В эту секунду Гейб пересек первую полосу трека, и вместе с Брюсом, не отстававшим ни на шаг, они направились к женщине, которая стояла к ним спиной. Гейб первым достиг ее и буквально обрушился на нее всем телом, словно у него был всего один шанс повалить нападающего, пока тот не заработал очки.
Женщина тяжело осела на землю, меч вылетел у нее из рук. В рот ей набилась пыль. Двое мужчин набросились на нее. Она резко выдохнула – с момента появления в Вудбери она произнесла от силы слов десять – и распласталась на земле под их весом, то и дело шумно вдыхая, пока они не давали ей поднять головы. В воздух взлетали маленькие облачка пыли, поднимаемые ее гневными вздохами. Глаза женщины сверкали от ярости и боли.
Зрители замерли в недоумении, внимая всему на глубинном уровне. С трибун снова не раздавалось ни звука. Тишина, повисшая над ареной, оглушала. Раздавалось лишь порывистое дыхание поваленной на землю женщины, а затем что-то тихо щелкнуло на наблюдательной вышке.
Появился Губернатор. Он был опьянен яростью, и кулаки его сжались так сильно, что ногти разрезали ладони до крови.
– ЭЙ!
Низкий женский голос, прокуренный, хриплый от напряжения, взывал к нему снизу. Он остановился на ступенях.
– Эй, сукин сын! – Голос принадлежал женщине в потрепанной одежде, которая сидела на среднем ряду между двумя похожими на беспризорников мальчишками в разодранных куртках. Она сердито смотрела на Губернатора. – Это еще что за дерьмо?! Я не хочу, чтобы мои мальчики смотрели на это! Я привожу их сюда на битвы, ради зрелища, а сегодня вы устроили чертову резню! Черт возьми, я не хочу, чтобы мои мальчики наблюдали за убийствами!
Толпа взорвалась. Гейб и Брюс заломали женщине руки и повели ее под трибуны. Зрители выражали свое неодобрение. Ропот перерастал в сердитые крики. Большая часть пришедших была согласна с женщиной, но сейчас ими руководило нечто более глубокое. Почти полтора года, проведенных в аду, в лишениях, в скуке и в постоянном ужасе, нашли свое воплощение в неистовых воплях и стонах.
– Вы травмируете их! – продолжала женщина, перекрикивая гул. – Я пришла посмотреть на драку – сломанные кости, выбитые зубы, – а не на это! Это ни в какие ворота не лезет! ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ?!
Губернатор помедлил на лестнице и взглянул на толпу. В нем бушевала ярость, которая пожаром охватила все до последней клетки его тела, заставив глаза затуманиться, а спину похолодеть. Глубоко внутри он мучился… «Контроль… Контролируй ситуацию… Выжги эту язву… Выжги ее сейчас же!»
Женщина на трибунах заметила, что он пошел прочь.
– Эй! Черт вас дери! Я с вами говорю! Нечего бежать от меня! Вернитесь сейчас же!
Губернатор спустился по ступенькам, не слыша свиста и криков, и ушел с мыслью о мщении и адских муках.
Они бежали очертя голову… Затерявшись в темноте ночи… Они продирались сквозь чащу, отчаянно надеясь спрятаться в лагере. Три женщины, одной за пятьдесят, другой ближе к шестидесяти, а третьей – немного за двадцать… Они поскальзывались на листьях и спотыкались о корни, пытаясь вернуться на поляну, где стояли палатки и трейлеры, до которой оставалось меньше мили в северном направлении. Эти бедняжки просто хотели собрать немного ежевики, но оказались окружены. Их застали врасплох. Поймали в ловушку. Что пошло не так? Они действовали тихо, незаметно, проворно и собирали ягоды в подол платьев, не разговаривая друг с другом и используя только жесты… Но теперь ходячие окружали их со всех сторон, воняло все сильнее, а из-за деревьев раздавалось монотонное хрипение, похожее на шум бормашины. Одна из женщин вскрикнула, когда из чащи к ней протянулась рука, схватившая ее за юбку. Как все случилось так быстро? Ходячие появились из ниоткуда. Как эти монстры нашли их? Внезапно ходячие мертвецы преградили им дорогу, отрезав пути к отступлению, окружив их, и женщины запаниковали… Их пронзительные крики становились все громче, пока они пробивались сквозь атакующих… Кровь смешивалась с темно-бордовым соком ягод… А затем стало слишком поздно… И кровь их оросила лес… И крики их затихли в непрекращающемся хрипе.
