― Твою мать, Грейнджер…
Эта грудь, так великолепно вздымающаяся, торчащая, безумная, и живая, и кричащая под темным атласом. Драко даже не обратил внимания на цвет… просто темный… или на форму — слишком кружилась голова… он тут же прижался к ней ртом … язык, мокрый, оставляющий на ткани влажный след… и твердеющий под тканью сосок.
«Нет… это слишком… я не могу… не вынесу… просто пусти меня в себя, Грейнджер, мне надо внутрь…»
… и его руки оставили ее грудь, двинулись ниже, резко скользнули по пылающей коже вниз, под юбку, и по бедрам — вверх.
― Дай мне… ― прорычал он, уткнувшись в нее лицом, ― я хочу…
Его руки начали разводить, растягивать, раскрывать… Рвать, ругаться, драться с ее бедрами… пробраться в них, между ними, обернуть вокруг себя, притянуть ближе… И медленно — его губы все так же прикованы к ее вздымающейся груди, голова гудит и кружится от тихих стонов — бедра Гермионы начали поддаваться, двигаться, медленно, впуская, сдаваясь . И, стоило им приоткрыться, он грубо втиснулся между ними, прижался к ней так сильно, что член взорвался бешеной пульсацией, и Драко застонал, так низко и глубоко, что стон отозвался вибрацией в их телах… жадные, безумные мысли — еб*ный в рот… твою мать… она здесь, так близко… Староста девочек … ты здесь, прижавшись к ней, твердый как камень и вот, тут …Ее драгоценная дырка, сочащаяся влагой сквозь трусы. Пощупай их . Потрогай . Эти влажные, белые, такие совершенно грейнджерские мокрые трусы.
Из горла Гермионы вырвался звук. Отчаянный. Безумный. Низкий, полузадушенный, потому что нет… это очевидно… она не хотела, чтобы он видел. Не хотела, чтобы он понял, какая она горячая, и мокрая, и созревшая — и готова.
Но Драко и так знал… потому что с тех пор, как он отпустил ее руки… она даже не пыталась что-нибудь сделать… оттолкнуть его. Он чувствовал ее запах— влаги и желания, умоляющий, зовущий… прикоснуться к ней… овладеть … использовать и выбросить ее…потому что это только секс, повторял он себе снова и снова … только секс, простая грубая е*ля.
И все ее тело кричало «да».
Да. Гермиона знала. Понимала остатками затуманенных, плавящихся мозгов. Та черта, к которой он почти прикоснулся…
…та, за которой было изнасилование …
… ее больше не было. Потому что, очевидно, она уже все ему разрешила, чувствуя, как безнадежно выгибается навстречу, отчаянно готова, согласна на то, чего она на самом деле не хотела, все равно не хотела, но так же, как и он, мечтала избавиться… Оставь-меня-в-покое-и-никогда-не-возвращайся. И вот она здесь. Изнеможение, опустошение, смешанное в обломках тел, его рот отрывается от ее кожи… чего-то не хватает…в этой горячке… рот движется вверх, к шее… жгучие, пылающие — все время… я ненавижу тебя …губы прикасаются к подбородку, потом ближе… Быстрые, решительные, бешено, невыносимо желанные — коснулись ее губ, их рты столкнулись…
… поцелуй.
Он поцеловал ее, и Гермиона поняла, осознала, что они не… с той ночи, ни разу — язык к языку, так, что не разомкнуть губ. И она знала, чего не хватало. Почему все было так… что с ними творилось… почему этот… миг безумия, жуткое недоразумение и этот тонущий, удушающий, неимоверно возбуждающий рот… был здесь. Почему эти губы — на ее губах. Она едва могла дышать. Его звериные стоны, сплетающиеся языки, рот, приникший с такой силой, что саднил прижатый к столу затылок, впечатанный в дерево, и, черт-наверняка-черт, стол расколется, порежет ее, распорет до крови, еще больше густой, кипящей крови. Его зубы вновь вонзились в ее губу, и боль… бешеная пляска языков… та же боль, как в тот, самый первый раз… вернулась со всей жестокостью, острые, запретные зубы, втягивающие ее губу к нему в рот. Гермиона чувствовала, как губа наливается кровью, кровь приливает к коже, и Драко знал — он толкнулся бедрами, еще раз ткнулся членом… низкое рычание… в мокрую ткань ее трусов, потому что знал. Это ее кровь на его языке. Грязная и готовая. Кровь у него во рту.
