— Я уже знаю это, он рассказал мне дорогой, — сказал, улыбаясь, Гонтран.
— Да? — с удивлением спросила амазонка и продолжала свой рассказ. — Сегодня я обещала отцу, несмотря на дождь, вернуться домой вечером и на просьбы тетки остаться ответила, что уеду, хотя и собирается гроза. Я не трусиха, — прибавила девушка с оттенком храбрости, которая как нельзя более шла к ней и привела в восторг Гонтрана, — и не неженка: я не боюсь ни грозы, ни привидений. Остальное вам известно.
— Сударыня, — сказал маркиз, очарованный свежим, молодым голосом девушки, — не сочтите меня нескромным, если я предложу вам еще один вопрос.
— Спрашивайте…
— Этот сумасшедший, этот идиот…
— А! Понимаю, — вздрогнув, сказала она, — вы хотите знать, отчего он сошел с ума?
— Признаюсь, это меня чрезвычайно интересует.
— Нику, — продолжала молодая девушка, — сошел с ума от любви ко мне. О, — прибавила она с грустью, я очень несчастна, и если бы могла исцелить его…
Гонтран услышал вздох молодой девушки, которая, быть может, в темноте отерла скатившуюся слезу.
— Он был бедный крестьянин и вернулся домой, выслужив срок службы. Отец его долго был фермером у моего отца. В молодости Нику был браконьером и считался хорошим охотником. Мой отец взял его в замок, и мы никак не могли догадаться о странной любви, которую он питал ко мне. Эта любовь, которую из уважения он глубоко затаил в своем сердце, росла незаметно. Однажды мой отец охотился в лесу, который вы видите на той стороне реки. Дикий кабан бросился в воду. Я тоже была на охоте. Моя лошадь, вслед за собаками, бросилась за кабаном, и я первая настигла его. Кабан, защищаясь отчаянно, ударил клыком мою лошадь и опрокинул ее. Я непременно бы погибла, если бы на помощь мне не подоспел Нику. Он убил кабана наповал и этим спас меня. Взяв меня к себе на плечи, он снова перешел реку, причем вода доходила ему до пояса. Испуг за меня уложил его в постель, с ним сделалась сильная горячка, и все думали, что он умрет. Но благодаря тщательному уходу он выздоровел, зато лишился рассудка. После этого он вообразил себя дворянином, в отца моего князем. Однажды утром, во время завтрака, он вошел в столовую, подошел к отцу и сказал ему: «Монсиньор, я явился к вам в качестве простого псаря, и вы приняли меня за человека низкого происхождения, но на самом деле я принц».
Мы расхохотались, а он продолжал спокойно.
«Я принц, которого лишили наследства, но я надеюсь со временем вернуть его. Я люблю вашу дочь, и если вы хотите отдать ее за меня…»
«Отлично, принц, — ответил отец, прекрасно понимая, что бедный малый сошел с ума, — когда вы разбогатеете… тогда мы посмотрим…»
С тех пор бедный сумасшедший ходит в Кламеси и в Оксер собирать милостыню, вообразив, что сто экю — огромная сумма и что, собрав их, он может жениться на мне.
Пока молодая девушка рассказывала эту странную историю, ночь миновала и гроза утихла.
— Сударыня, — сказал Гонтран, — дождь перестал; лошадь моя к вашим услугам, и вы можете вернуться к вашей тетке или переправиться через реку; вы позволите мне быть вашим кавалером до конца?
— Хорошо, — ответила, слегка колеблясь, молодая девушка, — но с условием…
— Приказывайте.
— Вы проводите меня до моего замка Порта, где отец лично поблагодарит вас. Но вы, может быть, спешите?
— Я еду в Сен-Пьер, — ответил Гонтран. — В Кламеси, куда я приехал в почтовой карете, я просил указать мне проводника, но мне могли дать только этого идиота.
— А! Теперь я понимаю, каким образом вы очутились здесь, — заметила с улыбкой молодая девушка.
— Но мне все равно, приеду я туда немного раньше или позже, — ответил Гонтран.