– Их стали называть женщинами Доставалы, – сказала Лилли, поежившись.
Она сидела на пожарной лестнице у квартиры Остина, завернутая в одеяло, и рассказывала страшную историю.
Было поздно. Они не сходили с места почти час. Огни арены давно погасли один за другим, и недовольные горожане расползлись по своим норам. Остин сидел рядом, курил самокрутку и внимательно слушал девушку. Внутри его бушевали чувства, которые он никак не мог понять. Ему нужно было разобраться в себе, прежде чем говорить самому, поэтому он молчал и внимал рассказу Лилли.
– Когда я была с Джошем и остальными, – измученно продолжила она, – они говорили: «Будь осторожна… Всегда пользуйся прокладками во время цикла и смачивай их в уксусе, чтобы скрыть запах… Иначе повторишь судьбу женщин Доставалы».
Остин едва слышно вздохнул.
– Видимо, у одной из них были месячные.
– Так и есть, – ответила Лилли, подняв воротник и натянув одеяло на плечи. – Оказывается, ходячие чувствуют запах менструальной крови, как акулы… Это для них как маяк.
– Боже.
– К счастью, у меня всегда все было по расписанию. – Она покачала головой, снова поежившись. – Проходит двадцать восемь дней с предыдущих месячных – и я не высовываюсь, сижу дома или в каком-нибудь безопасном месте. С момента Обращения я старалась внимательно следить за календарем. Поэтому я и поняла. У меня была задержка, и я сразу все поняла. Я чувствовала себя неважно, живот припух… и у меня была задержка.
Остин кивнул.
– Лилли, я просто хочу, чтобы ты…
– Не знаю… Не знаю, – бормотала она, как будто бы не слыша его. – В любое другое время это было бы так важно, а сейчас, в этом безумии…
Остин дал ей выговориться, а затем произнес очень мягко и очень тихо:
– Лилли, я просто хочу, чтобы ты кое-что знала. – Он посмотрел на нее повлажневшими глазами. – Я хочу, чтобы у нас родился ребенок.
Она взглянула на парня. В прохладном воздухе повисло долгое молчание. Лилли опустила глаза. Заминка разрывала Остину сердце. Он хотел сказать гораздо больше, хотел доказать ей, что говорил искренне, хотел, чтобы она поверила ему, но слов не хватало. Он не слишком умел говорить.
Наконец Лилли посмотрела на него, и в глазах ее блеснули слезы.
– Я тоже, – произнесла она почти шепотом, а затем рассмеялась. И это был очищающий смех, немножко нервный и истеричный, но все равно очищающий. – Господи, помоги… Я тоже хочу его… Я его хочу.
Они неуклюже обхватили друг друга руками и долго сидели так на холодном ветру у окна Остина. Слезы катились по их щекам.
Через некоторое время Остин провел рукой по лицу Лилли, убрал волосы у нее со лба, вытер слезы и улыбнулся.
– У нас все получится, – прошептал он. – Должно получиться. Так мы обманем даже конец света.
Лилли кивнула, погладив его по щеке.
– Ты прав, красавчик. Уж если прав, так прав.
– Кроме того, – сказал он, – у Губернатора теперь все здесь под контролем. Город стал для нас безопасен… Вот дом для нашего ребенка. – Он нежно поцеловал Лилли в лоб, понимая, что никогда в жизни не чувствовал ничего подобного. – Ты была права насчет него, – тихо сказал Остин, обнимая девушку. – Этот парень знает, что делает.
Глава четырнадцатая
В подземном коридоре раздавалось эхо шагов. Они быстро приближались: кто-то спускался по лестнице, пропуская ступеньки, двигаясь резко и решительно, привлекая в темноте внимание Гейба и Брюса. Двое стражников стояли возле самой дальней камеры, пытаясь восстановить дыхание после схватки с чернокожей женщиной. Неровный свет лампы отбрасывал тени на их лица.
