— Верно малец сосчитал, а Осока? Или ошибок напустил?
— Так в том и дело, что верно. Я ж до самого утра проверял да пересчитывал. Зернышко в зернышко! Это что ж получается, а? Яйца курицу учат? Разве дело то? Нет, ну хоть ты скажи, Зубарь, то дело?
Корчмарь неохотно поворачивается к спросившему:
— По мне, так и у мальцов поучиться не вредно, коли есть чему. Пригодится. А что княжьи люди детей учат, то дело хорошее, я тебе еще когда говорил. Только ты у нас ничему не веришь, все на зуб пробуешь. Смотри, Осока, русины детей еще и бою оружному учат! Про вожжи забывать придется, а то сам промеж глаз схлопочешь. Или промеж ног коленом. Их жестоко учат, бают: «Для врага правил нет!» Впрочем, тебе же работы меньше!..
* * *
— Судиша, — ноет булгарин, — имей совесть, мы же старые товарищи! Сколько я тебе товара возил! И арабского, и ромейского. И цены всегда честные давал! Что ж ты грабишь меня совсем?! Где это видано, куна за наконечник! Ты ж вдесятеро цену задрал!
— Ты говори, да не заговаривайся, — степенно отвечает купец, — те, что десяток за куну идет, нашим не чета. Почитай, такого железа и нет нигде больше. Мо-но-по-ли-я у нас! Слышал такое слово?
Торговый гость грустно качает головой.
— Слыхал, когда за море ездил… Греки — они мастаки такие пакости выдумывать. Шоб их, сволочей, перевернуло да покрышкой прикрыло!
Судиша пренебрежительно машет рукой: темнота, мол, твои греки, и продолжает:
— Ладно, тебе, как старому товарищу, отдам за девять кун десяток.
Булгарин идет пятнами:
— Ну хоть за пять! Я ж пустой уйду! Денег не хватит корабль набить!
— А ты картошки возьми. Она, чай, подешевле будет. С большой выгодой продашь. Не знают ее в ваших краях. У тебя мо-но-по-ли-я будет! — советует купец, снова по слогам проговаривая понравившееся слово.
— Какой такой картошки?
— От, темнота, совсем с греками дурным стал, — улыбается Судиша, — Красава!..
* * *
— Ты что, до сих пор не понял? Действо должно быть непрерывным! Иначе закозлишь домну, замучаешься чистить!
— Да понял я, понял! Меда налей! А лучше пива!
— Держи! Но чтобы такую сталь, как у русинов, делать, надо куда больше домну ставить и конвертер не такой.
— Дурню говоришь! Там просто у русинов присадки другие. Нет их у нас.
— «Просто», по печенежски — навоз! Который в голове твоей плещется! Присадки будут. А печи…
— Эй, петухи, — останавливает могучий кузнец спор, могущий перейти в драку, — Кончай шум! Вы лучше подумайте, как такой величины печи строить, да откуда те присадки добыть. Зря вас, что ли, в княжьем дворе учат!
— А что тут думать? — удивляется первый подмастерье. — Завтра у Прилука спросим!
— И что он ответит? — ехидно осведомляется второй. — То же, что мастер Мышата сказал: «Придумай!»
* * *
Шумит корчма… Гудит гулом голосов, звенит сталкивающимися кружками, шаркает десятками ног… Стучит кулаками по столу и ладонью об ладонь… Шумит корчма… Зеркало Кордно… Его настроение…
Киев, лето 6449 от Сотворения мира, березозол
Еленка не пришла. Забыла и не пришла. Жаль, ей приготовлен кусочек вкусного печенья…
Чего не отнять у славян, так это умения готовить из полнейшей дряни приемлемую еду. Вот и сегодня принесли столько, что затрещали массивные ножки стола. Кушаний было, хоть заводи на обед алу вечно голодных пацинаков. Те умяли бы, еще и стол облизав. Ираклию же мясо становилось поперек горла. И дело вовсе не в том, что Великий Пост нынче. Если хочешь выжить среди варварских племен, следует во всем уподобляться детям лесов и степей.
