Значит, Мухин хотел, чтобы эту газету передали ей.
Зачем, черт побери?!
Она посмотрела на дату — три месяца, как газетка вышла, всего ничего.
Все тот же белоярский «Московский комсомолец», про который она никак не могла взять в толк, почему он «Московский», если белоярский. Июльский номер, уже пожелтел даже.
Впрочем, подумала Инна, усмехнувшись, он был желтым с самой первой секунды жизни, только-только выбравшись из печатного станка — по законам жанра.
Она развернула газету и быстро просмотрела — ничего особенного. Летние газеты вообще отличаются сонным однообразием и годны большей частью только для того, чтобы бить ими мух.
Из новостей — певец-амфибия Витас собирается в Омск на гастроли. Из сумасшедшего дома сбежал опасный пациент, следует быть начеку. Секс улучшает голос — новое великое открытие медицины. Знаменитый колдун дает советы, как избежать воздействия «темных полей». Пенсионер побил пенсионерку, а из музея народного творчества похитили чучело медведя.
Еще есть одна главная политическая суперновость. Президент пошел в отпуск.
Инна просмотрела газету еще раз.
Ну да. Больше ничего.
Она сложила газету и задумчиво посмотрела на синие закорючки, связанные в ее фамилию.
Что Мухин имел в виду? Зачем ей эта газета? И когда он написал «Селиверстовой»? Тогда, три месяца назад? Или только недавно?!
Синие чернила показались ей вполне свежими, а газета на самом деле была желтой, завалявшейся. Значит, писал недавно. Хотел, чтобы она три месяца спустя узнала о прибытии в Омск певца Витаса? Или о похищенном чучеле?
Вряд ли. Вряд ли…
Она отложила «Комсомолец» и стала смотреть дальше. Оказалось, что первая газета была самой ранней, все остальные более поздние и никак друг с другом не связанные. Попались еще несколько «Комсомольцев» — белоярско-московских, «Версты», «Афиша», «Вечерний клуб» и местная газетка «Домино», состоявшая из криминальной хроники, кроссвордов и программы.
Метель шаталась над Енисеем и по поселку, терлась о стены, как медведица.
Инна думала.
Зачем ей газеты? Как они могут быть связаны с гибелью губернатора и потом — его жены? И связаны ли вообще? Может быть, он хотел сделать ей внушение о том, что средства массовой информации края работают недобросовестно? Время от времени он любил сделать пару-тройку таких заявлений, все никак не мог привыкнуть к свободе слова, все гремел по привычке: «Свобода — не значит вседозволенность!»
Однако Любовь Ивановна сказала, что сейчас принесет ей это, и пошла за этим, и была убита — в то время как Инна спокойно сидела на кухне, рассматривала свои ногти и мечтала побыстрее уехать.
Не из-за этого ли ее убили? И где теперь это? Убийца унес с собой?
Или все-таки это и есть кипа старых, пожелтевших газет?!
В любом случае эти газеты очень важны, раз Любовь Ивановна притащила их с собой в Митину квартиру. Может, было что-то еще, более важное, но газеты тоже имеют значение.
Инна задвинула стул в самый угол и принялась раскладывать на ковре шелестящие тонкие листы. Самые старые — поближе к двери. Самые свежие — поближе к столу.
Получилось газетное поле — без конца и без края.
И что теперь с ним делать?
Ступая прямо по бумаге, она пробралась к двери и опустилась на четвереньки. И стала смотреть заголовки. Один за другим.
Пришла Джина, села на пороге и вопросительно повела плечиком. Инна мрачно посмотрела на нее, заправила за ухо выбившуюся белую прядь и продолжала свое занятие, сделав вид, что никакого Джининого вопроса она не слышала.
«Ну, — повторила Джина, — что это значит?»
Ступила на шуршащее полотно, брезгливо присела, поглядела вокруг и немедленно стала мыться — а что еще остается делать?!
