Состояние ганноверских правителей, то есть Вельфов, составляют переходящие по наследству земельные владения.
Первые герцоги Брауншвейгские и Люнебургские получили герцогские титулы потому, что они были самыми крупными землевладельцами в Нижней Саксонии.
Такая преемственность государей, живущих от своих личных средств, дала королю Георгу V великолепную коллекцию столового серебра, может быть лучшую в мире.
Эта коллекция столового серебра, первые предметы которой относятся еще к временам Генриха Льва, сохранялась в веках и постоянно увеличивалась. И каждый век привнес в нее свое искусство. В Ганновере таким образом собралась чудесная коллекция, лучшая из всех возможных, ибо она прошла сквозь времена как самые варварские, гак и времена высочайшего искусства, и вот уже в течение шестисот семидесяти лет предлагает образцы искусства серебряных дел мастеров всех веков.
С таким количеством серебра король Ганновера мог накрыть стол на восемьсот человек.
Так же как казна и серебро ганноверского дома, бриллианты короны тоже принадлежали лично ганноверскому королю.
С точки зрения важности событий, что пройдут перед глазами наших читателей, ли подробности не столь малоценны.
X. ВЫЗОВ
Случилось то, что и предвидел Бенедикт. На следующий день, в то время, когда Бенедикт проснулся, Ленгарт, служивший ему теперь камердинером, на красивом серебряном подносе, полученном заимообразно для этого случая от Стефана, подал ему три визитные карточки, вернее, две карточки и листок бумаги.
На карточках имена были напечатаны, а на листке бумаги имя было написано карандашом.
Имена на визитных карточках принадлежали майору Фридриху фон Белову и г-ну Георгу Клейсту, редактору «Kreuz Zeitung».
Имя, написанное карандашом на бумажке, принадлежало Францу Мюллеру, рабочему-столяру.
Таким образом, Бенедикт получил от прусского общества столь полную выборку, о которой можно было только мечтать: офицер, журналист, ремесленник.
Он встал с кровати, поинтересовался, где остановились эти господа, и узнал, что все трое поселились в одной гостинице с ним; он поручил Ленгарту сбегать к полковнику Андерсону и попросить его незамедлительно прийти к нему.
Полковник, догадываясь о причинах срочного призыва Бенедикта, явился сразу же.
Бенедикт вручил ему обе визитные карточки и клочок бумаги в той же очередности, в какой сам их получил, попросив следовать в предстоящих посещениях и улаживаниях всех трех дел томно такому же порядку, то есть начать с майора фон Белова, от того пройти к г-ну Георгу Клейсту и и завершение встретиться с Францем Мюллером.
Пол коннику Андерсону было поручено соглашаться на все условия, какие будут ему предлагаться, в выборе оружия, времени и места.
Напутствованный такими указаниями, весьма облегчавшими ему задачу, полковник отправился в путь. Он хотел было обсудить их, но Бенедикт положил ему руку на плечо и сказал:
— Будет так или вовсе не будет.
Через каких-то полчаса полковник вернулся. Все было сделано.
Майор Фридрих избрал саблю. Однако, поскольку у него были дела во Франкфурте и по пути туда он вынужден был свернуть с дороги, чтобы с честью ответить на вызов г-на Бенедикта Тюрпена, он просил назначить предстоящую им встречу на самое ближайшее время.
— Да немедленно, — смеясь, сказал Бенедикт. — Это самое малое, что я могу сделать для человека, вынужденного из-за меня свернуть с дороги.
— Нет, ему лишь бы уехать вечером — вот все, что он желает.
— Но, — сказал Бенедикт, — я вовсе не отвечаю за то, что он действительно уедет, даже если мы с ним будем драться днем.
— Это будет досадно, — сказал полковник, — дело в том, что господин майор фон Белов — настоящий дворянин. Кажется, три прусских офицера оказали вам помощь там и спасли вас от черни на условии, что вы крикнете «Да здравствует Вильгельм Первый! Да здравствует Пруссия!»
— Извините, но все произошло без всяких условий.
— С вашей стороны — да. Но они взяли на себя это за вас.
