Он вытянул шею и сразу же увидел ту, кого встречал, – будто выключатель щелкнул. Люси шла к нему, улыбаясь. Маленькая, тоненькая, волосы до плеч, на вид – хрупкая, и, если бы не эта почти виноватая улыбка, если бы не эта специфическая усталость, которая отличает полицейских от обычных людей, он, возможно, принял бы ее за провинциалку, явившуюся в Париж искать сезонную работу.
– Комиссар Шарко? Люси Энебель из Лилльского территориального управления судебной полиции.
Рукопожатие. Шарко заметил, что большой палец ее руки оказался сверху – так‑так, значит, либо она хочет держать все под контролем, либо таким образом выражается безотчетное желание властвовать. Комиссар улыбнулся в ответ приезжей коллеге.
– Скажите, а «Немо» на улице Солитер в Старом городе еще существует?
– По‑моему, продается. А вы уроженец севера?
– Продается? Жалко… В конце концов все лучшее исчезает. Да, корни у меня там, но это было так давно… Пойдемте в «Северный терминал»? Не сказать, чтобы это кафе было привлекательнее других, зато оно прямо напротив.
Покинув вокзал, они нашли себе местечко в тени на террасе кафе. Перед ними выстроились длинной разноцветной очередью такси, ожидающие пассажиров. Вокзал казался центром перемещения народов: здесь роились и отсюда извергались белые и черные, арабы и азиаты. Шарко заказал себе белое пиво с ломтиком лимона, Люси, скинув наконец рюкзак, попросила принести «перье». Новый знакомый произвел на нее впечатление, особенно – внешне: и стрижка ежиком, и взгляд стреляного воробья, и стать. А еще чувствовалось в нем что‑то сложное, неоднозначное, что‑то неуловимое, чего не обозначишь словами… В общем, Шарко ей скорее понравился, но Люси попыталась этого не показывать.
– Мне говорили, вы специалист по анализу поведения преступников? Интересно, должно быть, заниматься анализом поведения?
– Давайте‑ка прямо к делу, лейтенант, сейчас уже довольно поздно. Что вы хотите мне сообщить?
Ну и тип! Прямолинеен, как удар в боксе! Люси совсем еще не знала этого человека, но понимала: Шарко никогда ничего не даст, если ему это не возместится. Впрочем, так ведь в их профессии всегда: ты мне, я тебе. И она рассказала комиссару все, с самого начала: о смерти бельгийского коллекционера, о том, как был обнаружен анонимный короткометражный фильм, о содержащихся в нем порнографических кадрах и сценах насилия, о человеке с «фиатом», который вроде бы ищет именно эту бобину. Шарко слушал совершенно бесстрастно. Ну да, этот аналитик, который всякого небось навидался в жизни, из таких, кто всегда будто в панцире. Люси начала было говорить о сегодняшнем загадочном разговоре с канадцем, но в это время официант принес напитки, и она замолчала.
Официант ушел.
– Я просмотрела в Интернете все новостные выпуски за неделю. В понедельник утром на строительстве трубопровода были обнаружены тела, а вечером новость уже шла в эфир первым номером. Говорили о том, что поблизости от Граваншона под землей найдено несколько трупов с отпиленными верхушками черепов.
Она достала из рюкзака блокнот. Шарко заметил и то, что работает лейтенант Энебель тщательно и аккуратно, и то, что она излишне азартна: глаза полицейского никогда не должны сверкать, а ее взгляд, стоило заговорить о деле, выдавал излишнюю увлеченность.
– Вот, я записала: в тот самый вечер, о котором мы говорим, репортаж о трупах со вскрытыми черепами начался в двадцать ноль три и закончился в двадцать ноль пять. А в двадцать ноль восемь старик Шпильман уже звонил в Канаду. Мне удалось извлечь из телефона данные о продолжительности разговора: одиннадцать минут. То есть закончился он в двадцать девятнадцать. Примерно в двадцать двадцать пять Шпильман погиб, стараясь достать с полки стеллажа пресловутый фильм.
