Филин купил себе пломбир в вафельном стаканчике. Над ним героически скрипело антикварное колесо обозрения, поднимая в небесную синеву голосистую ораву детишек с воспитательницами.
Казалось, что вовсе и не было десятка поганых лет общего безумия. Вот только идиллию слегка портила здоровая круто накренённая туша десантного корабля, так и не достигшего бетона набережной в своём атакующем порыве. Ржавый глухой борт был жестоко исклёван попаданиями самых разных калибров. На нём едва читались белые буквы: "...ska od morz... ...o mor..." Что за морж? Турки, что ли? Да запросто.
Отверстая в высоченном носу аппарель косо уходила в воду, чавкая прибоем. На ней сидел чувак с удочкой. С развороченной надстройки рыбкой слетела коричневая фигурка, шумно плеснула там, где у торчащей из моря попы БТРа поплавками плясали на волнах смуглые головы местных пацанов. Однако время уже поджимало.
Дирекция Заповедника всё так же занимала стариный двухэтажный особняк на пересечении Свердлова и Айвазовского. Прохладный зев дубовых дверей выходил прямо на угол здания. Яроволк, меняясь в лице и невольно замедляя шаги, направился именно туда. Похоже, ему предстояли до зубной боли приятные переговоры о сумме мзды за получение открытого листа.
Рамен, зайчиком прыгавший вокруг, обогнал товарищей и попытался первым юркнуть внутрь археоложьего логова, но добился только мелодичного женского "Ой!" и листопада взметнувшихся бумаг. Прямо в дверях он врезался в солидную статную даму в строгом синем платье и кроссовках, выходившую наружу с охапкой документов.
Дама была керчанка. Кто был в Керчи и хоть иногда глядел на окружающих, слушал их речь, в будущем легко узнаёт керчан в толпе. Это такой же характерный человеческий тип, как, скажем, одесситы или масква, со своим неповторимым обликом, говором и повадкой. Керчане не славятся на весь мир лишь потому, что их мало, и они сидят дома.
Горделивая осанка делала даму выше её небольшого роста. Керчанка могла бы сойти за императрицу Екатерину Великую, вот только цветом была тёмно-бронзовая от жизни под Керченским Солнцем, а на голове у неё вместо императорских вавилонов отливали тёмной медью короткие кудряшки. Филин лениво прикинул, вызван ли цвет живописными усилиями цирюльника, или же это особый загар такой.
Рамен шнырял на четвереньках под ногами царственной особы, собирая бумажки.
- Простите нашего товарища, Лилия Остаповна...- Со стыдом за человечество прогудел звероволк.- мы вообще-то к секретарю насчёт открытого листа...
- Так он ещё на обеде. Подходите через пару часиков...- Рассеянно протянула Лилия Остаповна, и её взгляд наконец упал на мельтешащего на грунте старичину. Лицо дамы враз изумилось, брови взлетели, а рука машинально опустилась на голову старого диггера, взъерошив седые вихры.- Коля... Это ты, Коля?
Рамен посмотрел наверх и вновь рассыпал все листы.
- Лиля.- Деревянно сказал он. Оба застыли, как скульптурная группа "Возвращение блудного деда". Диггер воссиял. Хвостом он не вилял лишь потому, что хвоста не имел.
- Роман, что же вы сразу не сказали, что вы Колин друг...- Укоризненно пропела дама, не отрывая взгляда от старичины, а тот смотрел на неё с бесконечной преданностью. Здесь явно были какие-то старые амуры. Парочка надёжно и, похоже, надолго закупорила вход в Заповедник.
- Мы подойдём попозже.- Заключил дипломатичный Филин.- Потом мы подойдём. Рамен, мы будем на Ленина!
Никто не ответил.
- Но...- Начал было Яроволк, и Ваня, сияя голливудской улыбкой, аккуратно пробил товарищу в почку, направляя прочь. Звероволчище растерянно оглядывался, но Филин настойчиво увлекал его в сторону улицы Ленина, скрытно подгоняя точно расчитанными пинками. В боевой обстановке дел сердечных звероволк бывал редкий слонина.
Самого же Филина душил смех. Ему всё представлялось, как Яроволк горой нависает над паническим секретарём со словами: "Я колин друг..." Наконец, до гиганта дошло, и он с бессильной завистью изрёк:
- Вот ведь старичина... А ведь всего час как в городе!