Гермиона чувствовала вкус грязи на его коже. Горькая и смешная земля, въевшаяся в поры. И она попыталась сосредоточиться на этом… отчаянно сконцентрироваться… не обращать внимания на его руку, пальцы, скользящие вверх по внутренней стороне бедра… сосредоточься на… думай о грязи, чтобы не думать о прикосновениях… потому что тогда придется остановить его руку… и ты никогда себе не простишь, если не сделаешь этого, Гермиона, поэтому… о, черт . Потрясающее ощущение веса его тела на ней. Нет … его рука добралась до самого верха и касается влажной, обезумевшей… подбирается к краю и о нет , нет… нет… не позволяй ему, не давай ему , и он трогает тебя, там…
… ее кожа . Драко не мог справиться с дрожью в руках. Его горячий, бешеный язык, казалось, только что обжигавший глубины ее рта, теперь скользил по подбородку. Одно плавное движение языка, чертящего влажную дорожку, и — такое же медленное — пальцев, скользнувших в конце концов, проклятье, наконец-то, в ее промокшие трусы…
― Мокрая для меня, Грейнджер, такая потрясающе мокрая для меня…
… ее плоть такая теплая, такая горячая, такая тугая, он почти хотел погрузить в нее зубы и пить ее грязную кровь… выпить ее всю… кажется, это чересчур. Кровь, тонкой струйкой стекающая по горлу. Как неправильно. Как плохо, блин, плохо, грех, блин… пить… нет… НЕПРАВИЛЬНО…Грейнджер… И, твою мать… черт, пальцы наконец-то добрались туда, куда он так стремился — вверх и внутрь, сильно, жестко, вы**ать ее до потери пульса и бросить опустошенной… эта дикая, мокрая, изнемогающая от желания п**а Грейнджер и — да… такая скользкая, сочащаяся, блин, для меня ты шлюха, ты прекрасная шлюха …
… нет … Гермиона, пожалуйста … это заходит слишком далеко. Его пальцы… Мерлин, его пальцы … останови их… скользят вокруг нее, проскальзывают и обжигают и так быстро, что нет… ни единой связной мысли… ни единой распроклятой мысли … еще дальше отпихнув мокрые трусы … она никогда не слышала, чтобы он дышал так быстро, так громко, так хрипло, резко…
Заходите, полюбуйтесь — вот они, тут. Вместе. Слившись. Губы, пальцы, языки и дыхание, так много возбужденного дыхания. Влага. Необходимость. И все. Чертово решение проблемы.
Драко еще никогда не ощущал ничего столь влажного, горячего, неотвратимо открытого и ждущего… Как это… на что это похоже — прикоснуться к ней внутри … да, теперь два медленных, вздрагивающих от предвкушения пальца скользнули, толкнулись вверх, вверх и внутрь, так далеко, как только могли достать, вверх и внутрь. «Ее пи**а сжимается, дрожит и пульсирует вокруг твоих пальцев» . Гермиона чуть вскрикнула, подавила крик, дико выгнула спину и прижалась к нему… о, мать, Грейнджер, блин, ты меня убиваешь…
― … убиваешь меня .
… выгнулась, чтобы почувствовать его глубже. Хотела его пальцы глубже и плотнее внутри себя. Его грубое и влажное дыхание на шее.
― … тыменяубиваешь .
… или что-то вроде того. Какие-то слова — она едва слышала — голова запрокинулась, и Гермиона почувствовала, как его большой палец провел по клитору и… о нет, нет, нет, я не могу… обвел вокруг него, прижал, опять обвел.
Теперь Драко смотрел на нее. На обнаженную пылающую кожу, а Грейнджер извивалась под ним, вращала бедрами и терлась о его пальцы. Глаза закрыты. Ее глаза. Он продолжал гладить клитор большим пальцем, скользить по нему, жадно, твердый… такой твердый, черт возьми, и близко и… ** твою мать… это закончится… все кончится, он кончит в свои чертовы штаны, если не прекратит… так опасно, так близко к ее тесной , нежной плоти.