– А проверить остальные звонки Шпильмана вам удалось?
– Я еще не подключила к делу свою бригаду.
– А проверить остальные звонки Шпильмана вам удалось?
– Я еще не подключила к делу свою бригаду. Пришлось бы слишком долго им все объяснять, а мне было важно прежде встретиться с вами.
– Почему?
Люси положила перед собой мобильник.
– Потому что мой таинственный канадский собеседник перезвонит через четверть часа – и, если я не смогу сообщить ему ничего «вкусненького», на этом будет все кончено.
– Вы могли бы связаться с бригадой по телефону, просто вам приспичило увидеть настоящего…
– Кого – «настоящего»?
– Настоящего аналитика, профайлера. Человека, который на этом собаку съел.
Люси пожала плечами:
– С радостью польстила бы вашему эго, комиссар, но ничего похожего. В общем, я все вам рассказала, теперь – ваша очередь.
Она действует прямо, открыто, не лукавит. Шарко нравилась тайная война, которую эта девица ему предложила. Тем не менее Франку хотелось ее еще немножко подразнить.
– Нет, без шуток, неужели вы действительно думаете, что я готов поделиться конфиденциальной информацией с каким‑то незнакомцем из оленьей страны? Может, предложите еще и развесить секретные данные в виде плакатов на автобусных остановках? Как насчет формата А3?
Люси наливала в стакан воду из зеленой бутылочки, и было видно, что она сильно нервничает. «Живет так, будто кожа у нее содрана», – подумал Шарко.
– Послушайте, комиссар. Я полдня добиралась сюда, я выкинула почти сотню евро на билеты, и все это – ради того, чтобы выпить в Париже «перье»? Один из моих друзей сидит сейчас в психушке из‑за всей этой истории, мне жарко, я смертельно устала, я в отпуске, а помимо всего этого – моя дочка в больнице. Так что, как бы я вас ни уважала, попрошу избавить меня от сомнительных шуточек.
Шарко высосал сок из кружка лимона, облизал пальцы.
– У каждого из нас свой геморрой, персональный… Некоторое время назад я оказался в отеле, где не было ванны. Думаю, это случилось в прошлом году… Да, точно, в прошлом году! И вот это была настоящая проблема.
Люси казалось, что она спит и видит сон. Смотаться из Лилля в Париж и обратно только затем, чтобы выслушивать эту ерунду!
– Не пойму, какого черта я здесь. Может, мне встать и уйти?
– По крайней мере, ваше начальство в курсе этой истории?
– Только что сказала вам: нет.
Господи, да эта Люси Энебель точно такая, как он сам! Шарко попытался успокоить собеседницу:
– Вы здесь потому, что пытаетесь сейчас оставить свою жизнь за бортом. Фотографии трупов заняли в вашей голове место фотографий ваших детей, так? Бросьте все это, повернитесь на сто восемьдесят градусов, иначе с вами будет то же, что со мной: вы останетесь одна среди толпы, сгорающей на медленном огне.
Что за трагедии повергли этого полицейского в такой мрак? Люси вспомнила кадры из новостей, где видела его рядом с траншеей, из которой достали трупы. И жуткое впечатление, которое он произвел на нее тогда: человека на краю пропасти.
– Мне хотелось бы вас пожалеть, но не стану этого делать. Не в моих правилах распускать нюни.
– Ммм… мне кажется, ваш тон несколько выходит за рамки… Вам известно, лейтенант, что вы обращаетесь к комиссару?
– Простите, если я вас…
Ей не хватило времени закончить фразу: зазвонил телефон. Люси посмотрела на часы – для канадца вроде бы рановато, глянула на экранчик мобильного – и все‑таки это он: номер звонящего начинается на +1 514, остановила мрачный взгляд на Шарко:
– Это он. Ну и что мне теперь делать?
Шарко протянул руку. Она, стиснув зубы, вложила ему в ладонь свой мобильник и придвинулась поближе к комиссару, чтобы ничего не упустить из разговора.