Несмотря на свою худобу, женщина оказывала яростное сопротивление. На мускулистых руках Гейба красовались рубцы от ее ногтей, а Брюс потирал щеку прямо под правым глазом, куда эта стерва угодила своим локтем. Но все это не могло сравниться со смерчем, который приближался к ним по узкому коридору.
Мужчина отбрасывал длинную тень, подсвеченный сзади заключенными в сетку лампами. Подойдя ближе, он остановился. Кулаки его были сжаты.
– Ну? – сказал он, не доходя тридцати футов до камеры. Голос отдавался эхом, на узком лице лежала тень. – Она там? – Голос его звучал странно, искаженный от гнева. – Вы бросили ее назад в камеру? Она связана? ХОРОШО?!
Гейб тяжело сглотнул.
– Мы бросили ее назад, да… Но это было непросто.
Брюс все еще тяжело дышал от напряжения, держа в огромной руке тонкий меч, как ребенок держит сломанную игрушку.
– Эта стерва совсем ненормальная, – пробормотал он.
Губернатор остановился перед ними, неистово сверкая глазами.
– Плевать! Просто… Я просто… ДАВАЙ СЮДА ЭТУ ЧЕРТОВУ ШТУКУ!
Он вырвал меч из рук Брюса, который непроизвольно вздрогнул.
– Сэр? – неуверенно переспросил он низким голосом.
Губернатор резко выдохнул и скрипнул зубами, шагая из стороны в сторону, сжимая кутана так, что побелели костяшки на его руке.
– Да как она посмела?! Я сказал ей, сказал, что дам ей пощаду, если она, черт возьми, окажет мне услугу, одну чертову услугу! ОДНУ УСЛУГУ! – Его громогласный рев практически пригвоздил охранников к стене. – И она согласилась помочь! ОНА СОГЛАСИЛАСЬ!!! – В висках стучала кровь, зубы были сжаты, на шее проступили жилы, зубы обнажились – Филип Блейк напоминал запертого в клетку зверя. – Черт! Черт! ЧЕРТ! – Он повернулся к стражникам и, брызгая слюной, проревел: – У нас. Было. Соглашение!
– Шеф, может, если мы… – вступил Гейб.
– Заткнись! ЗАТКНИСЬ, ТВОЮ МАТЬ!
По коридорам прокатилось эхо. Последовавшая за ним тишина могла проморозить целое озеро.
Губернатор взял себя в руки. Он успокаивался, вдыхая и выдыхая, и странным образом держал меч, как будто бы собираясь атаковать своих подручных. Затем он пробормотал:
– Если вы не отговорите меня, я зайду туда и рассеку чертову тварь надвое, вонзив ей эту штуку промеж ног.
Ответа от двух других мужчин не последовало. Идей у них не было.
Молчание казалось ледяным.
В этот момент раздались другие шаги – тяжелые, спешные, неровные, – которые доносились из лабиринта сервисных помещений и разоренных коридоров под гоночным треком. В затхлой палате госпиталя эти шаги – которые приближались с южной части арены – все еще не были слышны, оставаясь слишком далеко.
Именно в этот момент, за несколько мгновений до того, как стало известно о жутком повороте событий, флуоресцентные лампы под потолком мигали и мерцали, подпитываемые непостоянным током генераторов на верхнем уровне. Свет вспыхивал и затухал, слышалось монотонное хрипение – и все это заставляло Рика нервничать.
Он сидел на кушетке в углу и наблюдал за тем, как доктор Стивенс мыл руки над раковиной. Глубоко вздохнув, усталый доктор потянулся и размял затекшие мышцы спины.
– Так, – сказал он, снимая очки и протирая глаза. – Я пойду домой, посплю – или хотя бы попытаюсь. Я давно уже хорошо не спал.
Из кладовой на другом конце комнаты появилась Элис, которая держала в одной руке гидротермическую иглу, а в другой – флакон с сильным антибиотиком нейтродином. Подготовив иглу, она многозначительно взглянула на доктора.