— Я так соскучилась, — смущенно прошептала она. Джейн просто-таки поглупела от счастья, увидев наконец мужа.
— Я тоже рад. — Он поцеловал ее в лоб. — Я так и думал, что у тебя все хорошо. — Не выпуская ее из рук, он отступил назад и внимательно посмотрел ей в глаза. — В чем дело? Что-нибудь случилось? Паула хорошо за тобой ухаживает?
— Нет, дело не в этом. — Собственно, в чем дело, Джейн и сама толком не знала. — Думаю, что у меня слишком много радужных надежд. Я рассчитывала, что память восстановится, как только я вернусь домой.
— Ну конечно же, она восстановится. Но не сразу. Требуется какое-то время.
— Как у тебя прошел день? — спросила она и смущенно рассмеялась.
— Я был занят. Очень занят. — Он снова заключил ее в объятия. Его руки ласково гладили ее волосы, плечи, шею. — Я так переживал, что мне пришлось уехать сегодня утром. Я вообще не планировал сегодня идти на работу, но было несколько экстренных операций. После каждой операции я звонил, и каждый раз Паула отвечала мне, что ты спишь.
— Сегодня я спала почти весь день. Наверное, это из-за таблеток. — Джейн коротко рассмеялась. Этот смех сильно напоминал плач.
— Эти таблетки не могут вызвать такойсонливости. Просто ты истощена намного больше, чем тебе кажется.
— Мне снятся очень странные сны.
— Опять змеи?
— Слава Богу, нет. На этот раз мне снился всего-навсего маньяк в красной машине, который пытался меня задавить.
Майкл озадаченно посмотрел на нее.
— Ну-ка, расскажи мне этот сон поподробнее.
Она в красках, не упустив ни одной подробности, пересказала мужу содержание своего сновидения.
— Этот не сон, — мягко сказал Майкл, когда Джейн закончила свой рассказ.
— Что?
— То, о чем ты рассказываешь, произошло на самом деле. Около двух лет назад.
— Какой-то лунатик пытался убить меня только за то, что я сказала ему, что у него не горят фары?
— Какой-то лунатик пытался убить тебя за то, что ты сказала ему, чтобы он отъе…ся от тебя. — Он принужденно рассмеялся. — Вообще, характер у тебя с перцем, — добавил он, кивнув головой в подтверждение своих слов. — Мы всегда говорили, что с твоим характером ты когда-нибудь влипнешь в скверную историю.
— Так это произошло на самом деле? — не могла поверить она.
Майкл усадил ее на диван-качалку и укутал одеялом. Джейн не сопротивлялась.
— Ты понимаешь, что́ это значит, Джейн? Это значит, что ты постепенно начинаешь все вспоминать. Наберись терпения и не отчаивайся. Все нормализуется само по себе. Ну а пока, почему бы тебе не поспать перед обедом? Может быть, за это время ты еще что-нибудь вспомнишь.
Джейн закрыла глаза. Она вновь увидела, как за ней гонится красный «транс ам». «Может быть, я еще что-нибудь вспомню, — беззвучно повторила она. — Как это Майкл сказал? „Вообще, характер у тебя с перцем. Мы всегда говорили, что с твоим характером ты когда-нибудь влипнешь в скверную историю“».
11
— О, привет! Кого я вижу!
— Мне можно войти?
Кэрол Бишоп торопливо посторонилась, приглашая Джейн в дом.
— Разумеется, можно. Входите, входите! Сейчас мы выпьем кофе. Кстати, как вы себя чувствуете?
— Неплохо, — солгала Джейн. Чувствовала она себя как раз довольно паршиво. Вслед за Кэрол она прошла на кухню, расположенную в задней половине дома.
— Я не звонила вам, потому что не хотела беспокоить. Тем более что Майкл сказал, что обязательно позвонит, если вам что-нибудь понадобится…
— О, нет, нет, я ни в чем не нуждаюсь. — «Кроме здоровой психики», — подумала она, но не высказала этого вслух. — За мной очень хорошо ухаживают. — «Я чувствую себя узницей в собственном доме», — хотела добавить она, но не добавила, решив, что это прозвучало бы, как реплика из дешевой мелодрамы. К тому же это было бы неправдой. За ней действительно очень хорошо ухаживали. Майкл был на удивление предупредителен и заботлив. Да и Паула убирала, готовила, чистила и готова была выполнить любое ее желание. Правда, единственным настоящим, задушевным желанием Джейн было, чтобы ее оставили в покое и дали побыть одной. И вот именно этого Паула сделать не могла.
