Мариэтта поинтересовалась у Леонардо, есть ли у них надомники, и он сообщил, что таких несколько, но из ее родной деревни, к сожалению, ни одного. Когда монахини отошли достаточно далеко, чтобы не услышать их разговора, поведала ему обо всех обстоятельствах, связанных с позолоченной маской. Ей не хотелось, чтобы надзирательницы заподозрили, что ее интересовала не столько сама маска, сколько ее владелец.
— У меня есть основания предполагать, — сказала она, — что я уже видела золотую маску, которую сейчас носит сеньор Доменико Торризи, в мастерской матери.
— Глава дома Торризи? — недоверчиво переспросил Леонардо. — Не может быть, чтобы речь шла об одной и той же маске. Все маски я делал для него сам, и не помню, чтобы такая проходила через мои руки.
— Значит, я ошиблась, — разочарованно ответила Мариэтта.
— Подождите, подождите! — Леонардо поднял вверх палец. — Когда, говорите, делали эту маску?
— В конце лета 1775 года.
— Где-то в это время меня свалила лихорадка, одна из тех неприятных хвороб, которые, как говорят, набрасывается на город с чужих кораблей. Так вот, тогда и пришел заказ от Торризи. Самый опытный из моих работников заболел одновременно со мной, а я боялся доверить такую ответственную и сложную работу кому попало, и поэтому решил поискать кого-нибудь, кто сделал бы ее как следует.
— И кто же это был?
— Ваш тогдашний наниматель, синьор Карпинелли.
— Стало быть, это та самая маска.
— Очень даже возможно. — С этими словами Леонардо Савони открыл шкаф, где на одной из полок стояли старые регистрационные книги. Найдя нужную, он открыл ее, и его палец заскользил вниз по списку. — Вот! «Отлить и позолотить одну маску по отпечатку лица синьора Доминико Торризи». Работа выполнялась в мастерской Карпинелли.
— Значит, я не ошиблась?
С озадаченным видом он закрыл книгу.
— Странно, что вы умудрились запомнить эту маску. Наверное, она оказалась последней, над которой вам тогда пришлось работать.
— Скорее всего, именно поэтому, — предпочла согласиться Мариэтта. Не могла же она выложить истинные причины ее интереса к этой вещи.
Когда обход мастерской и магазина был закончен, синьор Леонардо Савони пригласил гостей в кабинет, где специально приглашенный официант из кофейни «У Флориана» выставил на мраморном столике угощение: тарелки с засахаренными фруктами, кексами, тут же возвышался дымящийся чайник с горячим шоколадом и чашки из тончайшего китайского фарфора. Когда все уселись, Леонардо с удовольствием наблюдал, как его Адрианна разливает всем шоколад. Сегодня радость на его лице была такой же неподдельной, как и тогда, на приеме, посвященном их помолвке. Это очень тронуло Мариэтту, которая уже по-другому воспринимала будущий союз синьора Савони и своей старшей приятельницы. Девушка от души надеялась, что однажды Леонардо станет для нее таким же близким человеком, как и Адрианна.
После угощения беседа продолжилась, и Мариэтта попросила у хозяина разрешения еще раз зайти в лавку и посмотреть маски. Монахини не возражали, их больше интересовали лакомства, а Леонардо уселся рядом со своей возлюбленной в освободившееся кресло Мариэтты.
В магазине девушка, разумеется, не стала закрывать лицо и могла примерять любую маску. Она чувствовала себя так, будто снова очутилась в мастерской матери: все та же атмосфера таинственности, загадочности, непередаваемой многоликости и переменчивости карнавала царила здесь.
Ее внимание привлекла очень забавная маска оливково-зеленого цвета, и, приставив ее к лицу, она посмотрелась в висевшее здесь же зеркало. Маска очень напоминала лицо Бригеллы, веселого, бесшабашного слуги своего господина, готового услужить хозяину в любом замышляемом им непотребстве или обмане. Маска явно не подходила для девушки из Оспедале, и если бы монахини вздумали заглянуть сюда, то пришли бы в ужас.
