— Вторую ночь не ночует! До этого ничего был жилец, тихой, спокойной, не то что остальные, алкаши пропащие! А тута как взбесилси! Не ночует, и не ищи его, гражданочка! Иди к нему в работу, он в научной институте работает, если не выгнали ишшо!
— А… как вас зовут? — спросила Ольга и улыбнулась еще ласковей.
— Баба Вера звать меня, сроду по-другому никто не звал!
— А по отчеству?
— Да на что тебе отчество мое? Баба Вера я, баба Вера! А если тебе чего передать ему надо, так я за Кузминым не ответственная и передавать не буду! Бумага до него третьего дня пришла, так он и не забрал ее, ферт такой! Думает, раз ынтелехент, так ему можно бумагу не забирать! Я ему кричу-шумлю: стой, гражданин Кузмин, стой, забери послание! А он даже на мене и не посмотрел, и пошел, и пошел!..
— Бумага? Письмо, что ли? — переспросила Ольга. — А откуда оно?
— А нам, гражданочка, до чужих бумагов делов нету! Откуда, куды — не наше дело! Нам велено было передать, а раз не берет, так мы за ней не ответственные! В штемпелях евонная бумага, видать, из Москвы!
— А… когда она пришла?
— Да говорю ж тебе, позавчера, гражданочка! А он ввечеру явился не запылился, и пошел, и пошел! Я ему — забери бумагу! А он ко мне, пожилому человеку, задом оборотился и гоголем, гоголем!.. — И она изобразила, как именно он пошел «гоголем». — А то, что я без сменщика третий день, так это всем без разницы! Грып у его, вишь ты, у сменщика! У его грып, а я сиди тута одна!
Ольга пристально посмотрела на бабу Веру. Она не была похожа на запойную или сумасшедшую, обыкновенная общежитская бабка.
Позавчера — это значит в день убийства. Позавчера — это значит после того, как Димон подрался с Кузей возле подъезда. Выходит, тем вечером Кузя явился домой, и баба Вера видела его и говорила с ним?!
Как это понимать?!
— Бабушка, — скороговоркой сказала Ольга, — а вы не помните, когда это было?
— Чегой-то?
— Ну, когда Кузмин позавчера в общежитие явился?
— Да отчего ж мне не помнить, когда в радиоточке гимн передавали? А гимн завсегда в полночь передают! Только это уж стали передавать, когда я спать наладилась, а ферт наверьх ушел, и чегой-то там у их громыхало!.. Видать, Серега Почкин Маринку за волосы валдочил, у их это обычное дело.
Баба Вера пристально посмотрела на Ольгу, прищурилась и вдруг выдала:
— А вот сдается мне, что ты не из банку! Чего ты расспрашиваешь мене? У мене свои дела, у вас свои, и я за жильцами не ответственная! Постой, да ты не подруга ли бывшей его?.. А? Бывшая-то тоже позавчера являлась, налаживалась к нему, я, говорит, подожду его, впустите, баб Вер! А куды ж я ее впущу, когда хозяина нету?! Говори прямо, подруга или не подруга?
Ольга Пилюгина соображала очень быстро. Она сделала покаянное лицо, изобразила смущенную улыбку, полезла в сумку и достала две аппетитные сторублевки, ровненькие, не помятые, будто сейчас с монетного двора!
— Бабушка, — заговорщицким полушепотом сказала она и сунула сторублевки в заскорузлую руку, — вы прям рентген в поликлинике! Насквозь видите!
— А чего я тебе не реген? — польщенно сказала бабка, и бумажки исчезли как по волшебству. — Я на службе, считай, полсотни годков! Ну, говори, чего надо-то в самделе!
— Алиментов он не платит, — все тем же заговорщицким голосом пояснила Ольга. — И взыскать по суду не можем, потому что дома его никогда нет!
— И-и, милая! Какие с него алименты! Как с кота драного! И бывшая его, твоя подруга, побогаче будет, у мене глаз-то наметанный! У ней шуба, вон, как у тебе, и агрегат длинный, на котором ездиет она! Дался он вам, на алименты подавать! Только если уж так, для порядку…
— Для порядка, — согласилась Ольга, — конечно, для порядка.