И тогда другой рукой — а ее тело все еще трепетало вокруг его пальцев — он добрался до молнии на штанах, потянул вниз и застонал… твою мать, зарычал, низким, глубоким горловым звуком… когда его член, так болезненно напряженный, что Драко сходил с ума, наконец освободился, и вот он… здесь, между ее ног…
Горячая мокрая тугая черт да…
… готовый двинуться в нее, пронзить, проникнуть до самого дна этого мокрого… черт… горячего… скользнуть по этим сочащимся складкам, исследовать их вдоль и поперек… это слишком… такая мокрая… твои глаза…
Такие большие.
Охренеть, какие большие.
И тут он заметил.
Заметил, и понимание обрушилось на него. Драко застыл.
За дрожью, пальцами и языками, под тяжелым и грязным дыханием… все ее тело напряглось.
Нет… нет, не… не сейчас… «не сейчас, Грейнджер…
Не смотри так испуганно.
Я так близко, бл*, если я не войду в тебя… »
Но это было.
И она пыталась это скрыть.
Отчего было еще хуже. Так плохо, что Драко почти не понимал, почему…
Он взглянул на нее.
И почти почувствовал, как мышцы у нее внутри стискивают его пальцы. Это сводило с ума. Но это был знак… знак, который он ни с чем не мог спутать. Блин… блин … скажите мне, что она просто нервничает, эта девчонка, мокрая, и задыхающаяся, и напряженная под ним… «плюнь… не спрашивай ее, ты Малфой , какое тебе дело… раньше тебе всегда было наплевать… смотри, как далеко она тебе разрешила зайти… что она тебе позволила…не спрашивай… не надо… потому что — что, если она скажет… »
Драко пытался, старался сформулировать вопрос, не обращать на нее внимания — на ее кожу, на влажный жар вокруг пальцев, на собственный пульсирующий член, притиснутый к ее телу.
― Грейнджер… ― хрипло, еле слышно, задыхаясь, почти прижавшись к ее губам. Зачем?.. почему-то он должен был знать… ― Ты девственница?
И вдруг, вдруг — как будто что-то прорвалось и хлынуло, окрасив ее щеки еще более темным румянцем.
«Мерлин. Нет.
Не говори этого».
― Да.
Внутри у Драко все замерло.
Гермиона с ужасом смотрела на него.
Что-то в его лице изменилось так быстро, что она едва успела понять, что… и почему, когда он вытащил из нее пальцы.
«Что? Малфой, почему ? Какое тебе дело? Какого черта ? Нам это нужно, ты сам сказал, что нам это нужно, и посмотри на меня… мне так стыдно, меня трясет от возбуждения, только пожалуйста… пожалуйста, просто закончи то, что начал».
И с мучительным стыдом, от которого, она знала, потом будет плакать, Гермиона протянула руку и обхватила пальцами его напряженный член.
И всем телом вздрогнула от низкого стона Драко.
― Что? ― прошептала она, все еще мокрая, возбужденная, жаждущая, а теперь еще и… плачущая. ― Малфой?
И начала медленно поглаживать. В его глазах что-то мелькнуло, он схватил ее за руку и прохрипел.
― Прекрати… не надо.
― Что? ― ее щеки пылали.
Унижение.
Почему?
Что с ней не так?
Что она сделала?
И — эти слова. Три убийственных, оскорбительных слова.
― Я не могу.
«Ты не можешь »?
У Гермионы так сжалось сердце, что она вздрогнула. Вспыхнула от внезапного гнева.
«Хорошо. Отлично. Ублюдок. Ты чертов ублюдок.» Слезы душили ее.
И оттолкнула его. Сильно, в грудь, так, что он отшатнулся.
Как больно.
Жутко больно.
― Какого черта, что с тобой? ― выплюнула Гермиона, в отчаянии поправляя юбку. Щеки горели так, что наверняка она выглядела просто смешно. ― Какого дьявола… То есть… почему…
«Стоп, Гермиона. Не задавай этот вопрос. Ты в любом случае не должна была этого делать. Просто беги. Убирайся отсюда, притворись, что рада. Ты ведь рада, ты должна быть рада… он перестал… избавил тебя от этого… не обращай внимания на трепет и жар, и скользкую, липкую влагу на бедрах».