– А как же тогда? – Надежда Павловна бездумно оттирала песок и ряску с мертвой Ритиной руки. – Почему она здесь? Миша, ну что вы стоите? – Она подняла растерянный взгляд на Михаила. – Вы же врач! Ну посмотрите вы на нее! Может, она еще живая...
Михаил обнял руководительницу за плечи, поднял на ноги, отвел в сторону, усадил на перевернутую вверх дном лодку.
– Я посмотрю, – сказал успокаивающе, – посмотрю, а вы тут пока посидите. Аглая, побудь с ней. – Тон у него был не приказной, скорее просительный, но Надежда Павловна вдруг затихла, обхватила себя руками за плечи, прикрыла глаза.
Аглая, не совсем понимая, что от нее требуется, присела рядом, погладила женщину по плечу. Михаил же вернулся обратно к воде, присел на корточки перед телом, принялся что-то тихо говорить Димке Кутузову.
– Что тут стряслось? – По дорожке, ведущей к пруду, торопливым шагом спускался Василий Степанович. – Что за крик?
Не доходя до берега всего каких-то пару метров, он вдруг остановился, тихо охнул, перевел испуганный взгляд с Риты на Надежду Павловну, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Утонула? Вот говорил же я председателю, что плохая эта затея с балом. Там шампанское, а вы ж дети еще...
– В группе все совершеннолетние. – Кажется, присутствие смотрителя окончательно привело Надежду Павловну в чувство. – Вася, ну как она могла утонуть?! Ну, скажи?!
– Не знаю, Наденька, не знаю. – Василий Степанович подергал себя за ус. – Но теперь уж что? Нужно сообщить кому следует.
– О чем сообщить? – вдруг спросил Михаил.
– О том, что произошел несчастный случай, – смотритель растерянно моргнул. – Девочка утонула.
– Она не утонула, – Михаил поднялся на ноги, обвел притихших товарищей мрачным взглядом, – ее утопили.
– Утопили? – ахнула Надежда Павловна. – Миша, да что вы такое говорите?!
– Кто нашел тело? – спросил он.
– Я нашла. – Света Сапожникова больше не плакала, но руки ее заметно дрожали. – Мне не спалось после вчерашнего, голова болела. У меня вообще голова часто болит! – добавила она с непонятным вызовом. – Вот я решила прогуляться к пруду, а тут она... мертвая.
– Ты ее из воды вытаскивала?
– Я?! Ты что?! – Света вздрогнула всем своим крупным телом. – Я покойников боюсь. Она тут, на берегу, лежала.
– Это ты сейчас к чему разговор ведешь, а, студент? – Василий Степанович подошел к самой кромке воды, пристально посмотрел на Михаила. – Это ты кого-то из нас хочешь обвинить в убийстве?
– Света только что сказала, что тело не двигала. – Михаил снял с переносицы очки, протер их краем свой футболки. – Как она могла утонуть на суше? Это, во-первых, – он снова надел очки, – а во-вторых, видите – у нее на шее следы?
– Это что-то значит? – спросил Степаныч уже другим, более миролюбивым тоном.
– Я не судебный медик...
– Ты вообще еще не медик! – фыркнула Даша.
– Я не судебный медик, – повторил Михаил, – но похоже, что Риту задушили.
– Боже мой, – прошептала Надежда Павловна. – Как такое может быть?
– Разберемся! – Василий Степанович окончательно пришел в себя и решил взять инициативу в свои руки. – Приедет милиция и разберется: убийство это или несчастный случай. А наша с вами задача, молодые люди, поменьше тут топтаться, чтобы потом по шее не схлопотать за самодеятельность. Ты, – он кивнул Михаилу, – на берегу побудь, пока я пойду участковому звонить, присмотри за... девочкой. Остальные марш по своим комнатам! Глаша, – его внимательный, с прищуром взгляд остановился на Аглае, – а ты что здесь делаешь? Тебя ж вроде вчера на балу не было.
– Она позже пришла, – ответил за нее Михаил.
