— Спасибо, ваше превосходительство, — тихо сказал Ли. Даже если бы Линкольн отказался сдаваться, и война бы затянулась, учитывая силу Северной военно-морской мощи — несмотря даже на новые автоматы — признание величайшей империи на земле обеспечило бы Конфедерации независимость.
Лорд Лайон поднял руку.
— Многие из наших влиятельных политиков будут рады приветствовать вас в семье народов, в результате вашей успешной борьбы за самоуправление. И потому, не в последнюю очередь, что вы дали тем самым понять о недостатках вульгарной демократии в Соединенных Штатах. Другие, однако, будет осуждать вашу республику за режим, с его свободой для белых мужчин, основанный на рабстве негров — понятии, отвратительном в цивилизованном мире. Я должен быть с вами откровенным и сказать, что сам я разделяю точку зрения последней группы.
— Рабство не было причиной того, что южные штаты решили выйти из Союза, — сказал Ли. Он знал, что это звучит неубедительно, но продолжал: — Мы стремились только к суверенитету, гарантируемому нам в соответствии с Конституцией, в чем Север отказал нам. Наш общий лозунг был, чтобы в наши дела не вмешивались.
— А какую конкретно страну вы хотели бы иметь, опираясь на этот лозунг, генерал? — спросил лорд Лайон. — Вы же не можете оставаться в полном одиночестве, будучи, как я уже сказал, одним из членов семьи народов? Кроме того, эта война далась вам тяжело. Многие из ваших земель были опустошены, или обезлюдели, а в тех местах, где побывала федеральная армия, рабство практически уничтожено. Вы что, собираетесь восстанавливать его там штыками? Гладстон сказал в октябре позапрошлого года — возможно, несколько преждевременно — что ваш Джефферсон Дэвис создал армию и положил начало военно-морскому флоту, что более чем важно для любой нации. Вы, южане, возможно, сделали Конфедерацию государством, генерал Ли, но сложилась ли у вас нация?
Ли молчал в течении всей его речи. Это коротенький и толстый маленький человек, уютно устроившийся в своем кресле, выразил в двух словах все его заботы и страхи. У него самого было мало времени углубляться в эти вопросы — главным образом его мысли занимала война. Но война не отвечала на любой из вопросов британского посланника — некоторые из которых Линкольн, кстати, также поднимал. Оставалось только откладывать их на время, в течении которого должен быть дан ответ. И вот это время приблизилось. Теперь, когда Конфедерация становилась государством — какая нация должна была сложиться?
Наконец, он сказал: — Ваше превосходительство, в этот определенный момент я не могу полностью ответить на вопрос, какой нацией мы станем — знаю лишь, что это должно быть нашим собственным выбором.
Это было хорошим ответом. Лорд Лайон кивнул, словно понимая его озабоченность. Тогда Ли вспомнил ривингтонских пришельцев. У них тоже были свои идеи о том, какой должна стать Конфедерации Штатов Америки.
* * *
Глаза Молли Бин вспыхнули, когда она увидела Коделла.
— Ты слышал, что сделал этот негодяй Форрест?
— Нет, расскажи, — охотно отозвался он. Подвиги Натана Бедфорда Форреста, как правило, стоили того, чтобы о них услышать, а Молли каким-то образом узнавала о них прежде других. Она сказала: — Когда телеграфное сообщение о перемирии дошло до него, он сделал вот что. Отправил своих парней на север Теннесси и разрушил большой длинный участок железной дороги, которая была линией снабжения генерала Шермана. Некоторые из солдат того, теперь, как я слышала, просто в ужасающе бедственном положении.
— После прошлой зимы я узнал о голоде больше, чем те янки когда-либо смогут, — сказал Коделл.
— Но Линкольн и другие федеральные шишки говорят теперь о нарушении перемирия из-за этого!
— Да и пусть болтают. У нас-то, здесь, где мы находимся, что они могут сделать?
Молли махнула рукой. Наряду с остальной частью корпуса Хилла, 47-й Северокаролинский полк стоял лагерем на Белом Лоте, большом пустом пространстве между Белым домом и незаконченным монументом Вашингтону. Казармы, которые они занимали, были предназначены для полков Пенсильвании, находившихся на юге. Так сказать, равноценный обмен. В этих прекрасных казармах, да еще и с продовольствием из бездонных федеральных складов, Коделл давно не жил так хорошо с тех пор, как подался в армию. Да и раньше, редко. Молли продолжала: — Их теперь кличут монашками на подаянии, опять-таки из-за Форреста. Потому что они говорят, что он устроил янки этот сюрприз, чтобы напомнить им, что они теперь натуральные падшие монашки.
— Падшие монашки на подаянии, молодец все-таки Форрест.
Коделл сказал это медленно, как бы смакуя.
— Да, это в его манере. О лучшем прозвище я давно не слышал.
— Это верно. — Молли рассмеялась. — Жаль, что это не мы сорвали такой банк.
Коделл тоже засмеялся, но с оттенком грусти.
— Жаль, это точно. Но если он заработал свои деньги на неграх, как я слышал, то это не то, что я хотел бы для себя.
Он знал в глубине души, что лицемерит. Конституция Конфедерации закрепила право владеть рабами и торговать ими в пределах страны. Южная экономика опиралась на спины черной рабочей силы. Но не многие свободные белые люди могли позволить себе есть мясо, кроме мясников, конечно.
Молли снова махнула рукой.
— Разве это все не здорово? Вот я, никто из ниоткуда, из маленького городка в Северной Каролине, а теперь я видела и Ричмонд и Вашингтон. Кто бы мог предполагать, что я буду путешествовать так далеко? А не в пределах двухсот миль от Ривингтона.