Рамен не появился ни через час, ни через два, ни через три. На улице Ленина в тени платанов товарищи откушали под пивко по булке с могучим шматом мяса в аппетитном силосе- всё это по недоразумению называлось гамбургером. Слазали по бесконечной лестнице на Митридат к руинам Пантикапея, убедившись, что там всё так же митридатно-пантикапейно и совершенно невыносимо в солнечный день. Филин был поражён: в древнегреческой пыли, как и в старое время, рылись жаропрочные археологи в панамках. Ну всё-таки Всенародный Керченский Историко-Культурный Заповедник, не баран чихнул.
Спустившись с горы на площадь, хорошо прожаренные Филин с Раменом обнаружили себя за спиной крепенького гранитного дедушки Ленина, пережившего всех и вся и лишь слегка посечённого осколками. Некоторое время друзья тупо пялились в безнадёжно сухие чаши многочисленных фонтанов. Всё было в Керчи, только воды не было напрочь. С тех пор, как Северо-Крымский канал превратился в тыкву, питьевая была в цене пива, а тухлую поливочную везли бочками со степных прудиков-ставков.
09. Иван и Никола
Тут Филин вспомнил: как на Теплаке к Варваре-узорешительнице перед отъездом сходил, так и не был больше в церкви, и свечку Николе-угоднику за путешествия не ставил. Религиозное в его душе взволновалось, забормотало, что с того-то и происходят эти вечные неприятности. Ваня решительно поволок упирающегося язычника Яроволка к морю, где из древесных кущ торчал черепичный купол Иоанна Предтечи.
Храм был древен. Самый древний во всей России. Ещё разбегались из дымящегося города неразумные хазары, а у моря на месте сгоревшей базилики уже рос аккуратный каменный соборчик Боспорской епархии. Собор прекрасно помнил, как тысячу лет назад город Корчев держали князья Тмутараканские, пока династические дрязги не вырвали их из Божьего кармана обратно в борьбу за Киевский престол- так династия и сгинула, пострадав от древнерусских лоббистов, рейдеров и оранжевых революционеров.
С тех пор в Керчи долго не строили ничего родного-православного. Храм уцелел лишь потому, что экономные венецианцы влепили его в качестве башни в стену своей крепости. Оттуда он много столетий взирал на пролив подслеповатыми белокаменными иллюминаторами своих военно-морских окошек, нечувствительно пережив и тех венецианцев, и Крымское ханство. Осенние шторма сменялись летним зноем, белые сменялись красными, наши сменялись фашистами, нашими, фашистами и опять нашими. Вокруг расшумелся и вновь затих рыбный рынок. Сгинул проклятый Хрущёв, порушивший больше храмов, чем все большевики вместе взятые. Все сгинули- Иоанн Предтеча остался.
У евреев есть предание о ламедвовниках. Как известно, Господь не разрушает наш мир, пока в нём есть ламед-вав цаддиким, то есть тридцать шесть праведников. Они скромны и неприметны, кто пахарь, кто сантехник- но только они и оправдывают существование всего этого борделя. Один помрёт- новый займёт его место. Ты не можешь знать, на кого Он смотрит сейчас- не на тебя ли?- но система, как мы видим, успешно работает. Филин поэтично считал, что ровно та же история и с Иоанном Предтечей. Из этого корешка до сих пор растёт вся Керчь.
С прошлого приезда многое изменилось. Теперь крепенький полосатый- камень с кирпичом- кубик церкви был окружён высокой стеной с бойницами. У ворот ракушечник был побит пулями. Пригодилась стенка. На территории дремал небольшой православный рыночек с унылыми православными сувенирами и разнообразным красным вином, там же прели на бордюре двое пахучих нищих. Чуть поодаль вдоль ограды стояли трейлеры и контейнеры. На самом роскошном американском прицепе-караване размером с автобус значилось: "Трапезная". Рядом стоял сорокафутовый контейнер, где тётка в камуфляже собирала гуманитарщину для Афонской крепости. На открытой створке в знак этого висели удивительные полосатые штаны.
