Что ни говорите, у Джоан как у слушательницы – прирожденный талант! А поскольку на своем веку она выслушала уже массу горе – гениев, растолковывавших ей, почему мир их не понимает, слушать Гриффита для нее было детской игрой. Еще прежде, чем мы добрались до третьей рюмки шерри, Оуэн уже толковал ей о какой-то чертовски тяжелой болезни в таких выражениях, что кроме коллег по профессии вряд ли кто понял бы хоть слово.
Джоан слушала внимательно и с глубоким интересом.
В первый момент у меня прямо желчь разлилась. Это уж подлость со стороны Джоан. Гриффит – слишком хороший парень для того, чтобы вот так издеваться над ним. Женщины и впрямь змеи.
Потом я обратил внимание на профиль Гриффита, на его энергичный подбородок и твердую складку губ и как-то потерял уверенность в том, что все это бумет только развлечением для Джоан. В конце концов, мужчина не должен допускать, чтобы женщина делала из него шута. А если допускает – сам виноват. Джоан предложила:
– Послушайте же, доктор, оставайтесь у нас обедать.
Гриффит чуть покраснел и ответил, что был бы рад, но дома его ждет сестра…
– Так мы позвоним ей и объясним, в чем дело, – быстро ответила Джоан и вышла в холл к телефону.
Мне показалось, что на лице Гриффита появилась растерянность, и я подумал, что, пожалуй, он малость побаивается своей сестры.
Джоан вернулась, улыбаясь, и сообщила, что все в порядке.
Таким образом, Оуэн Гриффит остался у нас на обед и явно был доволен этим. Мы беседовали о книгах и театре, о политике и музыке, живописи и современной архитектуре.
О Лимстоке, анонимных письмах и самоубийстве миссис Симмингтон не было сказано ни слова. Мы оставили все это в покое, и Гриффит, по-моему, был счастлив. Говорил он занимательно и остроумно, его смуглое печальное лицо прояснилось.
Когда он ушел, я строго напомнил Джоан:
– Слишком он хороший парень, чтобы строить над ним шуточки!
– Это ты так говоришь! – возразила Джоан. – Все вы, мужчины, заодно.
– А с чего это ты решила любой ценой получить его скальп, Джоан? Раненое самолюбие?
– Может быть, – ответила мне сестра.
Вечером мы обещали прийти на чай к мисс Эмили Бартон, в ее временную квартиру в городке.
Мы пошли пешком, я уже чувствовал себя достаточно крепким, чтобы на обратном пути подняться на холм. Очевидно, мы не рассчитали время и пришли слишком рано, потому что отворившая нам дверь высокая, костлявая, энергичного вида женщина сообщила, что мисс Бар – тон еще нет дома.
– Но она сказала мне, что вы придете, так что проходите, пожалуйста, и подождите ее.
Судя по всему, это была верная Флоренс.
Мы прошли за ней по лестнице в гостиную, уютную, хотя, пожалуй, чересчур уставленную мебелью. Некоторые из вещей были, по-моему, родом из «Розмарина». Флоренс явно гордилась этой комнатой. – Правда, красиво? – спросила она.
– Очень, – с чувством ответила Джоан.
– Стараюсь, как могу, чтобы мисс Эмили было удобно. Конечно, я не могу сделать все, как хотелось бы и как оно полагалось бы для нее. Знаете, все-таки дома это дома – там у нее целая вилла, а тут только эта комнатка.
Флоренс – женщина явно с характером – укоризненно поглядывала то на Джоан, то на меня. Я чувствовал, что сегодня у нас неудачный день. Джоан досталось уже от Эме Гриффит и Партридж, а теперь эта верная драконица накинулась на нас обоих.
– Я девять лет была там горничной, – добавила она. Джоан, задетая таким несправедливым к нам отношением, отозвалась:
– Да, но ведь мисс Бартон хотела сдать дом! Она же сама поручила это конторе по сдаче внаем.
– Она была вынуждена пойти на это, – разгорячилась Флоренс. – А ведь она живет так скромно и экономно! Если бы только ее оставили в покое с налогами. Так нет же, властям надо получить свое, хотя бы для этого пришлось кожу содрать с человека!
Я грустно покачал головой.
