Однако район, где обитала Раиса Тимофеевна, выглядел не так презентабельно. Улицы были застроены преимущественно панельными «хрущебами». Нужный мне дом располагался рядом с Горьковским шоссе, грузовые машины с грохотом проносились прямо под окнами.
Кодового замка на подъезде не было, я поднялась на последний пятый этаж и нажала на кнопку звонка.
– Кто там? – раздался дребезжащий старушечий голос.
Я спохватилась, что не придумала убедительную «легенду», но было поздно.
– Я из Москвы, к Раисе Тимофеевне.
Загремел ключ, открылась дверь, и я увидела перед собой маленькую древнюю старушку в очках.
– Ты от Валерочки?!
В ее голосе было столько радости и надежды, что я ответила:
– Да.
Если разобраться, не очень-то я и соврала.
– Проходи, проходи! – засуетилась старушка, широко открывая дверь. – Я так рада, что ты наконец-то приехала! Ты, наверное, Майя? Или Юля?
Вообще-то спутать меня с сестрами довольно сложно. Если только бабулька никогда их не видела. Или… Я пригляделась: стекла в очках были такие толстые, что я не смогла даже различить цвет глаз.
Я колебалась ровно секунду.
– Я Майя. А вы видите что-нибудь? Или у вас очки для красоты?
Старушка улыбнулась.
– Очки у меня для успокоения окружающих. Я, как летучая мышь, скорее не вижу, а чувствую. Вот, например, про тебя я могу сказать, что ты красивая девушка, кровь с молоком, не то что нынешние пигалицы. Рост у тебя средний, волосы светлые, характер веселый. Правильно?
– Все точно, – отозвалась я. – Больше всего мне понравилось про «кровь с молоком», очень деликатное обозначение лишнего веса.
– Пока толстый сохнет, худой сдохнет, – заявила бабулька. – Это я в Ленинградскую блокаду очень хорошо поняла. До войны у меня были пухлые щеки, как у хомяка. Может, именно они спасли меня от голодной смерти. Мы с Раей выжили, а наша третья сестра Наташа умерла, два годика ей было.
Я сообразила, что передо мной не Раиса Тимофеевна.
– Извините, бога ради, а как ваше имя-отчество? Я что-то запамятовала.
Старушка ничуть не обиделась.
– У вас, молодых, и других дел полно, чтобы наши стариковские имена-отчества запоминать. Лидия Тимофеевна я, для тебя просто баба Лида. Проходи в комнату, чего в коридоре-то стоять!
Комната была обставлена скромно. Два дивана, неуклюжий трехстворчатый шкаф, буфет, полированный стол с двумя стульями. Пахло лекарствами и старостью. Обычное жилье российских стариков, вынужденных крутиться на одну пенсию.
Баба Лида села на диван около окна, я устроилась рядом. На диване лежали подушки, связанные крючком. Я взяла подушку в руки, нитки были старенькие, но вязка ровная, старательная. Хозяйка опять продемонстрировала чудеса ясновидения.
– Это Раечка вязала.
– Баба Лида, а где Раиса Тимофеевна? Мне бы ее повидать…
– Навестить могилку хочешь? – умилилась старушка. – Я тебе расскажу, как до кладбища доехать. Садишься на автобус, который идет в сторону Купавны…
Значит, Раиса Тимофеевна умерла. Когда же это случилось?
– Место тысяча триста восемьдесят восьмое, – продолжала баба Лида. – Завтра как раз будет третья годовщина. Майечка, может, заодно оградку на могилке покрасишь? Я бы сама, но, боюсь, не справлюсь. Нет, я бы покрасила на ощупь, но туда ведь еще дойти надо. А я теперь ходок только до туалета и обратно.
– Конечно, покрашу, баб Лид, какой разговор!
– У меня полбаночки краски осталось, посмотри на балконе.
– Не беспокойтесь, сделаю в лучше виде.
– Ой, – спохватилась старушка, – что же я сижу, дурында! Ты же с дороги, наверняка есть хочешь!
Я принялась отнекиваться.
– Нет-нет, без чая я тебя не оставлю, – решительно заявила хозяйка, направляясь на кухню.
Я последовала за ней. Лидия Тимофеевна передвигалась уверенно, быстро дотрагиваясь до предметов, прежде чем сделать шаг. Она налила воду в чайник со свистком, поставила его на плиту, достала из холодильника масло, калорийную булочку с изюмом… Я порывалась ей помочь, но старушка отвергла помощь.
– Уж в своем-то логове я ориентируюсь!
Розетки в квартире, как и у меня дома, держались на честном слове. Опять же газовая плита для практически слепого человека – источник повышенной опасности.
– Как же вы одна живете? Вам кто-нибудь помогает? – спросила я.
– Из соцзащиты приходит женщина, – отозвалась баба Лида.