Ромей улыбнулся. Если верить слухам, то монахи, забиравшиеся в Африку, порой ужинали человечиной. Ничего удивительного. Захочешь выжить, в нужник с головой нырнешь и будешь сидеть, пуская пузыри. Впрочем, к чему так сгущать краски? Выгребная яма оказалась вовсе не столь зловонной, как ожидалось. Крыша над головой, мягкая постель с пуховой периной, кормежка, которую не грех и порекомендовать любому ценителю изысканных яств. Да, в меню нет соловьиных язычков, и с мидиями дела обстоят неважно. Но если ты жил без привычной еды десять лет, то проживешь еще столько же. Если позволят.
Впрочем, позволили. Живой же. И все конечности на месте. Господь Бог в очередном своем попущении дал русинам змеиную мудрость, помноженную на лукавство лисы и коварство ласки. Или это дело рук Диавола? Хотя, пусть на эти вопросы отвечают богословы. А он, Ираклий Кибалин, не теолог. Он — живой человек. Жаль, что из всех развлечений осталось чревоугодие, копание в памяти, да Еленка…
Угрозы и обещания отрезать все, до чего дотянется нож, оказались очередным хитрым методом. И далеко не последним. Жители города Константина были не последними в деле выпытывания тайн. Но такое могли очень немногие. И в существовании подобных умельцев среди хмурых лесов никак не верилось. На том Ираклий и погорел.
Словно тряпичная игрушка скручивалось тело, ощущавшее всё обещанное, а в мозг холодными щупальцами проник спрут, страшный морской зверь, и по малому кусочку вытащил все важное. А потом судьба, приняв облик седого ветерана, пообещала жизнь. Да, взаперти. Да, под постоянным присмотром дюжины неразговорчивых стражей. Но жизнь. В обмен на недостающие куски знаний. Каждая смальта должна была лечь в определенном порядке, чтобы получилась мозаика, а не набор цветных камешков.
Мысли, славянским весенним хороводом закружившиеся в голове, упорно не хотели перекладываться в чеканные формулировки. Не хотели мимолетные раздумья становиться вязью букв на истертом пергаменте. Да и осень, царившая за стенами терема, навевала черную меланхолию, суля вечное прозябание среди серых сугробов… В такой день стоит писать не очередную страницу труда под названием «Как я шпионил на Руси», а тоскливые песни. Название книги, кстати, придумал все тот же седой русин, по имени Серый…
С другой стороны, а что еще делать? Когда не пишешь книгу, пишешь доклады. Донесения турмарху Никифору, которые тебе диктует улыбчивый молодой парень, не похожий на скрытника и, тем более, на палача. А потом приносит их переписывать, переставив местами пару слов или убрав отдельные предложения. И переписываешь. Нет выбора. Что-то навсегда осталось в том подвале. То, что делало несгибаемого разведчика самим собой. То, что своим уходом заставило выложить всё до последней условленной точки.
Странные донесения. Именно то, что Ираклий пытался узнать столь дорогой ценой, и отправляется в Константинополь. Иногда кажется, что отправители работают на него. Но тогда… Письмам поверят и в империи. И попадут в ловушку. В страшную ловушку, которую Ираклий не может даже представить, понять, в чем же она заключается…
За окном послышался требовательный цокоток. Ромей вскочил из-за заваленного кусками пергамента стола. Чуть не опрокинул чернильницу, охнул от боли, сотнями иголок вонзившейся в занемевшую ногу. Кое-как, опираясь на стены, добрался до окна. Выглянул. Со двора в лицо уставилось хищное жало стрелы. Не спит стража, никогда не спит. А сбоку, прячась от любопытных взоров, крепко уцепившись острыми коготками за неровности стены, устроилась маленькая серая белка. Еленка.
Книга
«Политика — штука сложная. С одним надо договориться, порою ценой серьезных уступок. Другого стоит послать считать сосны. Вежливо, но убедительно и в далекий лес. А третьему обязательно нужно нахамить, чтобы злость и обида затянула глаза кровавой пеленой. С кем-то лучше дружить, а кого-то воевать. А с третьим нужно дружить против четвертого…
И разливаются соловьями дипломаты, морочат головы коллегам, а скрытники роют землю, добывая крохи важнейших сведений, определяющих дипломатические позиции.