Коделл кивнул. Армия расширила и его понятия о жизни. До войны, кроме пары поездок в Рэйли, он провел всю свою жизнь внутри округа Нэш. Теперь он побывал на нескольких различных территориях, и даже, трудно в это поверить — в чужой стране: США.
Ну, чужая страна или нет, сам город Вашингтон по-прежнему был для него источником тех традиций, которыми он дорожил. Так же, как и Лондон, впрочем — как и для любого первопоселенца Каролины. Он провел большую часть своего свободного внеслужебного времени, бродя по городу и был далеко не единственным таким солдатом в серой форме, стремившимся посмотреть, что только возможно, перед уходом. Секретарям Белого дома пришлось организовать частые экскурсии, принимая конфедератов для осмотра президентского дома регулярными группами.
Он также прогулялся к Капитолию. Федеральные сенаторы и конгрессмены начали возвращаться в Вашингтон, хотя значительное количество этих важных людей, которых он видел, вздрагивали при виде его и его товарищей — как если бы они были посланцами Сатаны на Земле.
Обычные люди из Вашингтона принимали так называемых оккупантов спокойно. Их главная претензия к конфедератам была в том, что у них было слишком мало денег, а те, что были — были в валюте Конфедерации. Ли издал приказ, чтобы местные жители принимали южные деньги в обмен на товары и услуги, но он не мог заставить их радоваться этому. Коделл купил себе выпивку в Уилларде, в паре кварталах к востоку от Белого дома, на углу Четырнадцатой улицы и Пенсильвания-авеню.
Линкольн и Грант, в свое время, провели свою первую встречу в Вашингтоне как раз здесь, в Уилларде. Все, кто бывал когда-то в Вашингтоне, неизменно посещали этот отель; бары, гостиная и обеденные комнаты пользовались большим спросом. Эти коридоры, вероятно, видели больше людей, чем любое другое место в городе, не исключая и Белый дом. Именно поэтому Коделл и пошел туда; слава Уилларда, его известность распространялась как на юг, так и на север. Он обнаружил цены завышенными, а виски дрянным.
— Это то, чем вы обслуживали генерала Гранта? — спросил он с негодованием.
Бармен, ирландец внушительных размеров, посмотрел на него сверху вниз.
— Он же сам южанин и ничем от тебя не отличается.
Коделл заткнулся. Судя по некоторым историям, которые он слышал о пристрастиях Гранта к алкоголю, бармен, возможно даже, говорил правду.
Генерал федералов Джо Хукер широко прославился своим пьянством у Уилларда, так что неудивительно, что этот развеселый квартал получил его имя. Коделл сторонился того, что местные жители называли блядским кварталом Хукера. Южане, которые ходили сюда, чтобы посетить такие заведения, как Горячая Духовка мадам Рассел, или притон Ласковой Энни Лайл, быстро опустошили свои карманы. Шулера, карманники, шпана и девицы сами охотились на солдат в сером — с таким же, впрочем, усердием, как они охотились и на солдат в синем. Многие возвращались голыми, некоторые не возвращались вообще.
Не считая памятников, Вашингтон оставил Коделла разочарованным. Так же было когда-то и в Ричмонде, в местах, подальше от площади Капитолия. Оба города, казалось, не интересовало ничего, кроме собственных внутренних проблем. Для главных городов великих народов это было как-то противоестественным. В Скалистых горах и округе Нэш также были города, озабоченные только своими собственными проблемами. Однажды, возможно уже скоро, он вернется обратно Нэш и с удовольствием погрузится в его проблемы. Он надеялся, что это будет скоро.
* * *
Оркестр Конфедерации на лужайке Белого дома заиграл «Звездное знамя». Генерал Ли приветствовал колонну, которая прошла перед группой высокопоставленных федеральных должностных лиц, готовившихся принять Вашингтон из рук армии Северной Вирджинии. Флаг Соединенных Штатов был его флагом не так уж давно, и до сих пор пользовался его уважением.
Федералы также имели свой оркестр. Они вернули комплимент, заиграв «Дикси» — не официальный гимн Юга, но мелодию, наиболее приближенную к ней. Следом за тем, стройный человек со светло-каштановой бородой и тремя звездами, на каждом лацкане мундира, вышел из группы своих товарищей и быстро зашагал к ожидающим его офицерам Конфедерации. Он отдал честь.
— Генерал Ли?
Его голос был тихим, с явственным западным акцентом.
Ли откозырял в ответ.
— Генерал Грант, — сказал он официальным тоном, а затем продолжил, уже живее: — Мы встречались раз в Мексике, сэр, хотя, признаюсь, что ваше лицо не кажется мне таким уж знакомым. Несомненно, это из-за бороды.
— Я помню тот день, — сказал Грант. — Я узнал вас сразу, независимо от бороды.
— Вы слишком щедры ко мне, ведь я весь в сером, а вы в таком красивом мундире, — ответил Ли. — Позвольте мне поблагодарить вас за отличный оркестр.
Грант пожал плечами. Его длинная сигара попыхивала в одном углу рта.
— Я не силен в музыке и, боюсь, что различаю только две мелодии: свою «Янки Дудл», и все остальные.
Он произнес эту небольшую шутку привычно, как будто использовал ее много раз до этого.
Ли вежливо рассмеялся, но тут же стал серьезным.
— Пожалуйста поверьте, что я выражаю свое искреннее восхищение тем мастерством, с которым вы справлялись с армией Потомака, генерал Грант. Никогда в ходе войны я прежде не сталкиваются с таким противника, который бы был так упорен в битве.
Бледно-голубые глаза Гранта вспыхнули. Ли сразу понял, как сильно федеральный военачальник переживает, что не может бороться и дальше.
— Если бы не было этих ваших автоматов, генерал Ли, я уверен, что мы бы встретились на улицах Ричмонда, а не здесь.