– При старой хозяйке денег у них было ой – ой – ой, – продолжала Флоренс. – Ну, а потом бедняжки начали умирать одна за другой, и мисс Эмили ухаживала за каждой из них. Себя не жалела и всегда такая терпеливая, не пожалуется. А у нее и самой-то здоровье не бог весть какое. И тут еще все эти заботы с деньгами! Она говорит, что теперь акции не приносят столько, сколько раньше – но почему, вот что я хотела бы знать? Стыдно должно быть господам из правительства! Обижать женщину, которая не разбирается в счете и во всех их хитрых штучках!
– Ну, от налогов страдают почти все, – сказал я, но Флоренс осталась непоколебимой.
– Я и слова не скажу, когда речь идет о человеке, умеющем распихивать всех локтями, но мисс Эмили? Она нуждается, чтобы кто-то о ней заботился. Пока она у меня, я уж позабочусь, чтобы ее никто не обидел и не расстроил. Для мисс Эмили я все сделаю!
Несколько мгновений она смотрела на нас, словно давая понять, что не шутит, а потом покинула комнату, аккуратно затворив за собою дверь.
– Ты не чувствуешь себя чем-то вроде вампира, Джерри? – спросила Джоан. – Я да. Что это с нами творится?
– Чем дальше, тем хуже, – ответил я. – Миген сыта нами по горло, Партридж не признает тебя хозяйкой, а верная Флоренс смотрит свысока на нас обоих.
– Хотела бы я знать, – пробормотала Джоан, – почему это Миген ушла от нас именно сегодня?
– Надоело ей с нами.
– Да нет, не думаю. Хотелось бы знать.., как ты думаешь, Джерри, могла тут быть как-то замешана Эме Гриффит?
– Думаешь, наболтала ей что-нибудь, когда они разговаривали утром на крылечке?
– Да, говорили они недолго, но…
– Но там, где ступит эта женщина, – закончил я вместо нее, – сто лет трава не растет. Может быть…
Тут дверь открылась и вошла мисс Эмили. Она порозовела, немного запыхалась и явно была возбуждена. Ее голубые глаза поблескивали.
Она сразу же защебетала:
– Ох, дорогие мои, как мне неприятно, что я опоздала. Я только на минутку выскочила в город за покупками, а булочки в «Синей розе» показались мне не очень свежими и я пошла к миссис Лиген. Я всегда покупаю булочки напоследок, когда присылают новую партию прямо из печи, а не подсовывают те, что остались с прошлого дня. Но только мне так неприятно, что я заставила вас ждать.., не могу себе простить…
Джоан перебила ее:
– Это наша вина, мисс Бартон. Мы пришли слишком рано. Дорога под гору, а Джерри теперь уже так вышагивает, что мы всегда приходим слишком рано.
– Этого вы не говорите, дитя мое. На что-нибудь хорошее никогда не бывает слишком рано.
Старушка ласково погладила Джоан по плечу. Джоан просияла – наконец-то она, кажется, имела успех. Мисс Эмили улыбнулась, включив в улыбку и меня, но как-то с опаской, словно подходила к тигру – людоеду, который сейчас – на пару мгновений – гарантированно безопасен и ничего ей не сделает.
– С вашей стороны крайне любезно прийти на такую Женскую вещь, как чай, мистер Бертон.
У старушки, видимо, было твердое представление о мужчинах как о существах, которые не пьют ничего, кроме виски с содовой, курят сигареты, а в промежутках между этим только и делают, что соблазняют деревенских девушек или заводят связи с замужними дамами.
Когда я позже поделился своими мыслями с Джоан, она ответила, что, по ее мнению, мисс Эмили всегда мечтала встретить именно такого мужчину, но, к сожалению, эта мечта так и не осуществилась.
Побегав по комнате, мисс Эмили усадила меня и Джоан за маленький столик, заботливо поставила нам пепельницу, а вслед за этим растворилась дверь и вошла Флоренс с подносом, на котором стояло несколько красивых чашек из старого форфора марки Краун Дерби, принадлежавших, несомненно, самой мисс Эмили. Чай был китайский, очень душистый, а к нему тарелочки с сэндвичами, тонкими ломтиками хлеба с маслом и крохотными булочками.
Флоренс, просияв, посмотрела на мисс Эмили с материнской радостью, как на любимого ребенка, играющего «в гости».
