Танец меча - Дмитрий Емец 9 стр.


— Само собой. Я вернул ей эйдос, — кивнул Троил. Эссиорх вскочил, толкнув стол. Картофельный

человечек, не удержавшись, повторно улетел в со­лонку.

— Она не готова! Его отнимут!

— Поверь моему опыту: дольше тянуть нельзя, — твердо сказал Троил. — А отдаст она его или нет — зависит только от нее самой. Но все же, надеюсь, работа на Большой Дмитровке научила ее, что не­разумно расшвыриваться эйдосами.

— Но почему? — спросил Эссиорх с тоской.

— Подумай сам: зачем истинный свет вообще Позволяет людям распоряжаться их эйдосами? Ведь ценность каждого, даже самого тусклого эйдоса, превышает стоимость всего человеческого мира со всеми городами, картинными галереями, сокровищницами? Не проще ли забрать их и запереть в сейфе где-нибудь в Эдеме? Мы бы их охраняли. Мрак бы и близко не сунулся.

— Эйдос должен изменяться вместе с хозяином. Осуществлять выбор и отражать его, — заученно отозвался Эссиорх.

Правда была у него в разуме, но в сердце она пока не проникла, и между сердцем и разумом воз­никали грызня и путаница.

— Вот и не лишай всего этого Улиту! Не пытайся быть умнее правды! — подытожил Троил и дружески надавил ему на плечо.

В минуты внутренней тупиковости Эссиорх всегда спасительно уходил в подробности быта. От­мывал палитру, проковыривал иголкой ссохшиеся пробки в горлышках тюбиков, ощущая внутри жи­вую мягкость масла.

Вот и сейчас Эссиорх послушно сел и вместо лошади, которая уже вертелась у него на кончи­ке кинжала, неожиданно вырезал картофельному человечку жену. Картофельному человечку жена не понравилась своей деловитостью, и он стал по­спешно закрывать солонку — главное свое сокрови­ще — крышкой, защищая ее. Эссиорх понял, что у него получился жадноватый старый холостяк, вроде Эди Хаврона. Жена ходила вокруг солонки, глядя как будто в сторону, но постепенно сужая круги.

— Ты знаком с тибидохскими преданиями? — внезапно спросил Троил,

В Эссиорхе зашевелилось когда-то полученное образование, но на всякий случай он покачал голо­вой. Троил понял и улыбнулся.

— По большей части они лживы, как и всякие пророчества. Истинное будущее сокрыто как от стражей мрака, так и от стражей света. Известен только финал, но не путь к нему. Но все же случаются очень здравые предположения. Особенно те, что связаны с именем Древнира.

— Меч, ножны и щит? — мгновенно отозвался Эссиорх.

— «Меч, ножны и щит еще встретятся. Вместе три артефакта обретут полную силу. Магия аб­солютной защиты, магия атаки и охранная магия обретения мощи», — процитировал Троил.

— Разве это не пророчество некромагов? — осто­рожно спросил Эссиорх.

— Некромаги не изобрели ничего своего. Они лишь процитировали Древнира. Древнир же осно­вывался на законе, по которому однажды нарушен­ная целостность всегда воссоединяется. Меч, ножны и щит — единая целостность. По отдельности они наделены лишь частичной силой.

Троил выглянул в коридор.

— Борн! — окликнул он.

Из комнаты выглянул темноволосый. Он внес уже знакомый футляр и, вручив его Троилу, отошел к окну. «Молния» заедала, но генеральный страж был терпелив. Раскачивая, он продвигал ее корот­кими толчками. Можно было, конечно, решить дело проще, но Троил предпочитал естественный ход со­бытий сверхъестественному. Лучше кривой дачный домик, построенный собственными руками, чем дворец, возникший по щелчку пальцев.

«Молния» была отодвинута на треть, когда на­ружу стало пробиваться ровное золотистое сияние. В сравнении с ним лампочка на потолке сразу стала тусклой и лишней. Генеральный страж стянул фут­ляр, и лампочка окончательно ослепла. Теперь на их окно больно было смотреть даже с улицы. Троил держал в руках сияющий щит. Каплевидный, почти без декора, лаконично грозный. Центр щита укра­шала отлитая из золота голова женщины, красота которой переворачивала душу.

— Настоящий светлый артефакт! — выдохнул Эссиорх.

— Посмотри внимательнее! — посоветовал Троил. Эссиорх вгляделся в щит истинным зрением.

Свет, изливаемый щитом, был ровный, согреваю­щий, эдемский. Окажись рядом комиссионер или суккуб, он закрыл бы лицо руками, не в силах вы­носить щедрости этого сияния.

— Да все в порядке! Правильный светлый арте-фа!.. — Эссиорх осекся. Схватил щит, сел на корточ­ки и стал всматриваться.

Всматривался он долго, недоверчиво, не желая разочаровываться в совершенной красоте золотого лица. Если бы не молчаливое одобрение стоявшего рядом Троила — возможно, вообще отвернулся бы, не желая перечеркивать такую красоту.