– Тебя, кстати, тоже на балу не было! – заявила Даша. – Не было, я точно помню. Тебя еще эта уродина, председательская дочка, полночи искала. Вот и спрашивается, где ты и эта деревня, – она мотнула головой в сторону Аглаи, – были всю ночь? Может, это вы Ритку придушили!
– Даша! – Надежда Павловна схватилась за голову. – Даша, что ты такое говоришь?!
– А что? – Дашка пожала плечами. – Если у нас тут убийство, то должен быть и убийца.
– По комнатам, я сказал! – рявкнул Василий Степанович и добавил, глядя на Михаила: – А ты, умник, мог бы про убийство помолчать до поры до времени. Представляешь, какая сейчас паника начнется?
– Прошу прощения, – Михаил виновато развел руками. – Не подумал.
– Не подумал он, а мне теперь народ успокаивай...
– Не будет никакой паники, – сказала Надежда Павловна неожиданно твердым голосом. – Василий, обещаю, я найду, чем занять ребят. Сразу после завтрака мы приступим к расчистке подземного хода. – Она на мгновение замолчала, а потом добавила: – Мне нужно только сообщить Ритиным родителям.
– Как скажешь, Наденька, – Василий Степанович посмотрел вслед бредущим к дому стройотрядовцем. – Только вот разумно ли это?
Прислушивающаяся к разговору старших Аглая не сразу услышала шум за спиной, а потом на плечо ей легла тяжелая ладонь, а в ноздри шибанул запах самогона.
– Веришь теперь? – от скрипучего голоса Пугача по телу побежали мурашки. – А я ведь предупреждал, что худо будет!
– Пусти ее! – Михаил в два прыжка оказался рядом, оттолкнул Пугача.
– Не поверили, что она со мной разговаривает. – Пугач принялся с угрожающим видом наматывать на кулак кнут. – Вот и получèте теперь! – Он зло сплюнул в сторону пруда.
– Григорий, ты что творишь?! – Василий Степаныч решительно встал между Михаилом и Пугачом. – Угомонись, немедленно!
То ли Пугач послушался, то ли нечаянный приступ бешенства прошел, только он как-то вдруг сник, сказал уже совсем другим, едва слышным голосом:
– Это ее парк, она здесь всему хозяйка, а вы ничего не понимаете...
– Ты о ком, Григорий? – спросил Степаныч, опасливо косясь на кнут.
– О ней! – рукоятью кнута Пугач указал на статую. – Она со мной говорит, а я с вами.
– И что она тебе говорит, Григорий?
– Что если потревожили ее, то должны службу сослужить, а иначе всем худо будет. Да только поздно уже, это начинается...
– Сумасшедший, – прошептала Надежда Павловна. – Вася, он говорит, что во всем виновата статуя...
Дневник графа Полонского
17 июля 1916 года
Так и не уничтожил дневник. Не могу. Кому ж еще доверить тот ужас, что творится на душе?! Повременю пока.
Вот удивительно, я уже давно мертвец, а жизнь вокруг налаживается. Митенька живет с Марией. Так для мальчика лучше, потому что какой из меня нынче отец?!
Ульяна, старая карга, сбежала. Илья Егорович сначала не хотел мне говорить, а потом рассказал, что в то время, когда я топил горе в вине, некий варвар пытался разрыть могилу Ольги. От известия этого сердце занялось уже привычной болью. Знаю, кто тот варвар. Да только пустое, не вышло у ведьмы ничего...
Антонио поработал на славу, дни и ночи проводил за работой, к себе в мастерскую никого не пускал, даже меня.
Вчера я их увидел!
Девочки мои после смерти сделались настоящими ангелами. Глядеть на них больно и радостно одновременно, перед глазами сразу встает вся их короткая жизнь, а в ушах звенят колокольчиками звонкие голоса.
К третьей статуе долго страшился даже подойти, не то что посмотреть. Выпил для храбрости бокал вина.
Антонио – гений! Вижу перед собой не бездушную скульптуру, а живую свою Оленьку, прижимаюсь щекой к груди и будто слышу биение мертвого сердца. Хорошо, что она не смотрит на меня, взгляд бы я не вынес, довольно и того, что отойти от статуи не могу, верным псом часами сижу у ее ног. Ненавижу ее, ненавижу себя, даже Антонио ненавижу за его художественный гений.