Мариэтта отложила в сторону маску Бригеллы, заменив другой, еще одного карнавального персонажа — адвоката, эдакого толстяка-всезнайку с мясистым носом.
Стоя у зеркала, девушка от души смеялась, и не сразу заметила, что за ней наблюдали, но потом внезапно поняла, что с улицы, где сгущались сумерки ненастного снежного дня, она могла смотреться, как на сцене, освещенная ярким светом люстры. Но с другой стороны, кому вздумается глазеть на нее в такую непогодь и холод? Она медленно повернула голову и посмотрела в окно.
На нее во все глаза глядел какой-то молодой человек. Увидев, что замечен, юноша улыбнулся.
Сначала это смутило Мариэтту, но потом чувство юмора взяло верх. Он явно понял комизм ситуации и разделял ее чувства. Ни на минуту не сомневаясь в том, что дверь в лавку надежно заперта, а сестра Джаккомина вряд ли откажется от лишнего кусочка лакомства и не станет следить, что она делает, девушка решила продолжить игру: надев маску «моретта» и ухватив зубами пуговицу, пришитую там, где на маске располагался рот, она опустила вниз руки, будто хотела убедить своего неожиданного зрителя в том, что маска держится на лице вследствие какого-то ухищрения фокусника, и сразу же услышала аплодисменты. Стоя перед витриной, молодой человек изо всех сил хлопал в ладоши. Он рукоплескал ей и тогда, когда она, взяв за позолоченную ручку какую-то полумаску, на пару секунд приставила ее к лицу. Но когда Мариэтте вздумалось примерить маску Пульчинеллы с ее клоунским крючковатым носом, она заметила, как молодой человек с недовольной гримасой отрицательно покачал головой и снова улыбнулся.
Сменив эту маску на простую, из папье-маше, делавшую ее похожей на Коломбину — это была всего лишь полумаска, едва прикрывавшая нос, — Мариэтта завязала тесемки на затылке. Но, отвернувшись от зеркала и взглянув в витрину, девушка никого не увидела. Ее разочарование мгновенно сменилось страхом, когда дверь лавочки вдруг отворилась и на пороге появился зритель. Войдя, молодой человек поспешно закрыл за собой дверь, чтобы не напустить холода. Мариэтта слишком поздно поняла свою оплошность: видимо, когда она запирала дверь, не сумела справиться с задвижкой, и та осталась незапертой.
— Добрый день, мадемуазель. Вы говорите по-французски? — спросил он. Видимо, французский был его родным языком.
— Ровно столько, сколько нужно, чтобы понимать, о чем я пою, и не наделать ошибок в произношении, — ответила она на том же языке. — Но ни о какой беглости говорить не приходится.
— Ну, ну, так уж и ни о какой. Вы говорите лучше всех, кого мне приходилось здесь слышать, — похвалил он. — Хорошо, что мои друзья-итальянцы хоть немного меня понимают. Говорить они и вовсе не могут, но с грехом пополам мы все же объясняемся. Мне понравилось, как вы демонстрировали маски.
— Я и не думала их демонстрировать и не подозревала, что за окном может оказаться зритель. — Усмехнувшись, Мариэтта сняла маску Коломбины и положила ее обратно на полку. Теперь ей следовало позвать Леонардо, а самой чинно удалиться под надзор монахинь, но неожиданная встреча заинтриговала девушку, и ей не хотелось просто так оборвать ее. Ей показалось, что присутствие гостя преобразило всю лавку буквально на глазах. Незнакомец выделялся классическим типом красоты — тонкий прямой нос, широкоскулое лицо, сильный подбородок, нежно-оливковая кожа, темные и веселые глаза с длинными ресницами, такими же темными, как и волосы, на которых не было и следа пудры.
