Наконец оно причалило к берегу… Марта вздохнула свободно. Ночной туман скрыл весь берег, где воцарилась такая тьма, что бедная женщина не могла разглядеть, сколько человек находятся в лодке. Она увидела только спустившегося к ней Мартина; шум морских волн мешал ей слышать то, что происходило на берегу.
Скоро до ушей ее долетел шум шагов, и она, всмотревшись пристально, увидела человеческий силуэт на нижней ступеньке лестницы, ведущей к террасе. Марта вздрогнула; сердце ее забилось от какого-то предчувствия. Не привезла ли эта лодка какого-либо известия ей? Стражник Мартин стоял перед нею с кепи в руках. Бравому солдату его доброе сердце подсказало, что он несет молодой женщине одно из тех неожиданных известий, которые иногда заставляют умереть от счастья, и потому в продолжение пяти минут, во время которых он поднимался со скалы на террасу, он придумывал способ подготовить ее к этой неожиданности.
— Это вы, Мартин? — спросила его Марта дрожащим голосом.
— Да, баронесса.
— Вам что-нибудь нужно от меня?
— И да и нет, сударыня.
— Что это значит?
Таможенный стражник сел рядом с баронессой и с почтительной фамильярностью осмелился взять в свою огромную руку ручку Марты.
— Вы так добры, что весь свет должен любить вас. Марта ошиблась, услышав эти слова: она подумала, что Мартин хочет просить оказать ему какую-нибудь важную услугу, и вздохнула свободно.
— У меня есть отец и сестра, — сказала баронесса, не беря своей руки из рук стражника.
— Неужели только эти два существа и любят вас? — спросил он.
— Мой муж… — пробормотала она.
— А еще? Марта вздрогнула.
— Больше никто, — вздохнув, ответила она.
— Сударыня, — прошептал Мартин, все сильнее волнуясь, — я не более как бедняк, но вы были добры к моим детям, как наша святая покровительница Дева Мария, и я убью, как собаку, того, кто не окажет вам должного почтения, но зато я буду нем, как могила, если вам нужен преданный друг.
Марта пожала руку Мартина.
— Друг мой, — сказала она, — у вас благородное сердце, и если бы я нуждалась в поверенном, то, конечно, выбрала бы вас. Но, — прибавила она разбитым голосом, — у меня нет более тайн…
— Сударыня, — умолял стражник, — именем Неба молю вас, скажите мне правду! Любили ли вы когда-нибудь?
При этих словах Марта задрожала, подобно сухим листьям, гонимым осенним ветром.
— Ах, молчите, молчите! — прошептала она взволнованным голосом. — Молчите!
— Радость не убивает, сударыня.
У Марты закружилась голова.
— Радость… — сказала она, задрожав. — Для меня нет более радости.
— Может быть.
Госпожа де Рювиньи, вероятно, забыла, что имеет в качестве поверенного бедного стражника, или же слепо и безгранично верила ему; как бы то ни было, но только она прошептала:
— Он умер.
— Умер, говорите вы? — перебил ее Мартин, вдруг отчасти угадавший правду.
— В Африке… на войне, — сказала Марта чуть слышно.
— Сударыня, — пробормотал Мартин, — я был солдатом и, как видите, жив, не правда ли?
— Да, — сказала она с грустью, — ну, так что же?
— Ну, и меня приняли за мертвого на поле битвы и известили семью о моей смерти. Сестры и братья носили траур по мне, а сельский священник отслужил мессу за упокой моей души.
— О, Боже! — прошептала Марта. — Неужели вы хотите убить меня?
— Надейтесь, — сказал Мартин, — надейтесь, сударыня…
И затем он поспешно прибавил:
— Лодка, только что приехавшая сюда…
Марта задрожала и чуть не лишилась чувств. Кровь остановилась у нее в жилах, холодный пот выступил на лбу.
— В этой лодке, — продолжал Мартин, — приехали двое…
У Марты закружилась голова.
— Мужайтесь, сударыня, мужайтесь! — бормотал надсмотрщик, — не дрожите так… один из них офицер.
Баронесса чуть не вскрикнула.
