны…
Умение ждать и терпеть спасло его и в Анголе, когда они со Степанычем тридцать шесть часов напролет лежали на брюхе в болоте, а каждый сантиметр пространства над их головами молодчики из УНИТА просвечивали прожекторами и простреливали трассирующими пулями…
Но теперь… Теперь он не мог терпеть. И не мог ждать. Противное, саднящее чувство вины изводило его. И еще ужасное чувство, что он опаздывает. Что, может быть, уже опоздал.
Сейчас он не имел права ждать, потому что дело касалось не его самого, а Татьяны. Танюшки, которая была ему ближе, чем дочь.
И под вечер, когда спала жара, полковник отправился на станцию.
Там должен быть телефон.
…На станцию Ходасевич притащился весь в поту.
Еще раз позвонил Синичкину: «Пока ничего».
Набрал домашний Татьяны.
Проклятый автоответчик.
Накрутил мобильный номер.
Длинные гудки – и ни привета, ни ответа.
Позвонил по рабочему.
Раздался ласковый девичий автоматический голосок: «Агентство „Пятая власть“, ваш звонок очень важен для нас…» Наконец ответил человеческий голос.
– Мне, пожалуйста, Татьяну Садовникову, – пробурчал он.
– Как вас представить?
– Ниро Вульф.
– Простите, как?
– Мистер Вульф.
– Госпожа Садовникова в данную минуту находится в отпуске.
– Простите… Она не оставляла свои координаты?
– Нет. Что-нибудь ей передать?
– Если она вдруг появится, попросите ее срочно связаться с господином Ниро Вульфом.
– Хорошо, я передам.
И – безнадежные, ничего не дающие короткие гудки.
Валерий Петрович поковылял обратно в особняк, ругая себя на чем свет стоит.
* * *
– Мы вычислили его!
– Ты у верен?
– Так точно!
– Ну и где он ?
– В поселке Клязьминский.
– А точнее ?
В трубке поперхнулись.
– Точнее пока сказать не могу.
– А чего ж ты мне звонишь ?
– Мы ведем проверку конкретных адресов: где он может быть. Через пару часов мы его точно вычислим.
– Вот когда вычислишь, тогда и звони. Не дергай меня по пустякам. Понял, олух царя небесного ?!
– Так точно, – растерянно протянули в трубке.
Глава 8
Девятое июля, среда.
Вечер
«Что ж, сделано много», – без ложной скромности оценила свои успехи Татьяна. Фотки в Интернете размещены, двое потенциальных подозреваемых проверены. И времени только семь часов вечера. Вполне можно ехать к Валере и рапортовать о достижениях.
И пусть уж он, как полагается, сначала отругает ее за самоуправство, а потом, может, и похвалит.
Таня совсем было собралась брать курс на поселок Клязьминский, да что-то ее остановило. Какая-то иголка воткнулась в сердце, интуиция подсказала: что-то не то, как-то не так все…
«Но что же я сделала плохого – кроме того, что сбежала?»
Таня снова перебрала в уме все свои действия за прошедшие ночь и день: клуб «Киборг», салон красоты, фотосессия, размещение фоток в Интернете, разговор с Михаэлем из «Авто стиля»… Все вроде бы сделано грамотно. С выдумкой, с огоньком, с нестандартным подходом… Все идеально? Нет! Она не выполнила одного. Быть может, самого главного. Она не согласовала свои действия с Пашей.
«Боже, ну и идиотка!»
Хоть вечер был жаркий, Таню пробрал озноб. Ведь у Паши – такой же список, как у нее! А если Синичкин тоже встречался – или будет встречаться – с Лучниковым из «Киборга» или с Пилипчуком из «Автостиля»?
И задавать им те же вопросы, что задавала она?
«Черт! Как я могла об этом не подумать!»
Таня немедленно набрала домашний телефон Синичкина. Ну, разумеется: «Привет, дома никого нет»
И вдруг.., автоответчик оборвался на полуслове и раздался голос Синичкина: «Слушаю!»
«Привет», – чуть не вырвалось у Тани.
Но она промолчала и нажала на «отбой».
Она не такая дурочка, чтобы говорить по телефону, который может прослушиваться.
Теперь нужно молиться, чтобы не было пробок.
Чтобы добраться до Большой Дмитровки, прежде чем Паша куда-нибудь отправится. А в том, что тот не будет сидеть сиднем в четырех стенах, Таня не сомневалась.
* * *
Купить провизию в центре Москвы стало невозможно.
Продуктовые магазины лихо подменились тысячедолларовыми ресторанами, казино и бутиками. На место продмага на углу Дмитровки и Столешникова, куда Паша Синичкин бегал за колбасой и водярой, въехал «Хьюто Босс». Вообще-то хлеб и плавленые сырки Павлу требовались немного чаще, чем пиджаки за десять тысяч, поэтому марку «Босс» он проклял – отныне, и присно, и вовеки веков. Последним бастионом еды в центральных кварталах держался «Елисеевский», но теперь и он закрыт. Говорили, что всего лишь на ремонт, но на самом деле кто его знает. Может, после ремонта у «Елисея» провизии дешевле, чем устрицы и фуа-гра, не найдешь.
