– Маша.
Она вздрогнула и уронила ложку. Ложка зазвенела на мраморном прилавке.
– Маша, давайте вы быстренько обрисуете мне положение дел, – предложил Архипов, – и мы все решим. Потом разбудим вашего брата, и вы пойдете спать, а я на работу.
– О чем вы… говорите?
– Я говорю о ваших делах. – На “ваших” он поднажат. – Рассказывайте.
– Мне нечего рассказывать, Владимир Петрович. Она напряглась так сильно, что дрогнула длинная джинсовая нога под столом. Архипов слегка отодвинулся вместе со своим стулом. От греха подальше.
– Не беспокойтесь, вы будете рассказывать по плану.
– По какому плану?!
– Пункт первый. Почему ваша тетушка так настойчиво меня убеждала, что у вас нет никаких родственников? Вы знаете, она даже заставила меня расписку написать, что я буду вам помогать и в случае чего не оставлю!
– И вы написали?!
– Ну конечно, – ответил Архипов с досадой, – от вашей тетушки отвязаться было невозможно! Кроме того, я думал, что вам пять лет.
– Почему? – удивилась она.
Он вздохнул.
– Потому что я не имел о вас никакого представления, вы уж извините. Больше того, ваш образ ни разу в жизни не потревожил мой сон. Я знал, что у Лизаветы есть какая-то приемная девчонка, и все. То есть у Лизаветы Григорьевны. Я думал, она волнуется, что вас сдадут в детдом.
Маша, не отрываясь, смотрела в свою чашку. Губы у нее кривились.
– Пункт второй. Что за люди валом валят в вашу квартиру? Откуда они взялись? Почему взялись только после смерти Лизаветы Григорьевны? Кстати, от чего она умерла?
– От сердца.
– У нее было больное сердце?
– Да. Всю жизнь.
– Пункт третий. Что за ересь про нож, предвестник смерти, кровавый дождь, ритуальный круг и все остальное? Если у нее всегда болело сердце, почему ей только на прошлой неделе пришла в голову мысль, что она может… умереть? Почему она так… несокрушимо в это поверила?
– На прошлой неделе, – как во сне повторила Маша, – на прошлой неделе она была жива. В понедельник на прошлой неделе она была со мной. А теперь ее не стало.
– Пункт четвертый, последний. Он состоит из подпунктов “а” и “б”. “А” – почему ваш брат приехал именно сейчас? Вы что, сообщили ему о смерти тети?
– Нет!
– “Б>>, – невозмутимо продолжил Архипов, – у кого есть ключ от вашей квартиры? Кто мог ее открыть? Замок не взломан. Вы сейчас легко и непринужденно се закрыли. Значит, она была открыта ключом. В вашей квартире есть ценности?
– Я не знаю, – пробормотала она. – я ничего не знаю. Это тетина квартира, а не моя.
– Сколько лет вы жили вместе с тетей?
– Пятнадцать.
– Всею ничего, – подытожил Архипов. – И не знаете, есть ли в квартире ценности?
– Не знаю, – ожесточенно сказала она. – Конечно, что-то есть. Например, старинная посуда. Хрусталь. Картины.
– Репина Ильи Ефимовича?
– Почему… Репина?
– А чьи?
– Тетиного мужа.
– Это не в счет, – заявил Архипов, – тетиного мужа красть не стоит. Стоит красть как раз Илью Ефимовича. Или у мужа была фамилия Малевич, а не Тюрин?
– У мужа была фамилия Огус. Тюрина только я.
– Конечно, не так красиво, как Огус, но тоже вполне ничего, – оценил Архипов. – Рассказывайте, Маша.
– Рассказывайте, Маша.
Она обняла чашку ладонями и сильно сгорбилась. Ладони были длинные и узкие, кожа шершавой и грубой даже на вид.
“Не стану смотреть, – мрачно повторил себе Архипов. – Не стану. Ни за что”.
– Начинайте с родственников, которых у вас как будто нет, а на самом деле великое множество. В городе Сенеже.
– Мне было девять лет, когда тетя взяла меня к себе. Я не помню никаких родственников.
– Маша!
Она упрямо посмотрела на Архипова.
– Я не хочу никаких родственников, – повторила она с тихим упорством. – У меня была тетя. Больше никого.
– Тетя – сестра вашего отца?
Она снова взялась мешать ложкой в чашке. Архипов следил за ложкой – чтобы не смотреть на нее.
– Лизавета Григорьевна – первая жена моего отца.
Архипов присвистнул.
– Что вы свистите, а сами ничего не знаете! – в сердцах воскликнула Маша Тюрина и перестала водить ложкой в чашке.
– Я потому и спрашиваю, что не знаю!
– Да зачем вам это?!
“Да, – подумал Архипов, – действительно, зачем? Затем, что я благородный Робин Гуд и всегда выполняю свои обещания, или затем, что она мне… что я ее…”
Ерунда какая-то.
– Сегодня всю ночь, – сказал Архипов сварливо, – я занимался вашими делами. Вашей квартирой, вашей дверью, вашим братом. Мне хотелось бы получить… компенсацию.
– Какую компенсацию? – перепугалась Маша. Интересно, что она подумала?!
– Удовлетворите мое любопытство, – предложил Архипов, – и я от вас отстану. Расскажите мне, только без вранья, что такое с вами происходит, о чем таком страшном вы говорили по телефону, что за история с бывшей женой отца и прочими родственниками.
– Лизавета Григорьевна – первая жена моего отца, – быстро сказала Маша. – Потом они разошлись, и он женился на моей матери. Моя мать сбежала, когда мне было семь. Отец женился на матери Макса, а потом умер, попал под поезд. На похороны приехала тетя, то есть его первая жена, и забрала меня в Москву.
– Зачем?
– Я никому не была нужна, – отчеканила Маша, – лишний рот. Куда одинокой женщине с двумя детьми! Макс был маленький совсем, годик или около того. Я помню, что он был толстый и все время хохотал. Хватал себя за пятку и хохотал.
“Толстый, – подумал Архипов. – Толстый и хохотал”.
– Галя хотела, чтобы меня забрали в детдом. Я хорошо это помню. Только я больше всего на свете боялась детдома. Он у нас рядом, я часто видела… детдомовских. Знаете, если в городе что-то стрясалось, первым делом говорили: это небось детдомовские.
– Галя – это…?
– Галя – это мать Макса. Третья жена отца. От детдома меня спасла тетя. Просто взяла и увезла. И привезла в Москву. Я… каждую ночь боялась, что меня заберут обратно! Я до сих пор просыпаюсь от малейшего шороха, мне кажется, что это идут за мной.
– У вас расстроены нервы, – неторопливо произнес Архипов.
– Вас никогда не пытались сбыть с рук? – язвительно спросила она. – Вы хоть раз в жизни шли домой, зная, что в любую минуту вас могут выставить? Что ужинать не дадут? И не потому, что все вокруг… чудовища, а потому, что никому не важно, поела я или нет, где я была, жива ли я?!
– Прошло пятнадцать лет. Пятнадцать – я ничего не путаю?
– Не путаете. Пятнадцать.
– Лизавета Григорьевна обожала вас, – заявил Архипов неизвестно зачем.