— Я не мешал им кричать «Да здравствует Вильгельм Первый! Да здравствует Пруссия!» столько, сколько им было угодно.
— Нет, но вы, вместо того чтобы последовать…
— Я прочел одно из самых прекрасных произведений Альфреда де Мюссе; так что же их не устраивает?
— Они говорят, что вы посмеялись над ними.
— О! Если уж на то пошло, признаюсь в этом.
— Тогда, прочитав ваше объявление, они решили, что один из них приедет и будет с вами драться, а два других будут секундантами тому, на кого укажет судьба. Они положили в кепи бумажки со своими именами. Вышло имя господина Фридриха фон Белова. А через минуту его направили к военному министру, и тот доверил ему особое поручение. Это был приказ прусским войскам но Франкфурте, стоящим гарнизоном перед городом. Тогда оба его приятеля предложили — ведь поручение это было неотложным делом — заменить его на дуэли с вами. Но тот отказал им, заявив, что раз они были его секундантами, то в случае если он окажется убитым или опасно раненным, он возложит доставление депеши на одного из них, и тогда она задержится всего лишь на несколько часов.
— Таким образом, я договорился с секундантами господина Фридриха фон Белова, что встреча ваша будет иметь место сегодня в час дня.
— Отлично, а что другие?
— Господин Георг Клейст — это ни то ни ее, типичный немецкий журналист. Он выбрал пистолет и из-за своего плохого зрения просил драться на очень близком расстоянии. Держу пари, что зрение у него великолепное, впрочем, он носит очки. Я сошелся с ним на том, что вы встанете на расстоянии сорока пяти шагов.
— Как, сорок пять шагов? Да это же целый полигон!
— Подождите же… я решил, что каждый из вас будет иметь право сделать пятнадцать шагов, и это сводит окончательное расстояние между вами до пятнадцати шагов. Тут между нами возник спор, его секунданты стали утверждать, что, поскольку вы были зачинщиком, он имеет право на первый выстрел.
— Надеюсь, вы согласились на это?
— Ни за что на свете! Я настоял на том, что, по крайней мере, вы должны стрелять одновременно, по сигналу. Но решать этот вопрос вам. Я посчитал, что такой вопрос слишком серьезен, чтобы мне самому оказаться ответственным за него.
— Все решено: господин Георг Клейст будет стрелять первым, черт возьми! Но вам, конечно, нужно было назначить с ним свидание сразу же после первой дуэли. Тогда мы одним камнем нанесли бы два удара.
— Все устроено, как вы хотите.
— Браво!
— В час дня — с господином фон Беловым на саблях, в четверть второго — с господином Георгом Клейстом на пистолетах, в половине третьего — с господином Францем Мюллером…
Здесь полковник запнулся.
— Ну так что, — спросил Бенедикт, — в половине третьего с господином Францем Мюллером, и на чем?
— Знаете ли, вы вполне можете отказаться.
— На чем?
— В Англии, я не говорю… так уже не принято.
— На чем же, наконец?
— На кулаках. Он ноль рабочий и сказал, что не владеет никаким оружием, кроме того, которое дала ему сама природа для нападения и для защиты. Впрочем, на его собственных глазах вы не пренебрегли этим оружием: это его вы отправили своей подножкой катиться за десять тагов.
— Да, это верно, бедняга! — смеясь, сказал Бенедикт. — Припоминаю: толстяк, коротышка, блондин, так ведь?
— Именно так.
— Я к его услугам, так же как и к услугам остальных. Таким образом, дорогой полковник, пока я закажу завтрак, пойдите и скажите, прошу вас, пожалуйста, господину Клейсту, что он будет стрелять первым, а господину Мюллеру, что мы будем драться при помощи данного нам от природы оружия, то есть на кулаках.
Полковник Андерсон был уже в дверях, когда Бенедикт окликнул его.
— Условимся, — сказал он, — что я сам не занимаюсь никаким оружием. Я буду драться на саблях и пистолетах, доставленных противниками.
— Хорошо, хорошо, — сказал полковник. И он вышел.
