Между тем обе девушки узнали о двух фамилиях достаточно много нового и интересного, все знала не кто иная, как Адрианна.
— Значит, эти Челано время от времени появляются на концертах? — Элена уже, наверное, в десятый раз требовала подтверждения.
— Да, но вместе с Торризи никогда.
И Адрианна продолжала рассказ о том, что ей стало известно. На протяжении многих веков в роду Торризи и Челано встречались купцы и рыцари, сборщики податей на службе у дожа Венеции и банкиры в соседних королевствах, школяры, музыканты и даже поэты. Некоторые подозревались в государственной измене, в убийствах, находились и такие, которых выдворяли за пределы республики, а промотанные несметные состояния уже потомками были сколочены заново, в еще больших размерах. Они всегда входили в число членов Большого Совета Тринадцати знатнейших, под чьим управлением находилась Безмятежнейшая из республик, разумеется, во главе этого совета стоял дож, не раз им оказывалась честь заседать и в числе Высшего Совета Десяти. Гораздо более мрачный характер имело их представительство в существовавшем и поныне Совете Трех, в обязанности которого вменялось выносить приговоры тем, кто подозревался в нелояльности к государству, и бросать в темницы, находившиеся тут же — тюрьма примыкала к Дворцу дожей. Ее отделял от него лишь небольшой пышно украшенный мост. Не таким уж безмятежным оказался этот город в лагуне — тут и там на стенах домов имелись особые отверстия в виде пастей львов, служившие почтовыми ящиками. И в разверзнутые пасти львам летели доносы, тайные письма, адресованные властям с указанием явных и вымышленных обвинений десятков сограждан в нелояльности. Письма эти поступали в Совет Трех, который принимал решение по каждому из них, и члены этого Совета, сами снедаемые страхом, как и много веков назад, не скупились на приговоры и сроки. Когда Мариэтта узнала об этом, то подумала, насколько же повезло им, что они до сих пор не оказались втянутыми в эти интриги и игры ни той, ни другой стороны. Ничего, когда-нибудь Элена поймет, что невнимание или забывчивость Марко Челано, не соизволившего прислать обещанные цветы, оказались благоволением Божьим, и дай Бог, чтобы их неприятности ограничивались лишь этим.
За три недели, на которые Мариэтта исключалась из хора, Элене не раз пришлось выступать в качестве сольной певицы. После концертов из уст Элены ни разу не вырвалось имя Челано, и Мариэтта предположила, что того либо не было на концерте, либо Элена не признала его, так как не исключалось, что молодой человек мог быть и в маске.
Когда Мариэтта вновь вернулась в хор, это облегчило жизнь обеим девушкам. Мариэтта снова окунулась в размеренную рутину своих прежних дней, заполненных репетициями, и так продолжалось до тех пор, пока Адрианна не разыскала их, чтобы пригласить торжественно отметить какое-то непонятное и таинственное событие.
— Я приглашаю вас обеих в Зеленый Зал для приемов к восьми часам вечера. Наши учителя и воспитатели устраивают в честь меня небольшой вечер. — На ее губах блуждала загадочная полуулыбка, когда она упредила вопрос, который вот-вот должен был последовать. — Не спрашивайте меня сейчас ни о чем. Вот когда придете, тогда и узнаете.
Вечером того же дня Мариэтту и Элену в Зеленом Зале приемов встретила Адрианна, одетая в платье с кринолином из бледно-желтого шелка. Присутствовали несколько хористок, а также ведущие музыканты во главе с самим хормейстером, воспитательницы, преподаватели в сопровождении своих жен, а кроме того, множество людей, которых девушки видели впервые, вполне похожих на высокопоставленных и знатных покровителей Оспедале. Подавали бокалы вина и ломтики дыни. В зале стоял от множества разговоров неумолчный шум, затем директор школы выступил вперед и официально приветствовал всех присутствовавших, после чего он, отступив назад, сделал поклон Адрианне, пригласив ее занять место в центре зала.