— Он дал мне вот это письмо, — докончил солдат, поддерживая ослабевшую Марту, — читайте, сударыня…
Блуждающий взор баронессы упал на подпись на письме, и она снова вскрикнула, но на этот раз от радости… это был его почерк… он не умер.
Дрожащей рукою она распечатала письмо и поспешно прочитала:
«Марта, моя любовь, моя жизнь! Бог не захотел разлучить нас… оставленный умирающим под вражеским огнем, я ожил… плененный арабами, я бежал… Ваша любовь была моим талисманом…
Марта, нежно любимая мною, мне нужно видеть вас, это необходимо, не откажите мне!..
Ваш на всю жизнь Гектор».
XI
В сердце и уме баронессы происходило что-то странное, необъяснимое.
Радость не убила ее, а уничтожила для нее все недавнее прошлое. Настоящая минута была как бы продолжением того часа, когда она в последний раз видела Гектора Лемблена перед его отъездом в Африку. Все промежуточное время как бы исчезло. И брак, и барон, и новое имя, которое она носит теперь, все это она забыла при мысли о. нем. И эта женщина, недавно слабая и которую одно слово могло убить, стояла теперь молодая и сильная, и в глазах ее светилась радость.
— Где он, где он?
— Пойдемте! — сказал Мартин, снова взяв ее за руку. — Он внизу, у подножия утеса… Он ждет вас…
Влюбленные слились в объятии. Рыбаки стражник, отошедшие на почтительное расстояние, слышали, как они произносили бессвязные слова, слышали их вздохи и рыдания…
Вдруг наступила ужасная действительность.
— Замужем! — вскричал офицер, и страшная злость прозвучала в его голосе.
Марта опустила голову и вскрикнула.
— Замужем, замужем! — повторял он с горечью. Марта вспомнила, что она уже не мадемуазель де Шастенэ, а баронесса де Рювиньи.
— Ах, — проговорила она, — простите меня, Гектор, простите меня… Но я думала, что лишилась вас навеки.
И Марта с пламенной надеждой подняла глаза к небу.
Гектор Лемблен встал молча и спокойно, как человек, твердо решившийся на что-то.
Ночь была темная. Океан бурлил у подножия скал. Дикое величие местности, отдаленные раскаты грома, свирепый рев волн — все, казалось, хотело окружить мрачной и дикой поэзией последнее свидание двух некогда обрученных.
— Марта, — сказал офицер, — женщине в восемнадцать лет, прекрасной и достойной обожания, как бы ни разбила судьба ее жизнь, все же нельзя отказываться от жизни… Прощайте… забудьте меня…
— Могу ли я жить теперь! — вскричала она.
— Ну, а согласилась ли бы ты слить в одно нашу судьбу? — страстно спросил он.
Она вздрогнула и взглянула на него.
— Хочешь ли ты, — продолжал он, — обратить наше горе в вечную радость, нашу разбитую жизнь в вечное счастье, а наши прошлые страдания — в блаженство.
— Говорите, — пробормотала она.
Он протянул руку по направлению к океану. Слабый свет мелькал на поверхности воды.
— Видишь ли ты этот свет? Это — фонарь корабля, отходящего в Африку. Видишь ли ты эту лодку? Она привезла меня одного, но может увезти нас обоих на корабль. Хочешь ты бежать со мною?
— Бежать! — вскричала она с ужасом.
— Да! — продолжал он страстно. — Мы убежим на край света, и всевидящий Бог благословит нашу любовь.
Но Марте показалось, что чья-то тень встала перед нею. Это был образ старика, одетого в траурную одежду, опиравшегося на руку молодой девушки, плачущего и молящегося: печальная чета, скорбящая и оплакивающая позор честного имени.
— Отец мой! Сестра моя! — прошептала она.
Искуситель понял, что он никогда не восторжествует над такой охраной.
— В таком случае прощайте, прощайте навсегда. Отчаливай! — закричал он рыбаку, вскакивая в лодку. — Отчаливай!
Бедный стражник взял на руки баронессу де Рювиньи и отнес ее в замок.