Съели мы с Джоан гораздо больше, чем собирались, – наша хозяйка все время уговаривала нас и отказаться никак не удавалось. Старушка была, очевидно, счастлива, что приглашение так удалось, а я понял, что для мисс Эмили встреча с нами – людьми из «большого мира», из таинственного Лондона – настоящее приключение.
Разговор наш, разумеется, быстро перешел на местные темы. Мисс Бартон с жаром рассказывала о докторе Гриффите, его внимании к больным и мастерстве врача. Мистер Симмингтон тоже, оказывается, был очень ловким адвокатом и помог ей – а она на это уже и не надеялась! – вернуть хотя бы часть денег, выплаченных ею в виде подоходного налога. Он так гордится своими детьми, так любит своих мальчиков и жену – тут она запнулась:
– Бедная миссис Симмингтон, так печально, что дети останутся без матери. Правда, особым здоровьем она никогда не отличалась, а в последнее время нервы у нее, говорят, совсем начали сдавать. Несомненно, это была временная потеря рассудка. Мне приходилось читать в газетах о подобных случаях. В таких обстоятельствах люди не могут отвечать за свои поступки, а она, конечно, не понимала, что делает, иначе подумала бы о муже и детях.
– Анонимное письмо, должно быть, страшно взволновало ее, – сказала Джоан.
Мисс Бартон покраснела и немного укоризненно проговорила:
– Мне кажется, это не очень удачная тема для разговора, правда, дорогая? Я знаю, что люди здесь получают такие.., гм.., письма, но не будем о них говорить. Это ужас! Я думаю, что лучше их игнорировать.
Ладно, мисс Бартон могла их игнорировать, но для некоторых это было не так просто. Тем не менее я переменил тему и мы заговорили об Эме Гриффит.
– Чудесная, просто чудесная женщина, – похвалила ее мисс Эмили. – Ее энергия и организаторские способности прямо – таки великолепны. Как она умеет обходиться со своими скаутками, как практична и современна. Это душа всего Лимстока. А как она любит брата! Как чудесно видеть такую преданную любовь между братом и сестрой.
– А ему не может иногда показаться, что Эме слегка перехватывает? – спросила Джоан.
Мисс Эмили посмотрела на нее остолбеневшим перепуганным взглядом.
– Она стольким пожертвовала ради него, – с полным укоризны достоинством проговорила старушка.
По глазам Джоан я увидел, что она собирается ответить: «Ну и на здоровье!», и быстро перевел разговор на мистера Пая.
Что из себя представлял мистер Пай, мисс Эмили и сама толком не знала. Это очень милый человек, – повторила она растерянно, – да, очень милый, и это все, что она может сказать. Ну, еще весьма состоятельный и щедрый. Иногда у него бывают довольно странные гости, но ведь он, понимаете, немало попутешествовал.
Мы сошлись на том, что путешествия не только расширяют духовные горизонты, но подчас приводят к весьма странным знакомствам.
Я сама часто мечтала поехать куда-нибудь за границу, по морю, – вздохнула мисс Бартон. – Когда читаешь объявления в газетах, это звучит так заманчиво!
– Почему же вы не поедете? – спросила Джоан. Такой переход от снов к действительности явно испугал мисс Эмили.
Ох, нет, нет, – это просто исключено! Но почему? Это ведь стоит не так уж дорого. – Ох, дело не только в расходах. Мне не хотелось бы ехать одной. Когда женщина путешествует сама, это выглядит странно, вам не кажется?
– Нет, – ответила Джоан.
Мисс Эмили с сомнением посмотрела на нее.
– Да я и не знаю, как бы я справилась с чемоданами.., а если бы пришлось сойти на берег в каком-нибудь чужом порту.., и деньги всюду разные…
Перед испуганными глазами старушки возникли, очевидно, неисчислимые препятствия, так что Джоан постаралась поскорей успокоить ее, начав расспрашивать о приближающейся выставке цветов и благотворительном базаре. Ясное дело, упомянута при этом была и миссис Калтроп. Лицо мисс Бартон на мгновенье передернулось.
– Знаете, дитя мое, – сказала она, – это и вправду очень странная женщина. Иногда такое скажет…
Я спросил, что же, собственно, она говорит.