Суровая бабка в пальто, выйдя из дверей храма, наотмашь перекрестилась и побрела прочь. За воротами она шарахнулась в сторону- там подпирал собой дерево смурной Яроволк. Он наотрез отказался идти в храм по своим языческим соображениям, мол, не пойду к трупоедам. Ваня с лёгким сердцем перекрестился и вошёл в здание.
За всем происходящим расслабленно, но внимательно наблюдал от ворот чернорясный бородатый мужичище. Сидя в теньке, он демонстративно чистил раскиданный по столу РПК. Во избежание эксцессов. С пулемётом большой человек возился бережно, кончиками пальцев, чтобы не погнуть там чего. Оценив про себя и Яроволка, и Филина, он вытер ручищи ветошью и что-то пометил карандашом в своём блокнотике.
Внутри храма Ваню встретила ладанная прохлада. Всё казалось маленьким, будто игрушечным, а ведь от стены до стены было метров десять. Филин не стал покупать церковную газету, нет, спасибо, да не надо же, и бесплатно всё равно не нужно. Вместо этого он выложил пять барынек за добротную толстую свечу, пахнущую мёдом, и пошёл к Николе- тот был на привычном месте, в правом нижнем углу иконостаса, рядом с небелёными блоками древней стены, поклёванной клювом истории. Свеча затеплилась и встала в подсвечник. Святитель Николай, архиепископ Мир Ликийских, улыбнулся путешественнику, и на душе у того подобрело.
И вот уже завечерело. Главная площадь города с грифононосной колонной всё ещё дышала жаром брусчатки, но уже стала более-менее пригодна для жизни. Друзья тусили чуть в сторонке, там, где на газоне криво торчал избитый куб резного белого камня, по недоразумению считавший себя фонтаном, устроенным иждивением купца Гущина аж в 1860-х годах. Ничто из него, разумеется, не фонтанировало.
Яроволк, заправившись ещё парой гамбургеров, благодушно разглагольствовал, дирижируя пивом:
- Это ж двести лет назад было! Никаких тебе артезианок, никаких сталинских каналов! Вокруг сухая степь, а они посреди неё раз- и фонтан поставили. Этот Гущин- он что, Гэндальф волшебный был? И где сейчас эта вода? Вот на что надо брать открытый лист! Да толку-то...
- Да ты бери, бери.- Скрипнул незаметно подошедший Рамен, лучась счастьем.- Вот мне в своё время не дали. А тебе точно дадут, ты мужчина солидный. Только ты не к секретарю иди, а к Лилечке. Насчёт фонтана я тебе всё-всё расскажу.
10. Риба нерадиактивни
На рынок отправились спозаранку. Как обычно на югах, рынок работал по утреннему холодку, к полудню грустнел, а к трём часам вовсе закрывался.
Торговца киборг-модулями искали долго и трудно: не огурцами всё-таки торгует, у прохожих про него не выспросишь. Подпольный слесарь прятался надёжно, вдали от глаз городовых и безопасников. Его жестяной сарайчик обнаружился даже не на самом рынке, а дальше во дворе, куда торжище протянуло свою ложноножку.
Чтобы попасть туда, пришлось обойти ощетинившийся арматурой курган на месте бывшей Налоговой. Судя по характеру разрушений, в день "Д" по инспекции вдарили и чужие, и свои, да ещё с рынка добавили из всего, что под руку попалось, только что пацаны из рогаток не постреляли. Филин пожалел, что пропустил всё веселье. Хотя, может, и не так всё было. Руины живописно заросли плющом. На уцелевшей стене над торгующими нависал линялый тезовый плакат, мол, ведётся реконструкция, и извините уже за доставленные неудобства.
Сараюшка поменьше гаражного бокса, зажатая меж других таких же, задом уткнулась в развалины. На бетонном пятачке перед ней громоздились собранные из чего попало велосипеды, залуженные чайники и тазы. Вообще всё, что удалось найти на помойке и поднять из мёртвых. Тут же торчала пузатая картонная коробка, перемотанная скотчем, набитая горелыми и вспухшими модулями, из которых даже предохранителей не надрать. На коробке было написано маркером: "Скупка радиодеталей". То, что в коробке только киборг-модули, причём все убитые- это опознавательный знак, как написал им в письме Князь. Век живи- век учись.