— Если бы река не вздулась, так ее можно было бы перейти вброд в обычном месте, — сказала амазонка, — то мы проехали бы мимо Сен-Пьера, который лежит по дороге в Порт; но теперь нам придется проехать целую милю вдоль берега до моста. Наконец, — с улыбкою прибавила она, — от Порта до Сен-Пьера только полмили, и вы можете отправиться туда после завтрака в замке, который вы будете столь любезны разделить с нами.
— Согласен, — ответил Гонтран, очарованный болтовней молодой девушки.
Сильный северный ветер, поднявшийся после дождя, разогнал тучи, и вскоре молодые люди увидели уголок голубого неба и луну, осветившую оба берега реки своим фосфорическим блеском.
Глаза Гонтрана снова искали прелестное лицо его спутницы, и он взглянул на нее. Она была хороша, как ангел, а мечтательная улыбка, скользнувшая по ее губам, сменила выражение страха, которое омрачало ее лицо в ту минуту, когда Гонтран увидел ее в первый раз.
Подобно древнему рыцарю, он подставил ей колено, которого она слегка коснулась, проворно вскочив на седло.
— Диана и Юпитер, — сказала она про своих борзых, — счастливее бедного Вулкана: они переплыли реку и теперь уже в замке; конечно, — прибавила она с беспокойством, — они произведут тревогу. Бедный отец вообразит, что я утонула.
— В таком случае поспешим успокоить его, — сказал Гонтран.
Он взял лошадь под уздцы и пошел рядом с молодой наездницей, указывавшей ему дорогу.
Маркиз де Ласи совершил приятное двухчасовое путешествие в обществе прелестного создания, щебетавшего, как птичка, и блиставшего таким остроумием, что невозможно было не догадаться, что она получила воспитание в Париже и проводила в деревне только осень.
Менее чем через час небо совершенно прояснилось; разносивший благоухание вереска ветерок слегка колебал верхушки деревьев, сбивая с них капли дождя; ночь была теплая, точно летом, хотя был только конец апреля. Де Ласи забыл весь мир: никогда он не был так счастлив.
Амазонка выказала замечательную тактичность, не задав де Ласи ни одного нескромного вопроса, которые характеризуют любопытство и мелочность провинциалок. Хотя Сен-Пьер, куда он ехал, находился всего в пол-лье от замка и там жили одни только крестьяне, она не сочла удобным спросить его о цели его путешествия, — вопрос, который не замедлила бы задать провинциалка. Она даже намеренно умолчала об имени своего отца. Таким образом, в течение двух часов Гонтран и молодая девушка разговаривали только о Париже, о последних балах, концертах, словом, предались обыкновенной парижской болтовне. Начало светать, когда они переезжали ионнский мост. — Вот и Порт, — сказала молодая девушка, указывая рукою на север.
Маркиз, пораженный восторгом, остановился при входе в равнину, среди которой возвышался прекрасный феодальный замок, недавно реставрированный.
Хотя в Нивернэ перестали заниматься виноделием, однако долина, о которой мы говорим, была окружена двумя цепями холмов; на их вершинах раскинут был громадный лес и росли виноградные лозы, ветви которых склонялись под тяжестью гроздей желтого и зеленого винограда. Две прекрасные деревни возвышались одна против другой по обеим берегам Ионны, голубой лентой извивавшейся по равнине. Парк в тридцать десятин окружал замок, черепичные крыши которого виднелись из-за листвы вязов и столетних дубов.
— Вот и Сен-Пьер, — сказала амазонка, указывая на маленькую красивую деревеньку, раскинувшуюся на самом берегу реки.
— А-а! — рассеянно протянул Гонтран.
— Смотрите, кто-то выехал верхом из ворот замка и едет нам навстречу, — сказала молодая девушка улыбаясь, в то время как маркиз де Ласи с восторгом любовался ею. — Это шевалье. Мой отец, наверное, послал его в Бегю узнать, что случилось со мною.
Гонтран вздрогнул при слове «шевалье» и с любопытством начал всматриваться в приближавшегося всадника, галопом направившегося к ним. Де Ласи почувствовал, как застучало его сердце, готовое разорваться, и кровь застыла в его жилах; он узнал шевалье д'Асти, главного помощника главы общества «Друзей шпаги». Шевалье вскрикнул от удивления, увидав Гонтрана, сопровождавшего амазонку.
— Это более чем странно! — пробормотал он.
— Шевалье!..
— Маркиз!