Никто из обитателей замка не вышел еще из кухни, где какой-то красноречивый рассказчик сообщал страшную и увлекательную легенду, а потому никто и не подозревал о тяжелой сцене, разыгравшейся на утесе. Когда служанки баронессы Рювиньи вошли в ее комнату, чтобы раздеть ее, они застали ее уже в спальне, пришедшей в сознание и лежавшей в кровати. Марта была бледна, но успела овладеть собою. Воспоминание об отце и сестре восторжествовало над любовью, а ее служанкам и в голову не могло прийти, что они чуть не лишились навсегда своей госпожи.
На другой день Марта вышла из комнаты совершенно спокойная. Она хотела забыть Гектора, любить одного мужа и искупить единственное увлечение своей молодости добродетельною жизнью и самоотвержением. Всю ночь она молилась, и молитва успокоила ее наболевшую душу и помогла забыть о горе. Она отнеслась сначала совершенно безразлично к отъезду мужа, но теперь всей душою желала скорейшего его возвращения и хотела, чтобы корабль, увезший Гектора, удалился навсегда.
Весь день она провела одна на террасе, всматриваясь в морскую даль и вздрагивая каждый раз, когда белый парус появлялся на горизонте. Но показавшийся парус снова скрывался в небесной синеве, и не было никакого сомнения, что корабль был уже далеко. В двухстах шагах от террасы, внизу, она видела сторожа, неподвижного на своем посту. Но это был не Мартин, а его товарищ. Марта с беспокойством ждала, когда он наконец сменится. Ей нужно было видеть Мартина, поговорить с ним, как с другом; это была последняя жертва, которую она собиралась принести своей любви.
Наступил вечер; стражник встал и в конце маленькой тропинки, которая вела от деревни к сторожевому посту, показался другой, который и сменил своего удалившегося товарища.
Сердце Марты сильно забилось, и она легче серны спустилась к стражнику, сидевшему к ней спиной.
При звуке ее шагов он обернулся. Марта вскрикнула: это был не Мартин. Человек, сидевший перед нею в одежде стражника и с карабином за плечами, был Гектор Лемблен.
— Вы! — пробормотала она, растерявшись.
— Я хотел убить себя, — ответил он, — но почувствовал, что у меня не хватит сил исполнить это, не увидавшись с вами еще раз.
— О, Боже мой! Боже мой! — прошептала она. — Я дала обет позабыть его.
— Марта, — продолжал Гектор, — я нарушил спокойствие вашей жизни… простите меня… забудьте… постарайтесь быть счастливой…
— Гектор!
— Ах, — сказал он тоном твердой решимости, — жизнь без любви все равно, что земля без солнца. Лучше мрак и смерть… Я умру с вашим именем на устах… Марта, я убью себя там, внизу, на этих скалах… сегодня ночью… волны унесут мое тело и смоют следы моей крови… прощайте, Марта…
— Я не хочу, чтобы ты умер, и ты не умрешь… потому что я люблю тебя… — прошептала она чуть слышно.
XII
Однажды утром раздался стук въезжавшей во двор замка де Рювиньи кареты. Генерал вернулся после трехнедельного отсутствия; это была одна из тех честных, рыцарских натур, которые никогда не позволяют себе заподозрить в ком-нибудь дурное. Он, как ребенка, поднял на руки жену и, может быть, в первый раз в жизни почувствовал радость при виде ее. Никогда Марта не казалась ему такой красивой. Он сел на кушетку рядом с нею.
— Дорогое дитя, — сказал он ей, — неделю назад я усиленно хлопотал о своем назначении в Африку; теперь я сожалею, что домогался этого, так как буду принужден покинуть вас надолго.
— Боже мой! — прошептала Марта. — Вы уезжаете?
— Через три дня.
— Через три дня? — пробормотала она. — Это ужасно!
— Теперь я разделяю ваше мнение, мой ангел; человек, упускающий свое счастье в погоне за честолюбием, безумец. Но что же вы хотите? Он так создан, что радости семейного очага не удовлетворяют его; он забывает, что подобная вам женщина — это рай земной, и ему все еще нужны слава, успех, почести… Жизнь жены солдата полна самоотречения и самопожертвования. Я знал это, женясь на вас, и был не прав в своем эгоизме; но сегодня я вижу, что разлука, которой я почти жаждал вследствие своей страсти к службе, будет для меня жестока и тяжела. Ваш образ будет жить в моем сердце и будет моим талисманом.