А чуть профланируй подалее, и увидишь в витрине прекрасный гроб, весь в лакомых завитушках, словно праздничный торт с цукатами; при виде этого совершенства прохожий невольно загрустит о блаженстве смертных и скудости живущих. Гроб расположен под вывеской "Одесская контора похоронных процессий". Каким фертом одесситы умудрились монополизировать отправку на тот свет владивостокских покойников - об этом надо спрашивать не здесь, а у пижонов на Дерибасовской...
В богатом доме на Алеутской господа Парчевские снимали второй этаж; при входе висела доска с крупной надписью: "Д-ръ Ф. О. ПАРЧЕВСКИЙ", ниже мелкими буквами: "Женские болезни, тайна визита сохраняется", а внизу доски совсем мизерно: "Плата по соглашению". Наивный мичман Панафидин не сразу сообразил, что Парчевские разбогатели от тех несчастий, что иногда случаются с женщинами...
Ладно! Он был поглощен предстоящим концертом.
По субботам в городе трудно перехватить свободного извозчика, и потому от самой пристани тащил виолончель на себе. На повороте какой-то юркий старик спросил его:
- Случайно, не продаете? Могу и купить.
- Нет, не продаю. Сам играю...
Его утешала лучезарная мысль, что в квартете Боккерини есть одно место, где виолончели отведена заглавная партия, и он надеялся выстрадать на струнах такое пылкое пиццикато, которое не может не оценить прекрасная дочь гинеколога. Может, именно сегодня она ему наконец-то скажет: "Я так благодарна вам. Почему вы приходите только по субботам?.."
Двери мичману открыла сама она, и по торопливости, с какой ее шаги отозвались на его звонок, любой опытный мужчина сразу бы догадался, что Вия кого-то ожидала.
- Ах, это вы... - протянула она разочарованно и тут же, обратясь в глубину квартиры, крикнула: - Папа, это опять к тебе! Тут еще один игрец пришел...
Слово "игрец" повергло мичмана в бездну отчаяния, но он еще не терял надежды на свое пиццикато. А пройти в "абажурную", где собирались любители музыки, предстояло через обширную залу, занимаемую посторонними. Кажется, их влекла сюда не музыка, а лишь насущный вопрос о приданом за Виечкой Парчевской.
Появление мичмана с громадным футляром "гварнери" вызвало среди женихов всеобщее оживление.
- Нет уж, - заговорили они, - если бог накажет талантом к музыке, так лучше играть на флейте... она легче!
Страдая от унижения, Сережа протиснулся в "абажурную":
- Добрый вечер, дамы и господа. Я не опоздал?
Домашне-семейное музицирование было тогда чрезвычайно модным, но сам господин Парчевский, очевидно, выжидал от музыки Вивальди и Боккерини каких-то иных результатов. Панафидин явился в ту минуту, когда почтовый чиновник Гусев, старожил Владивостока, рассказывал каперангу Трусову:
- Здесь, наверное, и помру. Я ведь покинул Петербург так давно, когда водопровод столицы еще не имел фильтров и по трубам весною перекачивали прямо на кухню свежую невскую корюшку. Они в раковину - прыг-прыг, хватай - и на сковородку! А здесь во Владивостоке, - говорил Гусев, - я вот этими руками пять колодцев откопал. Пять колодцев и две могилы - для своих жен. Вот мое последнее утешение в жизни! - И старик ласково гладил обтерханные бока плохонькой скрипочки, купленной по дешевке на базаре...
Полковник Сергеев, служащий в интендантстве, строго поучал Панафидина, чтобы тот не сбился в такте:
- А после моего смычка последует ваше пиццикато...
Среди слушателей была сегодня жена каперанга Трусова, с материнским сожалением глядевшая на Панафидина:
- Смотрю на вас, а думаю о своем сыне.
Пять колодцев и две могилы - для своих жен. Вот мое последнее утешение в жизни! - И старик ласково гладил обтерханные бока плохонькой скрипочки, купленной по дешевке на базаре...
Полковник Сергеев, служащий в интендантстве, строго поучал Панафидина, чтобы тот не сбился в такте:
- А после моего смычка последует ваше пиццикато...
Среди слушателей была сегодня жена каперанга Трусова, с материнским сожалением глядевшая на Панафидина:
- Смотрю на вас, а думаю о своем сыне. Вы очень похожи. Он тоже мичманом... на броненосцах в Порт-Артуре. Только б не было войны, - договорила женщина со вздохом.
Виолончель ближе всего к звучанию человеческого голоса, и Панафидину казалось, что в музыке он сегодня выразит все, чего не может сказать словами. Мичман отыскал опору для "шпиля" инструмента, разминая руку, прошелся смычком вдоль всего музыкального грифа. Плохо, что Виечка не сидит рядом; из соседних комнат доносилось бодрое здоровое ржание кавалеров, слышался ее ангельский голосок:
- Нет, это невозможно, господа! Вы меня смутили. Я об этом много слышала, но, клянусь, еще никогда не видела...
("О господи! Что они ей там показывают?..")
Исполнители утвердили свои ноты на шатких пультах. Интендант с мрачным видом исполнил бодрое интермеццо, резко оборвав его, и почти злодейски воззрился на старого бедняка Гусева, который подхватил прерванную мелодию, повел ее вдаль за своей горькой судьбиной - душевно, чисто и свято. Концерт начался. Панафидин, весь в предчувствии своего триумфа, шевелил пальцами, примеряя их к сердечному надрыву на струнах.
Тут раздался звонок с лестницы, и было слышно, как простучали каблучки Вии; из прихожей - знакомый голос:
- А чем я виноват, если не мог поймать извозчика?
("Голос мичмана Житецкого... и он здесь. О боже!")
Альт интенданта Сергеева уже выводил нежную кантилену. А через двери вмешивался уверенный тенорок Житецкого:
- Не для мира нас, господа, готовили! Когда же еще, как не на войне, нам, юным офицерам, делать карьеру?..
Это вывело Трусова из себя, он сделал замечание:
- Житецкий, не ради вас тут собрались... потише!
Чувство злости, рожденной от ревности (и даже зависти), опустошило душу, и Панафидин даже не заметил, когда замолк альт в руках интенданта, а Гусев толкнул его под локоть:
- Где же ваше пиццикато, мичман? Проспали?
Сергеев готов был загрызть его за оплошность:
- Так нельзя относиться к серьезной классике! Если уж мы собираемся здесь раз в неделю, так совсем не для того, чтобы господин мичман мух ноздрями ловил...
Трусов, сложив руки на эфесе сабли, сидел спокойно:
- Ну ладно. Бывает. Можно и повторить... не так ли?
Кое-как доиграли концерт Боккерини, и Франц Осипович Парчевский, явно радуясь паузе, стал хлопать в ладоши:
- Дамы и господа, прошу, прошу, прошу... перекусим, что бог послал. Виечка! - позвал он дочь. - Где же твои кавалеры? Господа, господа, - призывал он, - всех прошу к столу...
Мимо поникшего от стыда Панафидина мичман Игорь Житецкий, явно торжествуя, проводил в гостиную очаровательную Вию, которая даже не глянула в сторону "игреца" из папенькиного квартета. Сергей Николаевич защелкнул замки на футляре и удалился. К счастью, от Державинской улицы как раз заворачивал свободный извозчик, и мичман вскинул на сиденье коляски своего драгоценного "гварнери":
- Гони! Прямо на пристань.