— Как, вы знакомы? — спросила, улыбаясь, амазонка.
— Мы даже друзья, — ответил шевалье, на лице которого мелькнула дьявольская радость.
— Отлично! — воскликнула молодая девушка. — В таком случае поблагодарите маркиза за услугу, которую он оказал мне. Без его помощи я бы погибла.
— Кузина, — сказал шевалье, не обращая внимания на слова молодой девушки, — позвольте мне представить вам моего друга маркиза Гонтрана де Ласи.
— Как! — вскричала амазонка. — Так это его мы ждали все время?
Заметив, что удивление Гонтрана достигло крайних пределов, шевалье пояснил:
— Дорогой друг, зная твою застенчивость и то, что в продолжение двух или трех лет ты совершенно удалился от света, Бог весть почему, я был уверен, что если бы я тебе прямо написал, что жду тебя в доме дяди, барона де Пон, чтобы поохотиться вместе в течение двух недель, то ты наверняка отказал бы мне. Поэтому я предпочел, дорогой друг, написать тебе, что живу совершенно один в Сен-Пьере, надеясь, что ты примешь мое приглашение и мне удастся победить твое упрямство.
— Оно побеждено, — любезно ответил маркиз, кланяясь молодой девушке.
Амазонка сошла с лошади, взяла под руку кузена и принялась рассказывать ему свое трагическое ночное приключение. Гонтран следовал за ними в нескольких шагах, сумрачный и задумчивый, так как вспомнил, что шевалье д'Асти любил свою кузину, мадемуазель де Пон, и догадывался, что общество назначило ему самую гнусную роль в огромной драме, которую оно намеревалось разыграть.
XXII
Барон де Пон, с которым мы вскоре познакомимся ближе, лег спать, уверенный, что его дочь осталась в Бегю у виконтессы д'Оази, его сестры; он попросил шевалье д'Асти поехать на рассвете навстречу кузине. Когда шевалье, мадемуазель де Пон и Гонтран пришли в замок, барон еще спал, утомленный после продолжительной охоты. Дочь его, не желая будить отца, прошла в свою комнату, оставив шевалье с Гонтраном де Ласи. Д'Асти взял маркиза под руку и увел его в парк.
— Прошу извинить меня, дорогой мой, — сказал он ему, — что я говорил с вами так в присутствии кузины; но мне было необходимо, чтобы она поверила в наши дружеские отношения и этим объяснила ваш приезд сюда.
— Положим, — пробормотал маркиз, — этот приезд очень странен; но вы объясните мне его цель?..
— Будьте покойны.
— Полковник приказал мне, — при этих словах де Ласи иронически улыбнулся, — ехать сюда.
— Тс! — остановил его шевалье. — Вы увидите, что то, чего наше общество требует от вас, легко исполнить.
Д'Асти предложил Гонтрану сигару и сел на скамейку. В этом месте никто не мог подслушать их.
— Друг мой, — сказал шевалье, — прежде всего позвольте мне сделать вам… как бы лучше выразиться?.. маленькое нравоучение, чисто практическое… если позволите.
Гонтран с удивлением взглянул на шевалье. Последний уселся поудобнее и улыбнулся.
— Сколько вам лет? — спросил д'Асти.
— Двадцать восемь, шевалье.
— Это самый лучший возраст.
— Что вы хотите этим сказать?
Шевалье смахнул пепел с сигары и продолжал.
— Слушайте: мы живем в том веке, когда все совершается быстро. Наши отцы были еще юны в пятьдесят лет, а мы изнашиваемся уже к сорока. Чтобы «жить», то есть, чтобы наслаждаться жизнью, нужно быть богатым в тридцать лет, пресыщенным в тридцать пять, эгоистом к сорока. Жизнь состоит из факта и нескольких громких слов. Громкие слова выступают вперед и маскируют факт, подобно тому, как во время осады инженерные работы маскируют артиллерийскую батарею, которая несет с собою смерть. Громкие слова, друг мой, это: человеколюбие, семья, общество, дружба, рыцарство, самоотвержение, долг, патриотизм; факт — это эгоизм. Эгоизм, друг мой, — это философский камень искателей золота, гений искателей славы, славы людей, гоняющихся за гением, благородство мещанина и мещанство дворянина.