Было одиннадцать часов утра. Бенедикт призвал метра Стефана и заказал завтрак.
Через десять минут полковник вернулся.
— All right!— сказал он.
Это означало, что все устроилось.
— Тогда сядем за стол! — сказал Бенедикт. И больше уже ничего не обсуждалось. Часы пробили полдень.
— Проследите, чтобы мы не опоздали, полковник, — сказал Бенедикт.
— Нет, это примерно в четверти льё отсюда. Мы деремся в очаровательном месте, сами увидите. Место может повлиять на вас?
— Я предпочитаю драться на траве, а не на пахотной земле.
— Мы едем в Эйленриде. Это ганноверский Булонский лес. В лесу есть небольшая полянка с ручьем — все словно сделано там для такого рода встреч. Вы увидите. Это место называется Ханебутс-Блок.
— Вам оно известно? — спросил Бенедикт.
— Я два раза там был с собственными делами и три или четыре — ради других.
Вошел Ленгарт.
— Карета заложена, — сказал он.
— Вы подыскали себе второго секунданта? — спросил полковник.
— Тех господ ведь пятеро. Один из них будет мне секундантом.
— А если они откажутся?
— О!
— Так если они откажутся?
— Вас мне вполне хватит, полковник, и, поскольку они сами спешат покончить с этим, так или иначе, мы на чем-нибудь сойдемся.
Ленгарт ждал их со своей каретой у дверей. Полковник объяснил ему дорогу, по которой им предстояло проехать.
Через полчаса они уже оказались на поляне.
Приехали они туда на десять минут раньше назначенного срока.
— Прелестное местечко! — сказал Бенедикт. — Раз эти господа еще не приехали, сделаю набросок.
Он вытащил из кармана альбом и ловко, с замечательной скоростью, зарисовал на память вид этого места.
— И вы говорите, что это очаровательное место называется…
— Hanebuts-Block — из-за вот этой скалы. В это время появились две кареты.
— А! — сказал полковник. — Вот и ваши противники! Бенедикт снял шляпу.
Три прусских офицера, журналист и городской хирург (его призвали на всякий случай) вышли из одной кареты, но братство «Союз добродетели»не дошло все-таки до того, чтобы принять в свою компанию рабочего Мюллера.
Бедный малый ехал в отдельной карете.
Еще издали Бенедикт узнал всех троих офицеров. Это были в самом деле те, что пришли ему на помощь на Липовой аллее, и среди них он узнал и своего противника в мундире гвардейского офицера.
На нем была позолоченная каска с распростершим крылья орлом, серебряные эполеты, белый китель с красной, как кровь, каймой, белые обтягивающие панталоны и высокие сапоги. На двух других офицерах, принадлежавших к гвардейской пехоте, были черные с золотом каски с белыми султанами, голубые кители с красными позументами, эполеты без бахромы, серебряный пояс и белые панталоны.
Господин Георг Клейст был одет во все черное: на нем не было ни малейшего белого пятнышка, которое могло бы послужить прицельной точкой. Это был высокий и худой человек в очках, блондин с пышными усами.
Франц Мюллер был простой рабочий — толстый блондин и коротышка, как и сказал Бенедикт; с намерением оказать честь своему противнику, а может быть, и угодить себе самому, он надел свой праздничный костюм: голубой пиджак с золотыми пуговицами, белый жилет и белые штаны, пышный галстук.
Что же касается Бенедикта, то его оригинальный костюм был элегантен и, казалось, вполне подходил к этому случаю. На голове у художника красовалась фетровая шляпа на манер Ван Дейка, мягкая и широкополая, украшенная серой лентой с маленькими кисточками под цвет фетра; на нем была бархатная черная шелковая куртка с опущенным на плечи воротником. Черная лента шириной с палец служила ему галстуком и подчеркивала его молодую и сильную, как у Поллукса, шею. Он надел брюки из белого тика и батистовую рубашку, такую тонкую, что, когда он снял куртку, сквозь ткань просвечивало все его тело. На ногах у него были туфли-лодочки с очень глубоким вырезом и носки из некрашеного шелка.