— Оно верно. Порядок во всем должно соблюдать. Вся держава под откос пошла из-за того, что порядок не соблюли! Да чего надо-то тебе? Чего она тебя прислала, подруга-то? Небось проверить, дома он или нету! Так нету его, вот тебе как на духу! И позавчера не было, как она приходила, и сейчас нету, видать, на работу увалил!
— А она точно позавчера приходила? В тот самый день, когда бумагу принесли, и Кузмин в полночь явился?
— У мене маразма нету, — объявила баба Вера. — Я хоть и сижу без сменщика, а за всеми все вижу!
— И вы ему говорили, чтобы он бумагу забрал, а он забирать не стал и просто ушел наверх, да?
— Так про что я тебе и толкую! До энтого вежливым прикидывался, с подоконника мене снег сбрасывал, когда завалило, а тут — ни в какую не пошел за бумагой! И не остановился даже, раз ынтелехент, так можно ему!
— Баб Вер, а это точно он был?
— Тю-ю! — Бабка даже плюнула с досады. — Ты, видать, не в себе, гражданочка! Я их тута всех как облупленных знаю! И шапка у его приметная такая, не шапка, а вроде гнездо воронье, одно ухо выше другого! И штаны на заднице залоснились, все потому, что за столом кантуется, головой, вишь, работает! С кем я его перепутаю? С Почкиным, что ли?! Точно он был, больше некому! И баб Верой меня кликал, и…
И бабка возмущенно махнула рукой:
— Не он! Скажет тоже! Не он!.. Шпиен, что ль, какой вместо его явимши!
— Баба Вера, — Ольга сделала просительное лицо, — я ему записку напишу, а то Катя, его бывшая жена, волнуется из-за алиментов, напишу и в дверь суну! Можно?
— Да отчего ж нет! Я ему тую бумагу, что надысь пришла, тоже в дверь сунула, потому как я за ней не ответственная, и ему в этом полный отчет был даден! Так и сказала — не ответственная я, мол, и забирай бумагу свою, и… Только наверьх сама пойдешь, стара я за вами бумаги носить!
— Конечно, конечно, пойду, — Ольга несколько раз кивнула и стала продвигаться к лестнице. — Я ему суну в дверь, да и все!
— А номер комнаты знаешь? — Бабка прищурилась. — Хотя бывшая-то небось все тебе доложила!
— Доложила, бабушка, доложила!
— Ну и ступай.
Ольга опрометью взлетела по темной лестнице.
Значит, Кузя приехал в двенадцать, разговаривал с комендантшей, называл ее по имени, но стоял все время на лестнице, за бумагой не спустился, а сразу ушел наверх.
В тот же день пришла загадочная бумага и приезжала Катька-зараза, которая просилась к нему в комнату, чтобы его дождаться, но бдительная баба Вера, «за всем ответственная», в Кузину комнату ее, естественно, не пустила.
…и что все это может значить?!
Ольга постояла на лестнице, прислушиваясь к шорохам и шагам. Было тихо, должно быть, жильцы разошлись на работу, только внизу орало радио. Передавали песню про неврастеников, в которой были такие слова: «Вот и ночь наступает, не могу спать, все пугает».
Ольга немного послушала песню.
Почему-то ей тоже было страшно, как неврастенику из песни.
Слезища скатилась по щеке, капнула на шубу и утонула в белом мехе.
Ольга сердито вытерла щеку.
Она тряхнула головой, решительным шагом пересекла площадку, вошла в коридор и двинулась вперед, считая двери.
Вот она, та, которая ей нужна, из нее как раз торчит белый плотный конверт. Оглянувшись по сторонам, Ольга Пилюгина аккуратно вытащила конверт из щели и поднесла к глазам. Видно было плохо, буквы сливались, но она разобрала, что письмо из банка. В левом верхнем левом углу был синий логотип, состоящий из латинских букв.
Вот так совпадение! А она-то бабе Вере заливала, что сама из банка! Кругом одни банки!
Ольга сунула конверт в сумочку, еще раз оглянулась по сторонам, нажала на ручку и толкнула дверь.