— Разрешите представиться, — заговорил он, перейдя на итальянский, с довольно сильным акцентом. — Меня зовут Аликс Дегранж, я из Лиона. Только вчера прибыл в Венецию из Падуи. Мы приехали вместе с моим другом Анри Шико и графом де Марке, он сопровождает нас в путешествии и знакомит с шедеврами архитектуры и искусства во всех странах, куда бы мы ни приезжали. Он также советует нам, какие произведения искусства следует купить, чтобы увезти с собой. К вашим услугам, синьорина. — Сняв-треуголку, он церемонно поклонился.
— Хорошо, что вы успели прибыть вчера, — сказала она, раздумывая о том, что этому молодому французу лет девятнадцать, от силы двадцать, и удивляясь, что несмотря на молодой возраст, он весьма непринужденно и даже с каким-то непонятным удовольствием воспринимает то, что другому показалось бы лишь скучным выполнением навязанных кем-то и смертельно надоевших установок по культурному воспитанию. — А то я слышала, что уже сегодня лагуна начинает замерзать около устья Бренты.
— Да, вы правы, действительно, холодно. Никогда бы не подумал, что увижу Венецию в снегу.
— Как долго вы останетесь здесь?
— Как можно дольше. Мой друг Анри и я пресытились красивыми видами и перспективами, статуями, развалинами древности и знаменитыми полотнами. Теперь на очереди карнавал. А для этого потребуется маска. Что бы вы могли посоветовать?
— С удовольствием, — без колебаний ответила она, обводя рукой полки с масками и увешанные ими стены. — Что предпочитаете? Комическое? Гротескное? Загадочное? А может быть, вы просто хотите кого-нибудь ошеломить?
— Я хочу маску, которую мог бы носить везде.
— Ничего сложного. Стало быть, вам нужна обычная, она называется «баута», — сняв одну из таких масок с колышка, она положила ее перед гостем. — Самая распространенная из масок. Она подойдет для любых обстоятельств, причем годится как для мужчин, так и для женщин. Выступающая вперед верхняя губа и отверстие для рта позволяют говорить, причем разборчиво. Мало того, в ней даже можно есть и пить.
— Разрешите мне примерить ее.
— Пожалуйста. Можете сдвинуть ее набок, не снимая, если потребуется. Конечно, это выглядит странновато, но ничего — все так делают.
Юноша приставил маску к лицу, а Мариэтта завязала ему на затылке тесемки. И когда он повернулся, девушке показалось, что сердце ее замерло. Впервые баута не производила на нее обычного гнетущего впечатления, потому что его веселые живые глаза приветливо улыбались сквозь отверстия.
— Как я выгляжу?
— Великолепно! Теперь на вас официально разрешенная венецианская маска. Дело в том, что лишь такие маски можно носить, если нет карнавала, да и то лишь с полудня.
— Странное правило. Мне доводилось слышать, что в Венеции полно таких не очень понятных ограничений. А правда, что все гондолы должны быть только черными и никакими другими?
— Правда. Так повелось с незапамятных времен, все дело в старом законе, изданном для того, чтобы обуздать вечное тяготение венецианцев ко всему пестрому и бьющему в глаза. Хотя во время регаты все каналы пестрят разными цветами, как и во время фестивалей. Да вы и сами все увидите. Скажите лучше вот что, вам в ней удобно?
— Да, благодарю, но уж очень странный вид у этой маски. Я в ней не похож на обезьяну?
— Нет, нет, — запротестовала она. — Вот, взгляните в зеркало.
Посмотрев на свое отражение, он рассмеялся.
— Графу де Марке ни за что меня в ней не признать!
— Уж в этом будьте уверены, — согласилась она. — В особенности, если вы оденете традиционную мантилью.
— Да, да, я уже многих видел в такой одежде, когда впервые вышел в город. — Чувствовалось, что его захватила новая роль. Покажите мне самую лучшую мантилью из ваших.