С того времени, как Майкл привез ее домой, прошла почти неделя. Все это время она только и делала, что спала и ела. Если она не спала, то ей приходилось бороться со сном, а если удавалось справиться с сонливостью, то приходилось вступать в схватку с депрессией. Но чтобы справиться с депрессией, приходилось засыпать. Она даже ухитрилась проспать время, назначенное для визита к известному бостонскому психиатру. Этот врач специально для нее освободил время, о чем договорился Майкл, и ждал, когда к нему на прием привезут Джейн. Но, когда Майкл приехал, чтобы везти ее к специалисту, Джейн спала, и Майкл не смог ее разбудить. Следующую консультацию назначили через шесть недель. О более раннем сроке психиатр и слышать не хотел. Джейн молила Бога, чтобы через шесть недель надобность в консультации отпала бы сама собой. Она от души надеялась, что к тому времени кошмар кончится.
Ей больше не снились сны. У нее не осталось даже этих следов памяти. Она как будто продолжала существовать, если, конечно, это можно было назвать существованием. Джейн начала вполне серьезно сомневаться в самом факте своего бытия.
От размышлений ее отвлекла Кэрол.
— Я забыла, какой кофе вы пьете.
— Черный. И спасибо вам, что вы этого не помните.
Кэрол засмеялась.
— Погодите, вот доживете до моих лет, тогда узнаете. Вы увидите, что вы не оригинальны в своем беспамятстве. Может быть, у вас это сильнее выражено, чем у других. Но уверяю вас, что у этих других дела с памятью обстоят немногим лучше. Да что далеко ходить? У меня случаются дни, когда я вообще ни черта не могу запомнить. Мне приходится все записывать. Вот здесь у меня лежит миллион листочков. — Она подошла к секретеру у дальней стены и достала из ящика дюжину клочков бумаги. — Вот, полюбуйтесь. На каждую мелочь — свой листочек. Если я не запишу эту мелочь, то я ее непременно забуду. — Она вернулась к столу и налила Джейн горячего дымящегося кофе. — Утром я заварила огромный кофейник, — сказала она, указывая рукой на кофеварку, — и поставила его на целый день. Это декофеинизированный кофе, его можно пить на ночь, потому что он не мешает уснуть. Правда, доктора говорят, что если пить много кофе, то будет рак. Но можно подумать, что рака не будет, если не пить кофе. Ни черта не верю я в эти докторские байки! Будем здоровы! — воскликнула она, чокнувшись своей чашкой с чашкой Джейн, словно они пили шампанское. Кэрол пододвинула свой стул поближе к Джейн и села напротив. Несколько секунд женщины молчали, приводя в порядок свои мысли и готовя взаимные вопросы.
Джейн воспользовалась паузой, чтобы хорошенько рассмотреть кухню. По размерам она была почти такая же, как ее собственная, но стены облупились и их явно не мешало заново покрасить. Плетеные сиденья кухонных стульев протерты и продавлены, а пол усеян крошками. Кухонный стол в нескольких местах прожжен. На стене висел радиоприемник, из которого доносилась мелодия кантри.
— Вам нравится кантри? — рассеянно спросила Джейн.
— Да я просто влюблена в кантри, — ответила Кэрол, — как можно не любить музыку, которая дарит нам такие песни, как «Найму я Уино, пусть украсит наш домишко».
Джейн услышала веселый смех. Ее охватили несказанные радость и удивление, когда она сообразила, что это смеется она сама. Сколько уж дней прошло с тех пор, как она последний раз смеялась в голос. Майкл почти не бывал дома, а Паула не была расположена к шуткам. Джейн выглянула в окно, выходящее во двор, и увидела большую собаку Бишопов, которая охотилась за белкой. На секунду Джейн почудилось, что она видит в тех же кустах Паулу, которая охотится за ней.
Было почти два часа. Обычно в это время для нее наступал тихий час. Но она притворилась спящей, когда Паула пришла давать ей таблетки, а потом, улучив момент, когда Паула была в туалете, Джейн, как проказливая девчонка, сбежала из дома. Интересно, давно ли Паула обнаружила пропажу?
Дом Кэрол внезапно содрогнулся от грохота на лестнице. Кто-то буквально скатился вниз.
— Я полетел! — донеслось из холла.
Кэрол как ужаленная вскочила на ноги.
— Эндрю, подожди! Поди сюда!