— Я так счастлива, — начала она, — увидеть здесь всех своих друзей в этот радостный и грустный для меня вечер, сообщить всем вам, что вскоре мне придется покинуть стены Оспедале, ставшей для меня родным домом на протяжении почти двадцати семи лет. Очень многие удивлялись, почему я так долго оставалась здесь, но мне было ясно, что однажды наступит день, когда придется уйти отсюда, и вот он настал. Мое решение одобрил маэстро, наш хормейстер, которому я бесконечно благодарна, и не только за то, что он сумел сделать из меня певицу, но и за то, что всегда служил мне опорой при принятии жизненно важных решений, направляя меня, помогая советом и делом. И я всегда гордилась тем, что мне выпала честь петь в Оспедале и для Оспедале. — Она повернулась к нему. — Не откажите в любезности высказать все за меня.
Учитель, кивнув, вышел из-за стола и встал рядом с ней.
— Не является секретом, что голос моей ученицы Адрианны — самый прекрасный из всех, которые мне довелось слышать за долгие годы работы здесь. И то, что она оставалась у нас в Оспедале, еще больше укрепляло репутацию нашего учебного заведения, ставшего известным в самых отдаленных уголках мира, и это большая честь для нас. Но сегодня не идет речь о славе Адрианны, а о том решении, которое подсказано ее сердцем. Имею честь сообщить всем присутствующим здесь о помолвке нашей ученицы Адрианны с синьором Леонардо Савони из Венеции!
На несколько секунд в зале воцарилась полная тишина, а затем со всех сторон раздались ахи и охи, восторженные восклицания, поздравления, пожелания счастья и недоуменные фразы о том, какая же это для большинства гостей неожиданность. Некоторые тут же стали аплодировать в адрес приземистого, упитанного мужчины средних лет, осанистого и дородного, который вначале показался гостям одним из состоятельных покровителей, приглашенных сюда руководством Оспедале. Мужчина полной достоинства походкой вышел к Адрианне и подал руку. Жених с плотным массивным затылком, крючковатым носом, с густыми бровями, придававшими его лицу чуть свирепое выражение и совершенно не гармонировавшими с его добрыми карими очами, словом, это был заурядный толстяк — но какими глазами смотрела на него Адрианна — таких восхищенных глаз у нее Мариэтте еще не приходилось видеть, жених отвечал тем же.
— Я самый счастливый человек во всей Венеции, — чуть заикаясь от нахлынувших на него эмоций, заявил Леонардо Савони и припал губами к руке зардевшейся от счастья и радости Адрианны.
Элена мгновенно по достоинству оценила его наряд — атласный сюртук нежнейших коричневых тонов и чулки со стрелками. Повернувшись к Мариэтте, не терпящим возражений тоном заявила:
— Вот, видишь! Адрианна первой из всех сумела подобрать себе настоящего аристократа!
В Венеции дворянские титулы роли не играли, они служили разве что для официальных бумаг, речи о том, является ли синьор Савони графом или кем-то другим, пока не велось. Мариэтта и Элена с трудом добрались до Адрианны сквозь толпу окруживших ее гостей, стремившихся поздравить девушку и пожелать счастья. И когда очередь дошла до них, Адрианна приняла поздравления от обеих своих подруг с особой благодарностью.
— Ну расскажи нам, — наседала на нее Элена, снедаемая любопытством, — где же дворец твоего Савони? Не на канале Гранде?
Адрианна весело затрясла головой.
— Нет, Элена, ни в каком дворце я жить не собираюсь. С чего ты взяла? Синьор Савони — мастер по изготовлению карнавальных масок. Его дом стоит на Калле делла Мадонна. После нашей свадьбы я хочу обратиться с просьбой к нашему маэстро, чтобы он иногда отпускал вас к нам в гости.
Элена непонимающе уставилась на нее. Мастер по изготовлению масок! Потом, ощутив острый тычок локтем Мариэтты, подавила свое разочарование.
— Где же находится мастерская синьора Савони?
— Его магазин — это скорее лавка, и мастерская — лишь через две или три двери от кофейни «Флориан» в аркаде к югу от площади Сан-Марко.
— А как вы познакомились с ним?