Политика — штука грязная. Недаром «красной ложью» зовется. Играющий в открытую заведомо обречен на поражение. А потому здесь прямой обман называется игрой, а предательство — ловким ходом. Это не шахматы, где заранее известно, что и как можно делать. Здесь применимы любые ходы, а правила меняются в зависимости от желания играющих. Причем доводить изменения до противника не только не обязательно, но категорически противопоказано. Заверения в вечной дружбе оборачиваются горящими городами и конной лавой. Вы нас не ждали? Не успели собрать войска? Друзья отвернулись, не смогли или не успели прийти на помощь? Значит, наши политики правильно разыграли партию. А войско поставило жирную кровавую точку в этой игре. В шахматах такая ситуация называется форсированным вариантом, когда ходы единственные, и деться от мата некуда.
Политика — штука простая. Есть цель и надо идти к ней, не учитывая ничего. Нет, не так. Учитывать надо многое. Но преследовать лишь собственные интересы. Жертвы? Да, конечно, считать их надо. Но только свои, тщательно взвешивая необходимость каждой потери. А чужие… Пусть их считает противоположная сторона. И лучше не до, а после. По факту получения результатов.
У стран нет постоянных союзников. А если таковые появляются, то раньше или позже государства сливаются в единое целое, либо становятся врагами. И сталкиваются в жестокой схватке вчерашние друзья, стоявшие в едином строю. В нашей истории англичане поняли эту истину раньше всех и преуспели, создав империю, над которой никогда не заходило солнце. И не их вина, что заморский сыночек оказался способней островных родителей. Правильно воспитанные дети и должны оказываться лучше отцов именно в том деле, в котором старшее поколение наиболее сильно. Но это было в той истории…
А в этой мы опередили всех и во всем. В том числе и в очень сложной, удивительно простой и невероятно грязной игре под названием «политика». И не использовать преимущество глупо. Мы и использовали, притягивая тех, кто может слиться с нами, и раскладывая по местам и датам судьбу остальных. Кого, когда и какими силами…
Лето от Сотворения Мира шесть тысяч четыреста сорок девятое должно было изменить мир. До него на политическом поле было достаточно игроков, и каждый строил планы, пытаясь переиграть противников по собственным правилам. Итиль, Царьград, Рим, Багдад, Магдебург… Это крупные игроки. Были еще мелкие, о многих из которых «слоны» и не догадывались. Союз Кордно и Киева вмешался в игру, планируя показать миру новую силу. Нашу силу. Жесткую и несокрушимую. Ту, которая со временем уничтожит политику в привычном понимании, заменив ее на диктат мирового гегемона. Опять непонятное слово, да, потомок? Поймешь из контекста, в нашем мире еще нет замены. В вашем-то уже будет, не сомневаюсь… Противники, даже узнай они наше видение будущего, вряд ли согласились бы с такой постановкой вопроса. У них свой взгляд на мир. Был…»
Итиль, лето 6449 от Сотворения Мира. Апрель
Иосиф, каган-бек всех хазар, был не в духе с того проклятого мгновения, как солнечный луч, пробежав по подушке, коснулся своим теплом лица. А с чего быть в духе властителю великого каганата? Разве случилось что хорошее? Да, арабы ослабли, и налета тысяч диких всадников с юга можно не ждать. Но хитрые ромеи, еще вчера считавшиеся союзниками, тут же начали плести интриги против бывших друзей. Правда, сегодня хитроумным не до хазар. Русь двинулась на Царьград. Император, конечно, откупится. Но какой ценой?.. Мало не покажется!
Впрочем, не ромеи волнуют всемогущего каган-бека, совсем не ромеи. Русы, неожиданно набравшие огромную силу, беспокоят Иосифа. А сильнее всего тревожат русины. Льющие странный металл в удивительных печах и копающие болота, в которых и самый внимательный изыскатель не сумеет найти и карата железной руды.