В дверях появился подросток, весь состоявший из беспрестанно двигавшихся рук и ног. Он подпрыгивал, раскачивался, дергался, казалось, еще немного и он завибрирует как струна. Ни одна мышца его худого тела ни минуты не оставалась в покое.
— Что случилось, мамуля? Я улетаю и вернусь поздно.
— Для начала ты бы лучше поздоровался. — Его мать кивнула в сторону Джейн.
— О! Хай, миссис Уиттекер! У вас все ништяк?
— Спасибо, все прекрасно.
— О’кей! Мамуля, так я побежал?
Он почти успел добежать до входной двери, когда голос Кэрол остановил его.
— Подожди! Тебе же еще надо погулять с дедушкой.
— Селина погуляет! — Джейн услышала, как с треском захлопнулась наружная дверь.
Плечи Кэрол бессильно опустились.
— Все ясно. Селина погуляет. Ищи-свищи эту Селину. Сейчас ее высочество шатается по магазинам, а когда вернется, то скажет, что она настолько устала, что не может гулять с дедом. Если она вообще окажет нам честь своим присутствием! Ой! Я, без сомнения, кажусь вам занудой? — Вопрос прозвучал отчасти риторически.
— Вы кажетесь мне усталой, — ответила Джейн.
Кэрол улыбнулась и села на прежнее место.
— Я воспринимаю ваши слова, как комплимент.
— Кэрол! — Этот голос прорезал тишину, как скрежет железа о стекло. — Кэрол, где ты?
Кэрол закрыла глаза и безнадежно откинула голову назад.
— Следующий номер нашей программы. Папа, я на кухне.
В дверях показалась крупная согбенная фигура. Старый джентльмен выглядел почти достойно, несмотря на запачканную рубашку и мешковатые серые фланелевые брюки. Джейн узнала в нем того самого старика, который пытался удрать из своего дома в первый вечер после ее возвращения из больницы. Она почувствовала сердечное расположение к пожилому человеку. Как она его понимала!
— Я хочу есть, — сказал он. — Где мой ленч?
— Папа, ты же только что поел, — терпеливо напомнила ему Кэрол.
— Нет, — настаивал он, — я не ел. Ты забыла подать мне мой ленч. — Он бросил подозрительный взгляд на Джейн, словно это онамогла съесть его ленч. — Кто вы такая?
— Папа, это Джейн Уиттекер. Она живет в доме напротив. Раньше она бегала по утрам с Дэниэлом. Ты же помнишь ее, правда?
— Если бы я это помнил, то не стал бы спрашивать.
Логика ответа была безупречна, и Джейн улыбнулась. Ей понравился отец Кэрол, между ними было так много общего. Пожалуй, это и было единственной причиной такой симпатии.
— Простите его, пожалуйста, — извинилась Кэрол, — но он не всегда бывает так груб.
— Ты что-то сказала? — Старик сердито топнул ногой и в этот момент напомнил Джейн Румпельштильцхена. — Если вы собираетесь говорить обо мне, то я настаиваю, чтобы вы говорили громче.
— Если ты хочешь слышать разговор, папочка, то надень свой слуховой аппарат.
— Мне не нужен слуховой аппарат. Мне нужен ленч.
— Ты уже съел свой ленч. — Она коснулась пальцами пятен на его рубашке. — Вот твой ленч, и еще вот здесь. Видишь? Я же просила тебя подняться наверх и переодеться.
— Какая разница, в чем я одет?
Кэрол подняла руки вверх таким жестом, как будто ей в спину уперлись дулом автомата и она решила сдаться без боя.
— Действительно, какая разница? В этом году писк летней бостонской моды — теплые зимние штаны и вымазанные горчицей рубашки. Правда, Джейн?
Джейн постаралась улыбнуться. «Горчица — лучше, чем кровь», — подумала она. Джейн старалась не смотреть на бледную с сероватым оттенком кожу старика. Было жутковатое впечатление, что его посыпали тонким слоем пепла.
Отец Кэрол начал ритмично качать головой, словно участвуя в разговоре, который был слышен только ему одному. Кроме того, старик играл своими зубными протезами, то выдвигая их языком изо рта, то вдвигая на место. Он перекатывал протезы во рту в такт мелодии кантри, которую в этот момент передавали по радио. Глен Кэмпбелл тосковал о женщине, которая навсегда ушла, ушла, ушла…
— Папочка, я прошу тебя, оставь в покое свои зубы. — Кэрол беспомощно посмотрела на Джейн. — Он нарочно это делает, чтобы позлить меня.