— Какой странный тип…
Она перевела взгляд на возлюбленного.
— Да, действительно странный, — ответил Маэстро и вдруг весь напрягся, как бы прислушиваясь к чему-то. Откуда-то доносился колокольный звон и тут же он заглушался сумбурными звуками, похожими на автомобильные сигналы и шум движущегося автотранспорта… Это было совершенно не свойственно данной обстановке. Хаотичные звуки резко прекратились.
— Что это? — удивлённо спросила Юна.
— Ты тоже слышала? — Маэстро в упор посмотрел на любимую.
— Да. Как наваждение какое-то…
— Весёлое у нас путешествие, — как можно спокойнее произнёс Маэстро.
Их отвлекли звуки скрипки, доносившиеся откуда-то поблизости…
— Надеюсь, это не наваждение, — уверенно сказал Маэстро. Он взял Юну за руку, как берут за руку ребёнка, боясь каждого его неверного шага, и они двинулись вперёд — на музыку…
Пройдя немного и свернув вправо, за косматые пальмы, они увидели нечто весьма любопытное. Высокий статный мужчина солидного возраста в тёмных роговых очках водил за верёвки куклу-марионетку. Он был одет в атласный халат до пят, перехваченный бархатным кушаком. Волосы у него были длинные, волнистые и белые как лён, и не понять было, парик ли это или натуральные седые волосы; они мягкими локонами облегали голову и шею — до плеч, что выглядело весьма экстравагантно и в то же время гармонично по отношению к мужественному скуластому лицу с оттенком мягкой отеческой суровости. Круглые чёрные очки скрывали его глаза, и голову он держал прямо перед собой, словно глядя куда-то вдаль. Он перебирал крепкими длинными пальцами узловато-изящных рук, умело и мягко дергая за верёвки марионетку, которая при этом делала интересные движения — то влево, то вправо, то вверх, то вниз… Рядом стояла стройная девушка небольшого роста и играла на скрипке что-то из Баха. Лёгкая прядь падала ей на лоб, придавая характер наивной невинности, в больших глазах сияла глубина чувств, отвечавших музыке, слетавшей со смычка, и вся она как бы слегка воспаряла с каждым акцентированно-высоким звуком. Тёмные волосы, изящно облегавшие светлое худое лицо и неожиданно уходившие в косу, драматический взгляд, длинное фиолетовое платье, шикарные перстни на тонких пальцах — всё это придавало ей значение некоего тайного величия с его отрешённой открытостью. Вглядевшись попристальней, можно было заметить, что это не девушка, а женщина вполне зрелого возраста, сохранившая свою элегантность и изящество манер.
Итак, под музыку Баха двигалась марионетка. Драматические возгласы скрипки завораживали, казалось, и её. Рядом лежал цилиндр, в который бросали деньги прохожие. Некоторые останавливались и с любопытством наблюдали эту музыкально-мистическую сцену, и публики собралось уже довольно много. Почтенный кукловод, ни на кого не обращая внимания, искусно владел марионеткой…
Внезапно марионетка как-то неестественно, резко дёрнулась в сторону цилиндра с купюрами. Это был невероятный рывок, не свойственный данному действу, он был необъясним, ибо в руках кукловода повисли одни веревки, а сорвавшаяся марионетка упала на песок, накрыв цилиндр с деньгами… Музыка оборвалась. Все ахнули, глядя на распластавшуюся марионетку и спокойно стоявшего кукловода, и не знали, что делать — то ли воздать почести искусству опытного мастера, то ли уйти с помутившимся рассудком…
А кукловод спокойно снял свои таинственные очки, обнажив большие синие глаза и дав понять, что он вовсе не слепой, как ни в чём ни бывало поднял загулявшую марионетку и начал вновь налаживать с ней связь…
— Финита! — объявила скрипачка.
Все поняли, что номер закончен, и стали расходиться…
Маэстро опять взял Юну за руку, и они пошли ближе к берегу…
Волна вышибала пену и нехотя отступала, обнажая угрюмый грунт, но ветер был нежен. Солнце уже стояло довольно высоко, и день навеивал зной…
— Всё равно всё прекрасно, — плавно произнесла Юна и вскинула правую руку ладонью вперёд, как бы играя с ветром.
