Потом он сам опрокинулся в воду. Но прежде чем покинуть нас, этот странный морской житель (я сам видел, честное слово) прощально помахал клешней.
— Ну вот, даже спасибо не сказали зверю, — заметил Валерка.
— Я сказал, только тихонько, — возразил Братик.
— А что он принес? — заинтересовался Володька. Он сразу приободрился, когда краб исчез.
На ладошке у Василька лежал панцирь морского ежа. Он был старый, иголки с него осыпались, и остались только мелкие бугорки. Панцирь был похож на круглую коробочку с отверстием в донышке.
Братик потряс коробочкой, и в ней что-то застучало, как в погремушке. Потом бок у панциря проломился, и на дно лодки упала светлая горошина.
Валерка схватил ее. Я увидел, что он даже слегка побледнел.
— Не может быть... — пробормотал он.
— Жемчужина? — спросил я, наклоняясь рядом.
— Жемчужины бывают в плоских раковинах, — недоверчиво проговорил Володька. — А эта в какой-то черепушке.
— Это не простой жемчуг, — тихо сказал Валерка. — Он не растет в раковинах. Это вечный жемчуг.
Я заметил, как вздрогнул и широко открыл глаза Братик.
Жемчужина лежала на ладони у Валерки. Светлая полупрозрачная бусина с затаенной голубой искрой внутри.
— А почему она вечная? — спросил я. — Не тускнеет?
— Это капли звездного дождя, они падают с неба, — объяснил Братик. — И застывают в море.
— Как метеориты? — спросил Володька.
— Почти, — задумчиво откликнулся Валерка и покачал жемчужину на ладони. — Только метеориты из камня или железа, а это... в общем, это звездное вещество... Между прочим, один такой шарик может сделать человека императором или перессорить целые государства...
— Ничего себе добыча... — опасливо заметил Володька.
А я сказал:
— Давай выкинем к аллаху...
Валерка улыбнулся:
— Зачем выкидывать? Мы с Васильком его вам подарим — тебе и Володьке. Вы же не собираетесь в императоры... Будете вспоминать нас.
Последние слова кольнули меня мыслью о близкой разлуке. Но я прогнал эту мысль: до конца Третьей Сказки еще далеко, и нечего грустить раньше времени.
Валерка взял мою ладонь и переложил в нее жемчужину. Весила она как добрая свинцовая пуля, а размером была с крупную ягоду смородины.
Я понимал, что отказываться нельзя.
— Спасибо, Валерка. Спасибо, Василек.
Братик сказал:
— Она в темноте светится. Как будто маленькая луна...
— А почему все-таки этот жемчуг вечный? — снова спросил я.
Валерка сказал с непонятной строгостью:
— Он горит вечно. Если зажечь, начинает сиять, как солнце, и уже никогда не гаснет. В Старом Городе на Западных островах одна жемчужная крупинка, в десять раз меньше этой, освещает целую площадь уже много веков. И ничто не страшно такому огню. Даже под водой не гаснет.
— Без воздуха горит?
— Звезды тоже горят без воздуха, — сказал Валерка.
Володька тронул пальцем жемчужину.
— Значит, она — маленькая звезда?.. Какой хороший этот краб. Не буду я больше бояться крабов.
Мы засмеялись. Я положил тяжелую горошину в кармашек на плавках. Братик стал сматывать веревочку. А пиратский адмирал Хака Баркарис непонятно смотрел на нас со скалы.
9
С попутным ветром мы долетели до берега в несколько минут. Валерка ловко ввел в бухту лодку, мы ее привязали, и по камням выбрались на пляж.
Близился вечер, и в воздухе прибавилось желтизны. Тише стал ветер, и звонче шелестела трава. Мы уже не шумели и не дурачились. Утомились немного.
Начинался отлив. Океан отступал, открывая мокрое песчаное дно с темными плетями водорослей и круглыми блестящими лужами.