Адрианна охотно стала рассказывать:
— Я получала массу писем от так называемых поклонников, которым я почти всегда отказывала, но в письме синьора Савони оказалось что-то такое, что тронуло меня, и я сказала директору, что хотя не думаю, что хочу сразу же принять его предложение взять меня в жены, но все же желала бы ему написать. Мы стали переписываться, и я, зная его лишь по письмам, влюбилась в него самого. А потом, когда я, наконец, согласилась на встречу, то сразу же поняла, что обрела в этом добросердечном человеке все, чего так желала.
— Я очень, очень рада за тебя! — страстно заявила Элена с неподдельной искренностью. Адрианна благодарно взглянула на нее и обняла за плечи.
— Пусть и тебя когда-нибудь найдет такая любовь, Элена.
На глазах Элены выступили слезы.
— Спасибо тебе.
Мариэтта поняла, что та мимолетная встреча и знаки внимания со стороны Челано оставили в душе подруги гораздо более глубокий след, чем она предполагала. Она никогда не думала, что Элена способна на глубокие и длительные чувства. В знак солидарности она сжала руку Элены чуть повыше локтя и обратилась к Адрианне:
— А можно нас представить синьору Савони?
Та кивнула, и девушки отправились к толпе на поиски Леонардо Савони.
Синьор Савони церемонно поприветствовал обеих девушек и позже в разговоре с ним Мариэтта затронула тему изготовления масок, а Элена с Адрианной продолжили обходить гостей.
— Дело в том, что мне приходилось помогать матери до тех пор, пока не исполнилось двенадцать лет. Моя мать работала для синьора Карпинелли надомницей.
— Я хорошо его знал. Он уехал из Венеции и дело передал сыну. А что именно вам приходилось делать?
Она рассказала о своих умениях.
— Мне кажется, у вас и сейчас получится, если нужда заставит, — полушутя-полусерьезно предположил он.
— Ах, что вы! — отмахнулась чуть смущенная Мариэтта.
— Нет, нет, — он пророчески поднял указательный палец вверх. — Я шучу. То, что мне рассказывала о вас моя Адрианна, говорит о том, что у вас дивный голос, и вашему будущему певицы ничего не угрожает. Но, что касается изготовления масок, то… Понимаете, что когда-то выучил, чем однажды овладел, на всю жизнь с вами остается. Мой отец привел меня в мастерскую, когда я еще был очень молод, и объяснил все — это касалось изготовления масок, и их продажи. Знаете, доверю вам один секрет. — Он понизил голос, хотя вряд ли кто-нибудь мог услышать их в гомоне, стоявшем в зале. — Сейчас в моей мастерской делают маску для Адрианны, из белого атласа, покрытую серебряной тончайшей фольгой и усыпанную жемчугом.
— А кто пришьет жемчуг? — быстро спросила Мариэтта.
Его глаза плутовато прищурились.
— Уж не вы ли?
— Конечно, а кто же еще? Ведь Адрианна сделала для меня столько, когда я оказалась в Оспедале, а долги следует возвращать. А насчет того, чтобы пришить жемчужины, так в Оспедале никто не станет возражать, даже наоборот. В свободное время я все сделаю, усядусь у себя в комнате, Да никто и знать не будет. А для меня большая радость принять участие в изготовлении вашего подарка.
— Ну, в таком случае, ваше предложение принимается, — без долгих колебаний согласился синьор Савони, зная, что в Оспедале девушек обучали шитью и некоторым другим бытовым навыкам, причем ничуть не хуже, чем пению, и что успехи Мариэтты и на этом поприще поразительны. Но согласился он не только поэтому. Дело в том, что между мастерами по изготовлению масок существовала некая, близкая по духу, корпоративная связь, которую он сразу же почувствовал в этой девушке, очень хорошо понимавшей суть этого необычайного явления, ведь и через ее руки прошли десятки этих ширм, скрывающих не только лица, но и души, способных сломать жизнь, привнести любовь и согласие в жизнь одних и распад в судьбы других, отбросить все социальные табу и преграды и создать атмосферу губительной вседозволенности. Но ведь именно маски и создавали ту неповторимую радость, которую несет в себе карнавал, однако они же были ответственны и за все мрачное, злобное и преступное, что также, увы, являлось частью того же карнавала, а посему этот жест должен был служить проявлением бесконечного доверия и любви к ней.