— Иначе быть не может, — ответил Маэстро и одной рукой обнял Юлиану, нежно и чутко направляя её вперёд, — по курсу движения жизни. Сзади гудело игривое побережье с бесшабашной публикой, обдавая влюблённых тёплым сквозняком.
— Ну как тебе номер с марионеткой? — спросил Маэстро.
— Уму непостижимо, — растерянно ответила Юна. — Умеют же люди работать… Ах, как скрипка играла!
Они теперь старались смотреть лишь на океан, дышавший блаженством и вечностью. Тем не менее нельзя было не заметить парня, идущего на руках совсем близко. Рядом с ним плавно шла девушка с лирическим взором, а в руках у неё были белые цветы. Это выглядело весьма забавно, и Юна мило улыбнулась. Маэстро невольно застыл в некоторой отрешённости… Когда он очнулся, парня с девушкой уже не было…
Нельзя сказать, что появление этой пары как-то повлияло на влюблённых странников, но что-то неуловимо тревожное прошло через душу Маэстро и осело в сердце Юлианы… Внезапно их окатил уже знакомый хаотичный шум. Они, затаив дыхание, посмотрели друг на друга… и Маэстро поймал во взоре Юлианы удивление, смешанное с тревогой… Она овеяла трепетом возлюбленного и взволнованно, осторожно произнесла:
— Наверное, нам пора возвращаться…
— Да, — коротко ответил Маэстро и направил взор в небо.
— Играй, мой Маэстро, — выдохнула Юна.
Маэстро вскинул флейту и осторожно приложил её к устам… Он заиграл ту музыку, от которой щемит, замирает и рвётся сердце, вытягивая изнутри все жилы. Это был, скорее, каскад драматических созвучий. Это была музыка, свойственная и доступная лишь той стране, в которой они родились и выросли. Это была до боли звонкая, ностальгически бунтарская, с перехлёстом угрюмой иронии и в то же время возвышенно восторженная, загадочно пронзительная, непостижимая музыка России…
Все цвета смешались в золотисто-огненное зарево, которое постепенно рассеялось, и перед нашими героями предстала узкая московская улочка в панораме большого окна их патриархальной квартиры… Они стояли, прильнув друг к другу, и оцепенело глядели в окно…
— Это невероятно, — ошеломлённо лепетала Юна. — Боже мой, это чудо!
— Вот это полёт, — с изумлением выдохнул Маэстро.
Это действительно был полёт во всей своей красе, не имеющий аналогов и не нуждающийся ни в каких комментариях и доказательствах, полёт, сметающий все грани догм, бутафорий и профанаций. Да и что может быть выше полёта, если это и есть жизнь.
Они отпрянули от окна и как-то одновременно уселись на диван. С улицы доносился ленивый гул обыденной жизни. Комнатная тишина студила пыл возбуждённых героев, и лёгкий шок плавно перешёл в блаженное успокоение… Маэстро сидел, закрыв глаза и отрешённо откинув назад голову; рядом с ним справа лежала флейта. Слева ютилась Юлиана, притулившись к плечу любимого…
Что-то непредсказуемое пронзило Маэстро, он весь вздрогнул, резко выпрямив голову, схватил валявшийся рядом тетрадный лист и безумно выпалил:
— Где ручка?!
Юна, казалось, ждавшая подобного сигнала, мгновенно вскочила и метнулась к секретеру. Она судорожно схватила ручку и тут же вручила её своему ангелу, заодно прихватив книжку для удобства записи. Маэстро начал суматошно записывать на своём листе короткие фразы, как бы улавливая их над собой. Это была какая-то информация в свободной поэтической форме:
«Любовь прорастает сквозь камни
Звезда — это сила мечты
Страх превращается в пепел
Воля — явление Вечности
Путь — меж трясиной и пеклом
Битва — внутри человека
Тьма ищет дыры в сознании
Камни уже пробудились
Война — это эго
В Любви — Древо Жизни
Вина переплавится в дар
Боль растворится в гармонии
Жажда выводит к истокам
Солнце души воссияет
Дважды в судьбу не войти
Птица всегда знает путь
Выйди из сна обновлённым».