Братик и Володька немного побегали по этим лужам, брызгая друг друга, но без особой охоты. Потом Володька наткнулся на выпуклую блестящую спину зарывшейся в песок черепахи. Он захотел показать Братику, что не боится морской живности, и стал откапывать черепаху. Она была неподвижная, и какая-то слишком уж круглая. А потом оказалось, что это глиняный горшок, покрытый странным клетчатым орнаментом.
— Это знаете что? — оживленно сказал Валерка. — Это посудина древних мореплавателей, которые здесь жили тысячу лет назад.
— Может, в ней клад? — заинтересовался Володька.
Но в древней посудине ничего не было. Кроме мокрого песка.
— В них варили раньше похлебку из синих водорослей, — сказал Володька.
— Хочу похлебку из синих водорослей, — с шутливой жалобностью сообщил Братик. — Есть хочется.
— Бр, — сказал Володька.
— И ничего не "бр". Она вкусная. Только этих водорослей здесь нет.
— Давайте наловим и сварим крабов, — предложил Валерка и украдкой покосился на Братика.
— Еще чего! — вскинулся тот.
Мы засмеялись.
Маленькие серые крабы, словно услышав о коварных Валеркиных замыслах, разбегались по песку и прятались под камнями. На многих камнях темнела щетина плоских ракушек — вроде черноморских мидий.
— Сварим моллюсков, — сказал Валерка. — Вполне съедобно.
— А где огонь? — спросил Володька.
Я сразу вспомнил. Побежал, разыскал на берегу свою одежду, вытряхнул карманы. Выпали два синих билета — с ними я и мой приятель Алька Головкин лет пятнадцать назад ходили в кинотеатр "Темп" на фильм "Смелые люди". Потом скользнуло мне в ладонь увеличительное стеклышко — Алькин подарок.
Солнце стояло невысоко, но грело еще хорошо. Я навел огненную точку от стекла на билеты, и скоро на них запрыгал бесцветный огонек.
Мы набрали сухой травы и веток, сварили ракушки в старинном горшке, в морской воде, которая булькала совсем по-домашнему — как суп на газовой плите. Некоторые раковины открылись сами, другие Валерка вскрывал острием своего палаша. Мясо было солоноватым и пахло морем. Ну и прекрасно! Володька сказал, что всю жизнь будет помнить этот обед.
Всю жизнь... Будет помнить! И мы снова подумали все об одном: скоро наступит время, когда останется только одно — помнить друг друга.
Мы легли рядом на сухой песок, прижались плечами и стали молчать. Справа от меня был Валерка, слева мой Володька.
Валерка сказал наконец:
— Что-то все равно не так. Будто не сделали самого главного.
— Мы на маяке не были, — напомнил Володька.
— Разве это самое главное? — с мягким упреком сказал Братик.
— А кто знает, — упрямо произнес Володька.
Я посмотрел на него, потом на Валерку. Видно, у меня и у Валерки мелькнула одна мысль.
— Надо зажечь маяк, — торопливо сказал я. — Не зря же мы попали на этот остров.
Братик и Володька разом приподнялись, уткнув острые локти в песок.
Валерка подумал и покачал головой.
— Я тоже хотел... Нет, невозможно. Там должны гореть масляные лампы. А где масло? Кто будет следить? Их надо заряжать, они не могут гореть вечно.
Володька слева от меня резко шевельнулся, и я почувствовал его требовательный взгляд. Я сказал:
— А жемчуг? Он горит вечно.
Валерка быстро вскинул и опустил глаза.
— Это же подарок. Он же ваш — Володькин и твой.
— Он и будет наш. И ваш тоже, — заговорил я как можно убедительнее. — Только он будет гореть! Как... — У меня в голове заскакали всякие мысли про негасимый огонь дружбы и тому подобное. Но здесь не нужны были красивые слова. И я заговорил сбивчиво: — Ну, как будто мы вместе... Зажгли для всех...