В такой ситуации холостяку Павлу ничего не оставалось, как питаться вне дома. Не считая утреннего кофе и вечернего чая, он заправлялся один раз в сутки – зато до отвала. Слава богу, деньжат, чтобы обедать на выходе, пока хватало. Конечно, не на понтовый «Краб-Хаус» (который лихо вытеснил, сволочь такая, со своего места милое кафе «Московское»), а на заведения более демократичные. Чаще всего Синичкин заправлялся в «Макдоналдсе». Когда начинало тошнить от канадских котлет, перебирался в «Прайм» в Камергерском.
В этот раз он выбрал для ужина студенческое кафе «Пироги» неподалеку от дома, на Дмитровке. Не слишком презентабельно – однако не пристало оперу (а в душе Паша по-прежнему считал себя опером) встречаться с агентом в крутых кабаках. Расплачиваться за двоих будет уж очень накладно. А каждому рассчитываться за себя, «сепаратно», – как-то не по-людски.
Ну, а обедать за счет агента – совсем уж западло. (Хотя Синичкин не сомневался: сейчас его информатор может без напряга оплатить счет и в «Краб-Хаусе», и в «Циркусе», и в «Мосте».) Паша завербовал Котомского в конце восьмидесятых, когда тому светил реальный срок за вымогательство. Нехитрые манипуляции с уликами позволили ограничиться условным наказанием. И обернулись вечной благодарностью Котомского – который время от времени постукивал Паше в течение всего периода, пока тот служил в краснознаменной милиции. Да и после, уже начав свой частно-сыскной бизнес, Синичкин пару раз обращался за помощью к Котомскому. И тот, сильно прибавивший в уголовном авторитете, охотно шел навстречу Павлу. Уважал его. А еще пуще – боялся, что расписки, написанные им когда-то о сотрудничестве с органами, вдруг всплывут.
Синичкин пришел в «Пироги» первым. Занял столик в углу.
Зал был почти полон – безусыми студентами, румяными студентками. Они потягивали пиво, ели мороженое и беззастенчиво кадрились друг с другом.
Синичкин сделал заказ у такой же юной, как посетители, официантки. Попросил принести свинину по-тирольски, кофе и пиво.
Котомский явился минута в минуту: дорогой льняной костюм от ненавистного Синичкину Босса, взмокший от пота лоб. Паша с интересом наблюдал, как он протискивает свою тушу мимо столиков, следуя по направлению к нему.
– Растолстел ты, Котомский, – сказал вместо приветствия Синичкин. – Настоящий боров стал.
– Во бля! – огорчился агент. – Заметно, значит?
– Еще бы.
– А я худеть решил. Думаю на кровяную диету сесть.
Как эти дурачки из Думы.
Подошла официанточка, обратилась к Котомскому:
– Что будете заказывать?
– Зеленый чай есть?
– Да, конечно.
– Тащи целый чайник.
– Извините, но чай у нас подается чашками.
– В презервативах, что ли?
– В пакетиках, – покраснела официантка.
Котомский скривился.
– Ладно, неси чашку.
Когда она отошла, Котомский обратился к Павлу:
– А ты че в такие детские кабаки ходишь? С баблом проблемы?
– Мне хватает.
– А то могу прислать.
– Как-нибудь обойдусь.
Официантка принесла чай для Котомского и кусок свинины для Павла.
Котомский по роду своей околокриминальной деятельности знал многое о том, что творилось в преступном мире – в том числе в сфере торговли живым товаром.
– Ты слышал, – спросил Синичкин, отрезая кусочек мяса, – проституток в Москве убивают.
– Да слышал, – скривился Котомский.
– Что думаешь?
Котомский выругался – громко и витиевато. Потом добавил:
– Девки уже работать не хотят! Боятся, суки!
– Пусть отдохнут.
– Ну да! Щас! Они не отдыхать сюда из своих Сарансков приехали, а лавэ с лохов тянуть.
– Так что в твоих кругах про этого маньяка слышно?
– Братва сама этого гаденыша ищет. Найдет – яйца ему отрежет.
– Когда братва кого-то ищет – это серьезно, – покачал головой Павел. – И что? Скоро найдет?
– А я знаю?!
– Три девчонки ему подставились. Что ж они такие неосторожные-то?
– Неосторожные?! Ты, Синичкин, этих коз продажных когда-нибудь пользовал?
– Бог миловал, – покачал головой Паша.
– Ну и дурак. Девки, скажу тебе, одна к одной.
Старательные и душевные. Хочешь, угощу?
– Да не надо меня ничем угощать, – скривился Синичкин. – И никем.
– Ну когда захочешь – свистни. Хоть полк девчонок тебе выставлю.
– Не надо мне никакого полка. Ты мне про убийства расскажи.
– С каких это пор частный сыск убийствами сосок заинтересовался? – прищурился Котомский.
– С тех пор, как это заинтересовало моего клиента, – обтекаемо ответил Паша.
– Ишь ты, какой загадочный!
– Давай рассказывай, – вздохнул Синичкин, отправляя в рот кусочек свинины.
В гулком помещении кафе, декорированном в минималистическом духе – неудобные стулья, крашенные масляной краской стены, – раздавался гул молодых голосов. Синичкин огляделся.
Один молодняк. Такие все юные, доверчивые. Изображают из себя неизвестно что, а на деле совсем еще дети. Вот девчонка сидит за столиком одна, ест мороженое и все время с надеждой посматривает на входную дверь. Входит новый посетитель, она вскидывается к нему – а потом на лице ее отражается разочарование… Не тот…