Смотрел и, наконец, увидел. В самом центре све­та была тень — маленькая, почти неуловимая. Черво­точинка, мгновенно превращавшая творение света в самое мерзкое из созданий мрака. Такая же ложь, как в лице золотой женщины. Вначале оно казалось прекрасным. Хотелось смотреть на него вечно и ни­когда не отрываться. Потом что-то тебя насторажи­вало. И, в конце концов, ты ясно понимал, что перед тобой лицо злобной фурии, от которой невозможно ожидать пощады.

— Только в такие минуты и понимаешь разницу между красотой и прелестью, — с грустью заметил Троил.

— Где вы отыскали щит? — спросил Эссиорх.

— В Тибидохсе. Но там он был с оскаленным львом. Типичный щит константинопольской рабо­ты. Перерождения начались, когда Борн неосторож­но попытался пронести его в Эдем. — Троил огля­нулся на темноволосого стража. Тот в смущении уставился себе под ноги. — Правда, Борна можно понять. В первые минуты я тоже был обманут. Толь­ко когда грифон ударил его лапой, мы что-то запо­дозрили. Нет, это не артефакт света, к огромному сожалению. Это артефакт-перевертыш.

Эссиорх заметил на краю щита две глубокие, не пробившие его насквозь борозды — след гнева гри­фона.

— Если изменился щит, значит, ножны с мечом тоже? — спросил он.

— Скорее всего. Части раздробленного артефак­та всегда равноценны. Это закон. Если яд мрака про­ник в одну часть, есть он и в других.

— Меч Мефа тоже отравлен мраком?

— Конечно. При этом щит действительно дает почти полную защиту, а ножны троекратно увели­чивают возможности меча, своей близостью непре­рывно восстанавливая его силы. В бою щит и нож­ны невидимы и сливаются с хозяином так, что их фактически и не существует. О них можно вообще не помнить, а меч держать как одной рукой, так и двумя.

— И что? С ними Мефодий станет сильнее Арея? — недоверчиво спросил Эссиорх.

Сомневался он не напрасно.

— Не станет. Даже не сравняется, — заверил его Троил. — У Арея столько опыта и столько эйдосов в дархе, что против большинства артефактов он мо­жет выходить с вилкой. Но все же у Мефа появится шанс.

— Это же прекрасно! — воскликнул Эссиорх с энтузиазмом.

— Если бы, — вздохнул Троил.

— Почему «если бы»? — не понял Эссиорх. Троил щелкнул по щиту ногтем. Щит издал недо­вольный краткий звук.

— Пока мы рискуем только телом Мефа, которое в любом случае не является вечным. А в этом слу­чае еще и эйдосом. Если Меф не сумел расстаться с мечом, то с мечом, щитом и ножнами ему будет расстаться еще сложнее. Всякая же вещь, с которой мы не можем без сожаления разлучиться, делает нас ее рабом.

Картофельная жена окончательно приручила мужа. Теперь они работали вместе. Высыпав соль, торопливо набивали солонку кусочками моркови и лука, которые отыскивали по всему столу. Работали они с остервенением, не доверяя Эссиорху, который не допустил бы их голода. Да и вообще Эссиорха в их реальности не существовало. Он не помещался в их картофельно-крахмальном измерении, где все протекало просто до невозможности быстро.

— Эй! — крикнул Эссиорх, наклоняясь к самому столу. — Эй!

— Бесполезно! — отозвался Троил. — Практи­ческий ум существует в границах доказанных кате­горий. Ты не доказан, и потому тебя все равно что нет. Твое «эй!» звучало для них часа два… Они небось решили, что это гром.

Временами, когда тень от головы или руки Эс­сиорха более или менее длительно падала на человечков, они думали, что наступил вечер. Тогда кар­тофельный муж переставал таскать морковь и на дудочке играл нечто беззвучное, но вдохновенное и даже грустное. Жена слушала, подперев щеку рукой. И в эти секунды картофельные человечки станови­лись близки своему создателю.

— Сражаться Меф сможет, — сказал Троил, вме­сте с Эссиорхом разглядывая человечков. — После боя со всеми тремя артефактами придется расстать­ся. Оторвать их от себя. Но по силам ли это Мефу, если даже хранитель Прозрачных Сфер готов был смотреть на щит целую вечность?

Эссиорх покраснел.

— Вот о чем я подумал, — продолжал Троил. — Не всегда правильно играть в ту игру, которую тебе навязывают. Если ты знаешь, что противник силь­нее тебя в шахматах, возможно, стоит переключить его на шашки. Лигул хочет, чтобы Арей убил Мефа и силы его достались Прасковье. Так? Значит, в Пра­сковье он уверен? Почему?

— Она воспитывалась в Тартаре, — сразу ответил Эссиорх.

Троил искоса, как птица, посмотрел на него и цокнул языком.

— Но ведь она с эйдосом? Никакой Тартар не погасит горящей свечи. Почему же Лигул убежден, что сердце Прасковьи никогда не повернет к свету? Должно существовать нечто, за что он держит ее, как за поводок.

Назад Дальше