— И ты вернешься раньше, Дэни, — вдруг тихо сказал Братик. — Не надо будет огибать Барьер.
Верно, Василек! Тут штурману Дэну совсем нечего возразить.
Я вынул из кармашка тяжелый шарик с голубой искоркой внутри. Валерка взял его на ладонь.
— А как зажечь? От простого огня он не загорится. Он вспыхивает лишь от очень сильного пламени. От молнии или от горящего железа...
— Эх ты, штурман! — воскликнул я. — Ты забыл? На всех маяках есть громадные линзы! Мы соберем солнечные лучи!.. Бежим, пока солнце не ушло!
Запыхавшись, мы выбрались на каменную площадку у подножья маяка. Дверь была сорвана. Угрюмо чернел сводчатый вход. Нас не испугала эта угрюмость, мы торопились не упустить солнце: оно было близко от горизонта и стало желтоватым. И все-таки мы задержались у башни.
Недалеко от фундамента, среди обкатанных камней лежал огромный якорь. Изъеденный солью, весь красный от морской ржавчины. Его веретено плотно прижималось к плоской базальтовой площадке, один рог с треугольной лапой торчал вверх, а второй целиком ушел в камень. Словно давным-давно камень расплавился, охватил якорную лапу жидкой массой и застыл снова.
Валерка погладил ржавое туловище якоря.
— Знаете, сколько времени он лежит? Здесь было когда-то морское дно, а потом вода отступила. Наверно, он оторвался от корабля больше тысячи лет назад. Так и остался... Смотрите, он намертво врос в планету.
Мы с Братиком тоже погладили покрытую ржавчиной спину якоря-великана. А Володька хотел пошевелить большое кольцо, куда ввязывают канат, но оно приросло к проушине.
— Солнце уходит, — сказал я.
Тени от якоря, от камней, от невысоких скал, где был выход из лабиринта, стали длинными и протянулись по склону.
Мы вошли в башню.
Башня была квадратная снаружи и круглая внутри. Будто в четырехугольном столбе просверлили широкий ствол. Там, где снаружи приходились углы, каменная кладка получилась особенно толстой. В ней давние строители выбили полукруглые углубления. Ломаной линией от ниши к нише уходила вверх железная тонкая лестница.
Когда мы стали подниматься, она гулко задрожала, и с перил посыпалась ржавая чешуя.
Идти было страшновато. Круглая пустота гудела вверху и внизу. Но в узкие окна проникало солнце и рассекало эту пустоту лучами; лучи стали уже розовыми, и надо было спешить.
Я шел последним и смотрел, чтобы Володька и Братик по своей беспечности не загремели со ступеней. Поэтому лишь мельком поглядывал по сторонам. Но все же заметил в нишах мотки полусгнивших канатов, круглые фонари и какие-то черные сундуки, от которых тянулись вверх странные кожаные веревки.
После полутьмы круглого колодца застекленный фонарный ярус почти ослепил нас. Отсюда, с высоты, солнце еще не казалось слишком низким — это первое, что я заметил.
А второе... Второе — то, что линз не было.
Вернее, они были, но совсем не годились для нашей цели. Это оказались не выпуклые стекла, как мы ожидали. Маячные линзы состояли из множества хрустальных колец — одно внутри другого. Издалека они, наверно, были похожи на ребристые стекла автомобильных фар. К тому же эти кольца наглухо были вделаны в неподвижные металлические рамы — ни повернуть, ни снять.
Мы с недоумением и досадой переглянулись. Братик сказал Валерке без упрека, но очень огорченно:
— Разве ты не знал?
Валерка хмуро ответил:
— Я же не маячный мастер. Я на маяки до сих пор только с воды смотрел...
Мне стало до жути обидно. Неужели все зря?
Володька вдруг предложил:
— А если оставить здесь жемчуг и провести к нему громоотвод? Будет гроза, ударит молния...