Когда всё было записано, Маэстро коротко выдохнул:
— Всё.
Юна во все глаза смотрела в написанное. Она тихо произнесла:
— Что-то похожее на код…
Маэстро несколько раз пробежал взглядом по тексту и посмотрел на возлюбленную. Она оторвалась от листа с информацией и заворожённо вымолвила:
— Как заклинания какие-то… И вроде — как стихи… Вот бы всё это расшифровать…
Маэстро выдержал паузу и тихо сказал:
— Это Послание…
Он аккуратно положил лист с текстом на стол, затем расслабился и сел в кресло. Он закурил.
— Ну и денёк, — облегчённо сказал Маэстро, выпуская дым.
Юлиана ещё раз пробежала глазами по тексту, записанному на листе, затем восторженно посмотрела на своего любимого и, вдруг спохватившись, возбуждённо провозгласила:
— Я заварю кофе.
— Верная мысль, — удовлетворенно ответил Маэстро и затянулся сигаретой. Юна упорхнула на кухню…
Маэстро сидел, отдохновенно откинувшись в кресле.
«Да, это действительно что-то сверхъестественное… И разобраться во всём этом придётся не иначе, как нам самим…» — таковы были его мысли. Он медленно и глубоко затягивался, задумчиво выпуская сигаретный дым в пространство таинственной комнаты…
И тут вдруг его взору предстал некто, подобный фараону, в шикарных сияющих одеждах, восседающий на троне с массивной золотой чашей в правой руке… Через несколько мгновений он плавно растаял в воздухе, а чаша, описав несколько небольших кругов, вдруг превратилась в небольшую светлую птицу с пепельно-голубым отливом, которая изящно зависла в воздухе… Внезапно птица превратилась в Юлиану. Она стояла перед своим ангелом и вся светилась, держа за ручку передвижной сервировочный столик с чашками, в которых дымился кофе…
— Мой ангел, кофе готов, — почти пропела Юна.
— Да, — спохватился Маэстро, тряхнув головой и развеяв видения.
Он взял чашку кофе и, сделав пару глотков, задумчиво обратился к возлюбленной:
— Ты знаешь, Юна, мне думается, что такие вылеты в иные края несколько преждевременны…
Он внимательно посмотрел ей в глаза и продолжил:
— Дело в том, что это действо имеет особую силу, — мы можем попасть в любую сферу, но в определённо угаданное время…
Юна, присев рядом, спокойно констатировала:
— Но, если такое случилось, значит, это было нужно, и мы явились свидетелями чего-то очень важного и пока необъяснимого. Тем более — эти стихи… По-моему — это не просто стихи; и ты назвал их Посланием.
— Ты права. Всё идёт, как и должно, — твёрдо ответил Маэстро и погасил сигарету.
Они сидели рядом и, попивая кофе из небольших чашек, думали о том, как права жизнь с её падениями и взлётами, и ничто не могло бросить их в пустую хандру и бессмысленное фрондёрство. Они пребывали в медитативном бездействии и кроткой бодрости духа, несмотря на то, что с ними сегодня приключилось. Да и что может нарушить жизнь ветра? Разве что стены, которые ему не нужны. В их жизни уже произошло осознание их причастности ко всему живому, меняющемуся, стихийному, а также — к нервозно-гнетущему, пугающему; и даже мелочно-обывательские выпады и бульварную фанаберию они принимали как существенно-кармическую необходимость высшего порядка.
Попив кофе, они занялись своими делами. Юна ушла на кухню, Маэстро погрузился в книги… Ему доставляло удовольствие открывать что-то новое в старом и зачитанном. Иногда Юна заходила в комнату и на несколько минут забывалась возле своего посланника судьбы, оживляя его своим шармом. Надо сказать, что очарование Юлианы было естественным, как воздух, напоённый жасмином, это был шарм природы без причуд и претензий, а потому и любовь их не имела причин и следствий, когда, забегая вперёд, делят года на выгоды. Маэстро тоже иногда отвлекал Юлиану, идя на запах острых ощущений…