Надежда придаст ему терпения. Решительный отказ может толкнуть на отчаянный поступок.
- Сударь, напишите моему отцу! - воскликнула я. - Батюшка тотчас же прискачет в Париж и бросится к ногам короля. Король сожалеет старика.
- Это в зависимости от расположения духа, в котором окажется король, и от того, что будет в тот день в его интересах: иметь герцога своим другом или своим недругом. Кроме того, гонец раньше чем через шесть суток не доскачет до вашего отца, и барону потребуется еще шесть суток, чтобы доскакать до Парижа. За двенадцать суток герцог Анжуйский, если мы его не остановим, сделает все, что он может сделать.
- А как его остановить?
Господин де Монсоро промолчал. Я угадала его мысль и опустила глаза.
- Сударь, - сказала я после непродолжительного молчания. - Прикажите Гертруде, она выполнит все ваши распоряжения.
Неуловимая улыбка тенью прошла по губам господина де Монсоро, ведь я впервые обращалась к нему за покровительством.
Несколько минут он говорил с Гертрудой.
- Сударыня, - сказал он мне, - меня могут увидеть выходящим из вашего дома; до темноты остается всего лишь два или три часа; не позволите ли вы мне провести эти два-три часа в вашем обществе?
Господин де Монсоро ограничился просьбой, хотя имел право требовать; знаком я пригласила его садиться.
И тогда я поняла, как прекрасно граф владел собою; в один миг он преодолел натянутость, порожденную неловким положением, в котором мы очутились, и выказал себя любезным и занимательным собеседником. Резкость тона, о которой я уже говорила, придававшая его словам мрачную властность, исчезла. Граф много путешествовал, много видел, много думал, и за два часа беседы с ним я поняла, каким образом этот необычный человек смог приобрести столь большое влияние на моего отца.
Бюсси вздохнул.
- Когда стемнело, граф не стал ничего домогаться от меня и с таким видом, словно он вполне удовлетворен достигнутым, поднялся, отвесил поклон и вышел.
После его ухода мы, то есть я и Гертруда, снова встали у окна. На этот раз мы ясно видели двоих людей, которые рассматривали наш дом. Несколько раз они подходили к двери. Нас они не могли увидеть: все огни в доме были погашены.
Около одиннадцати часов подозрительные пришельцы удалились.
Назавтра Гертруда, выйдя на улицу, снова на том же углу повстречала того же молодого человека. Он опять, как и накануне, начал приставать к ней с вопросами. Но на сей раз Гертруда оказалась менее неприступной в перебросилась с ним несколькими словами.
На следующий день Гертруда была еще более общительной, она рассказала, что я вдова советника и, оставшись после смерти мужа без состояния, веду очень уединенный образ жизни; Орильи пытался разузнать больше, но ему пришлось пока удовлетвориться этими сведениями.
Еще через день Орильи, по-видимому, возымел какие-то подозрения относительно достоверности сведений, полученных им накануне. Он завел речь о графстве Анжу, о замке Боже и произнес слово «Меридор».
Гертруда ответила, что все эти названия ей совершенно неизвестны.
Тогда Орильи признался, что он человек герцога Анжуйского и что герцог меня видел и влюбился в меня.
Сделав это признание, он начал сулить златые горы и мне и Гертруде: Гертруде - если она впустит принца в дом, мне - если я соглашусь его Припять.
Каждый вечер господин Монсоро навещал нас, и каждый вечер я рассказывала ему все наши новости.
Он оставался в нашем доме с восьми часов вечера до полуночи, и по всему было видно, что он сильно встревожен.
В субботу вечером он пришел более бледный и возбужденный, чем обычно.
- Слушайте, - сказал он, - пообещайте свидеться с герцогом во вторник или в среду.
- Обещать свидание, а почему? - воскликнула я.
- Потому что герцог Анжуйский готов на все, сейчас он в прекрасных отношениях с королем, и, следовательно, помощи от короля ждать нечего.
- Но разве до среды положение может измениться в нашу пользу?
- Возможно. Я со дня па день жду одного события, которое должно поставить принца в зависимость от меня; я подталкиваю, я тороплю это событие, и не только молитвами, но и делами. Завтра мне придется вас покинуть, я еду в Моптеро.
- Так надо? - спросила я со страхом, к которому примешивалось чувство некоторого облегчения.
- Да, у меня там встреча, совершенно необходимая для того, чтобы ускорить то событие, о котором я вам говорил.
- А если мы окажемся в трудном положении, что тогда делать? Боже мой!
- Что могу я против принца, сударыня? Ведь у меня нет никаких прав защищать вас. Придется уступить злой судьбе.
- Ах, батюшка, мой батюшка! - воскликнула я, Граф пристально посмотрел на меня.
- О сударь!
- Вы можете меня в чем-нибудь упрекнуть?
- Нет, нет, напротив!
- Разве я не был предан вам, как друг, и почтителен, как брат?
- Вы вели себя образцово во всех отношениях.
- Помните, что вы мне обещали?
- Да.
- Разве я хоть раз напоминал вам об этом?
- Пет.. ч - И однако, когда обстоятельства сложились так, что вам приходится выбирать между почетным положением супруги и позорной участью куртизанки, вы предпочитаете стать любовницей герцога Анжуйского, а не женой графа де Монсоро.
- Я этого не сказала, сударь.
- Но тогда решайте же.
- Я решила.
- Стать графиней де Монсоро?
- Лишь бы не быть любовницей герцога Анжуйского.
- Лишь бы не быть любовницей герцога Анжуйского. Нечего сказать, лестный для меня выбор. Я промолчала.
- Впрочем, не важно, - сказал граф. - Вы меня поняли? Пусть Гертруда дотянет до среды, а в среду мы посмотрим.
На другой день Гертруда вышла, как обычно, но не встретила Орильи. Когда она вернулась, мы обе встревожились: отсутствие этого человека обеспокоило нас больше, чем если бы он появился. Гертруда снова вышла из дому только для того, чтобы с ним встретиться, но его не было. Выходила она и в третий раз, но так же безрезультатно.
Я послала Гертруду к графу де Монсоро; граф уехал, и никто не знал куда.
Оставшись в полном одиночестве, мы почувствовали всю свою слабость. Впервые я поняла, как несправедливо относилась к графу.
- О! Сударыня, - вскричал Бюсси, - не торопитесь менять свое мнение об этом человеке: в его поступках есть нечто такое, чего мы не знаем, но до чего мы еще докопаемся.
- Наступил вечер и принес нам новые страхи. Я была готова на все, лишь бы не попасть живой в руки герцога Анжуйского. Я обзавелась вот этим кинжалом и решила заколоть себя на глазах у принца в тот миг, когда он или его приспешники посмеют поднять на меня руку.