А еще чудится мне, что Оленька со мной разговаривает, и в стылой ее неподвижности отчетливо вижу мольбу. Знаю – рвется мятущаяся душа из бронзового плена, да не в ее это власти. У меня теперь вся власть. Я нынче и судья, и палач, и преступник...
Пятнадцать лет назад
Баба Маня сидела на скамейке перед домом. За минувшую ночь она сильно постарела, морщинки, до этого мягкие, едва различимые, углубились, а в глазах, не по возрасту ярких, поселился страх.
– Глашка! – завидев Аглаю, она встала, сделала несколько шагов навстречу и, не говоря ни слова, обняла крепко-крепко.
От бабы Мани пахло сердечными каплями, и Аглае стало невыносимо стыдно за то, что в угоду собственному счастью она заставила волноваться самого родного ей человека.
– Бабуль, все в порядке, – сказала она шепотом. – Ты прости меня, хорошо?
– Где ж ты была, окаянная? – Баба Маня отстранилась, посмотрела внимательным взглядом и вдруг сказала: – Глашка, ты меня тоже прости.
– За что? – Она ничего не понимала, но радовалась тому, что буря, кажется, миновала.
– За то, что я пыталась тебя удержать, не пустить на этот ваш бал.
– А ты пыталась? – Во рту вдруг появился горьковатый привкус, тот самый, что был у бабушкиного чая. – Ты вчера мне что-то в чай подмешала?
Вместо того чтобы ответить, баба Маня огляделась по сторонам, а потом самым обычным своим тоном сказала:
– Нечего в этаком виде на улице стоять. В дом пошли, там поговорим.
– А нам есть о чем поговорить? – Горечь во рту сделалась еще ощутимее.
– Родным людям всегда есть о чем поговорить, – сказала баба Маня и, не оборачиваясь, направилась в дом.
Аглая сидела за накрытым к завтраку столом, рассеянно помешивала ложечкой плавающие в золотистом чае чаинки, ждала, когда баба Маня начнет разговор.
– Не бойся, – бабушка поставила перед ней домашнее печенье и вазочку с медом, – на сей раз чай самый обыкновенный.
– Я и не боюсь, – она пожала плечами, спросила: – Это снотворное было?
– Да.
– А зачем?
– Чтобы ты никуда не ходила, осталась дома прошлой ночью.
– Из-за Пугача? Из-за того, что он наговорил про статую? – Аглая сунула за щеку печенюшку, запила чаем, действительно самым обычным. – Он же безобидный... – сказала и тут же осеклась, вспоминая сцену у пруда.
А такой ли уж безобидный? Кто знает, что у него на уме? Рита погибла, и Михаил считает, что ее убили. А кто убил?..
– Пугач, может, и безобидный, – баба Маня поправила сползшую с плеч шаль, – да вот только разговоры он ведет совсем не безобидные.
– Про Спящую даму?
– Глаша. – Бабушка подалась вперед, спросила, тревожно всматриваясь в Аглаино лицо: – Ты скажешь, где ночь провела?
– Где или с кем? – Она не станет никого обманывать. Михаил не обманывал, и она не станет.
Баба Маня аккуратно расправила кисти на шали и только потом заговорила:
– Ну, с кем – я и так знаю.
– Знаешь?!
– Не перебивай! – она нетерпеливо взмахнула рукой. – Я, может, и старая, но не слепая. Меня сейчас другое волнует: где ты была?
– В поместье.
– Помнишь, как туда попала?
– Нет.
– Я так и думала, – баба Маня кивнула. – А что помнишь? Где ты очнулась?
– Возле статуи.
– И что дальше? – В голосе бабушки слышалась даже не тревога, а настоящая паника. – Что ты видела?
Господи, да что она такого должна была видеть?! Первым, кого она увидела, был Михаил. При чем тут какая-то статуя?
– Глаша, – бабушка понизила голос до шепота, – чтобы ты меня поняла, я должна тебе кое-что рассказать, кое-что, касающееся твоей семьи.
Семья у Аглаи была маленькая: мама и бабушка. Что такого она не знает?