Ох намудрил там что-то академик Павлов с рефлексами, ох намудрил!.
.
Заголовки казались бессмысленными и уж никак не зловещими: «Нам работать нынче лень, президент уходить в тень», и фотография — пляж, «грибок», в тени «грибка» шезлонг, на шезлонге некто. Подзаголовок: «Президент объявил о том, что летний отпуск проведет в Сочи».
Далее Витас, далее полоумный маньяк, который просто вышел в ворота сумасшедшего дома, и хватились его через неделю, далее супружеская потасовка, магия и все такое.
Она перевернула полотнище. С обратной стороны был секс, тот самый, что улучшал голос. Веселенький доктор советовал всем певцам и певицам записывать свои хиты непосредственно после секса, дабы несказанно улучшить их звучание.
Сентябрьская «Афиша» осведомляла читателей, что Лада Дэнс купила себе пиджак за пятнадцать тысяч долларов, да и то с большим трудом — никак не могла найти подходящий, хоть бы и за пятнадцать тысяч. Мэр какого-то южного города приглашал всех желающих отдыхать.
«Мы уже почти ликвидировали все последствия недавних стихийных бедствий, — бодро уверял мэр. — Электроснабжение зон отдыха восстановлено еще не полностью, но во все санатории и дома отдыха завезены движки, которые вырабатывают ток для жизнеобеспечения объектов. Штормовое предупреждение на прошлой неделе объявлялось только три раза. Отрадно и то, что недавний селевой поток смыл наконец в море лакокрасочный завод и в данный момент его продукция не отравляет побережье!»
Елена Малышева сдержанно советовала подготовить детей к первому сентября — не только в смысле портфеля и пенала, но и в морально-психологическом.
Инна прочитала про детей до конца.
Дальше что?
Джина вдруг перестала мыться, навострила уши и посмотрела на Инну. Зрачки у нее были странные — как будто поперек глаз.
— Ты что? — спросила Инна. Почему-то ей вдруг стало страшно.
И тут ударил по нервам дверной звонок.
Ладони стали влажными и словно чужими. Сердце сместилось куда-то вверх и затрепыхалось так, что воздух завибрировал в горле.
Джина настороженно смотрела на дверь.
Быстро и бесшумно ступая по газетам в носках, связанных бывшей свекровью, Инна пошла к двери.
Осип?.. Он не стал бы звонить в дверь, прежде позвонил бы по телефону.
Подруга Арина три дня назад улетела в Москву и должна вернуться только через неделю. Местные белоярские знакомые тоже не приходили к ней просто так — «охраняемая зона» к этому не располагала.
Тогда кто?..
Тут же навалилось все — и горничная Наташа, и темная машина, и шепот губернаторской дочери, и черная дыра в виске вдовы, и ее собственный побег из «мертвого дома», опрометью, по-заячьи.
Инна подошла к двери и прислушалась. Ничего. Только метель трется о стены.
Звонок снова зазвонил, и холод продрал ее от макушки до пяток в шерстяных свекровиных носках.
И тогда решительно — все-таки она почти никогда и ничего не боялась или заставляла себя не бояться — она открыла внутреннюю дверь, вышла в «сени» и распахнула дверь наружную.
— Инна Васильевна?..
Она отступила, чуть не поскользнувшись на холодном полу.
И голос, и человек показались ей совсем незнакомыми.
— Да.
— Разрешите… мне войти?
И тут она узнала.
Ястребов Александр Петрович, только что виденный в новостях.
— Входите, Александр Петрович.
Она пропустила его в дом, мельком глянула на улицу, в метель, и закрыла дверь.
В ушах тоненько звенело. От метели, наверное.
— Прошу прощения, что так поздно.
— Ничего.
Он стащил с плеч куртку, и пристроил ее на вешалку, и посмотрел вопросительно.
Инна стиснула кулак и тут же заставила себя его разжать — что еще за дамское волнение!.