Я уставилась на грязный линолеум. Интересно, входит ли мытье полов в ее обязанности?
Старушка словно прочитала мои мысли.
– Конечно, с нее особо не спросишь. Продукты покупает, и на том спасибо. Вот когда мы с Раечкой жили, в квартире были чистота и порядок.
– А долго вы с ней жили?
– Девять лет. Раечка тогда свою квартиру продала, чтобы операцию на сердце сделать, поэтому ко мне перебралась.
Я удивилась. Нет, я знаю, что здравоохранение у нас бесплатное только на бумаге. На деле надо выложить деньги за анализы, заплатить нянечкам, чтобы выносили «утку», медсестрам, чтобы нормально делали уколы, лечащему врачу, чтобы вместо гланд не вырезал аппендицит… Но неужели и с пенсионеров сдирают три шкуры? В этом духе я и высказалась Лидии Тимофеевне.
– Никто не хотел со старухой возиться, – махнула рукой баба Лида. – Раечке ведь тогда семьдесят лет стукнуло, ей врач открытым текстом сказал: «Какая уж тут операция, тебе, бабка, пора на погост. А у нас очередь из двадцатилетних». Ну, она поехала в Израиль, и там ей отличным образом поставили кардиостимулятор. На девять лет жизнь продлили! Правда, в копеечку влетело, все деньги от квартиры врачам ушли подчистую.
– А Валерий Ефимович что же денег матери не дал?
Старушка пожала плечами.
– Деньги все в бизнесе были. Валерочка сказал, что взять их оттуда невозможно.
Ага, невозможно. И буквально через пару лет он купил четырехкомнатную квартиру в центре Москвы. И еще хватило наглости просить мать участвовать в фиктивном дарении. Я и так была о Крылове невысокого мнения, но теперь оно упало ниже плинтуса.
Бабулька сделала бутерброды с маслом и вареньем, я разлила по чашкам чай. И чай, и бутерброды оказались на удивление вкусными. Может быть, потому что у меня с утра маковой росинки во рту не было. А может, потому, что пище в процессе приготовления передается энергетика человека, а баба Лида – светлый ангел, это видно с первого взгляда.
– А ты, значит, отчима по имени-отчеству называешь? – спросила баба Лида. – Уважаешь?
– Угу, – буркнула я.
– Мне кажется, отношения у вас напряженные… – проницательно отозвалась старушка.
– Просто он сложный человек.
Она кивнула.
– Это Валера со временем такой стал. А в юности был – весельчак, душа компании. Бывало, соберутся они с Алехиным и давай что-нибудь придумывать. Дым стоял коромыслом!
Я насторожила уши.
– Алехин? Это кто?
– Да Алексей Беляев. Такой умный мальчишка! Ну, то есть сейчас он уже, конечно, не мальчишка. Леша здорово играл в шахматы, даже имел какой-то разряд, поэтому ему и дали такое прозвище – Алехин. Они с Валерой дружили со школы, не разлей вода были. После армии вместе работали на заводе, потом начали бизнес – обувной кооператив… Неужели отчим тебе не рассказывал?
– Нет, не рассказывал, наверное, повода не было. А Карась кто? – спросила я, хотя уже догадывалась.
– Карасем звали Валеру. Его так прозвали из-за рыбалки, уж очень он любил на озере с удочками посидеть, карасей половить.
А мне вот кажется, что Крылову дали прозвище «Карась» из-за подлой и скользкой натуры. Но я оставила свое мнение при себе.
– А где Алехин живет? Тоже в Балашихе?
– Раньше жил в соседнем подъезде, квартира прямо как у меня. А потом куда-то переехал с семьей. Наверное, в Москву. Ты у Валеры спроси, он должен знать. Кстати, Майечка, а почему ты одна приехала? Где твоя мать, Юля, Антон? И Валерочка в последний раз был у меня три года назад, когда Раю хоронили.
Судя по всему, баба Лида никогда не видела московских родственников, только знала об их существовании. Я принялась рисовать благостную картинку:
– Они не смогли вырваться. Мама работает в школе, учительницей начальных классов.
– Но сейчас же каникулы!
– Правильно, она уехала воспитателем в летний лагерь. Антон готовится поступать в институт.
– Какой? – жадно поинтересовалась старушка.
– Ветеринарный, он животных очень любит. Юля у нас историк, она отправилась в научную экспедицию в Курскую область. Ну, а я только что окончила институт, через неделю выхожу на работу, буду трудиться администратором в гостинице.
– Какая у вас интересная жизнь! – вздохнула Лидия Тимофеевна. – А у меня каждый день одно и то же… А Валерочка что же не приехал? Много работы?
Мне не хотелось расстраивать старушку. Ну много ли ей осталось? Выглядит она лет на восемьдесят, не меньше. Пусть пребывает в блаженном неведении относительно того, что случилось с ее племянником.
– Он приболел, – выдавила я из себя.