– Ну, не знаю. Такие неожиданные вещи. И смотрит на вас так, словно это не вы, а кто-то другой – я, наверное, не очень понятно выражаюсь, но так трудно найти тут подходящее слово. А потом, знаете, она не хочет.., да, никогда не хочет ни во что вмешиваться. Столько раз бывают случаи, когда жена священника должна бы посоветовать.., а может быть, и напомнить. Понимаете, сделать человеку замечание и заставить его исправиться. Люди ее послушались бы, в этом я уверена, потому что ее побаиваются. Но, что бы ни делалось, она слепа и глуха и держится в стороне от этого. И к тому же у нее очень странная привычка жалеть и тех людей, которые этого вовсе не заслуживают.
– Очень любопытно, – сказал я, обменявшись быстрым взглядом с Джоан.
– А ведь она – очень воспитанная женщина и из хорошей семьи, ее родители – Фарроуэл из Беллпата. Впрочем, в этих старых семьях бывают иногда люди со странностями. Но она очень любит своего мужа – это очень деликатный и интеллигентный человек, мне только иногда кажется, что зря он закопался в такой глухой провинции. Хороший, очень милый человек, вот только латинских цитат вставляет столько, что даже не очень поймешь, о чем он говорит.
– Верно, верно, – с жаром согласился я.
– Джерри закончил дорогой частный колледж, так что, когда слышит латынь, даже не соображает, что это такое, – засмеялась Джоан.
Это навело мисс Бартон на новую тему разговора.
– Директриса здешней школы – очень неприятная женщина, – пожаловалась она. – Боюсь, – тут она понизила голос, – что она сочувствует социалистам.
Когда мы поднимались на холм, возвращаясь домой, Джоан сказала мне:
– Мисс Эмили и впрямь очень милая старушка.
За ужином Джоан спросила у мисс Партридж, как понравилось гостье ее угощение. Партридж покраснела, как рак, и выражение ее лица стало еще чопорнее, чем обычно.
– Спасибо мисс Джоан, но Агнес вообще не пришла. – Ох, очень жаль.
– Я об этом не жалею, – ответила мисс Партридж. Тем не менее она была возмущена до того, что снизошла и выложила нам то, что у нее было на сердце:
– Я ведь и не думала приглашать ее! Она сама позвонила, сказала, что ее что-то очень беспокоит, и спросила – нельзя ли прийти ко мне, у нее сегодня, дескать, свободный день. А я сказала: пусть приходит – конечно, если вы разрешите, ну а вы разрешили. И после всего этого она и не пришла, и не дала о себе знать! Хотя бы извинилась! Надеюсь, завтра утром она хоть записку пришлет. Эти теперешние девушки понятия не имеют, как себя надо вести!
Джоан попыталась успокоить ее:
– Может быть, Агнес плохо себя чувствовала. Что, если вы позвоните ей и спросите, в чем дело?
Мисс Партридж опять замкнулась в себе.
– Ну нет, мисс Джоан! Ни за что! Если Агнес не умеет себя вести, это ее дело; только я ей все выложу, когда мы встретимся.
Она вышла из столовой, ужасно расстроенная, а мы с Джоан расхохотались.
– Надо полагать, случай из рубрики: «Посоветуй, тетя Ненси», – заметил я. – «Мой парень внезапно ко мне охладел, что делать?» Ну, а поскольку тети Ненси нет под рукой, Агнес обратилась за советом к нашей Партридж; а теперь они помирились и, может, как раз сейчас молча обнимаются где-нибудь в темноте у живой изгороди.
Джоан засмеялась и сказала, что, скорее всего, так оно и есть.
Мы заговорили об анонимных письмах и начали гадать, как продвигается следствие у Нэша и меланхоличного Грейвса.
– Сегодня ровно неделя, как мисс Симмингтон покончила с собой, – сказала Джоан. – Они бы должны уже напасть на какой-нибудь след. Нашли отпечатки пальцев или узнали почерк или хоть что-нибудь.
Я что-то рассеянно ответил ей. Где-то в моем подсознании начало расти странное беспокойство. Каким-то образом оно было связано с фразой, которую только что произнесла Джоан: «Сегодня ровно неделя…»
Сейчас я не боюсь утверждать, что мог решить всю эту загадку гораздо раньше. Подсознательно я все время знал, что что-то здесь не так.
А тогда мое беспокойство все росло и поднималось – к самому мозгу.
Джоан заметила, наконец, что я ее совсем не слушаю.
– Что с тобой, Джерри?
Я не ответил, потому что поспешно складывал в мыслях отдельные куски головоломки.