– Тем более, что картина ясна до очевидности, – сказал тот, кто рассматривал Айвазовского. – Пальчики есть, пальчиков нет – все равно сядет как миленький.
Карташ вдруг понял, что его элементарно разводят, разыгрывают с ним дешевый ментовский спектакль, произносят давно разученные партии.
– Как мужик мужика я тебя понимаю, – ободряюще хлопнул Карташа по плечу Зубастый, от чего Алексея вновь затошнило. – Приезжаете втроем, чтобы продолжить веселье, ты отрубаешься. Неожиданно проснувшись, видишь, что твоя подруга развлекается с корешем, которому ты всецело доверял. Приходишь в состоянии аффекта. Бах-бах, два трупа, и содеянного не изменишь. Короче, много не дадут. Но тут, брателло, надобно вовремя подсуетиться, вовремя сознаться и раскаяться. Иначе рискуешь не…
– Твою мать!
Возглас издал человек в сером растянутом свитере. И столько в этот возглас было впихнуто эмоций, большей частью негативных, что Карташ даже мог не поворачивать головы в его сторону – и так понятно, что опер в сером свитере установил личность папашиного сынка.
– Водительское удостоверение, – «серый свитер» пересек комнату и вложил документ в руку старшого. Тот взглянул и присвистнул. К старшому подошли остальные опера, почувствовав, что происходит нечто из ряда вон.
– То-то мне морда показалась знакомой, – сказал Зубастый и постучал себя по лбу костяшкой большого пальца.
– А это точно… тот самый? – осторожно спросил старшой. – Сынок… Гаркалова!
Сердце у Алексея бухнуло, остановилось на бесконечную секунду и заколотилось в ритме рэйва.
Кто ж в современной России не знает старика Гаркалова? Разве что те, кто не имеет телевизора или вообще игнорирует передовицы «Времени» да «Вестей», где рассказывается о правительственных буднях…
Что ж это получается… Получается, Карташ вроде как завалил отпрыска самого Гаркалова?!.
– Точняк, – кивнул Зубастый. – Я как-то сперва в рожу не вгляделся, потому что даже в бреду не мог представить. Но теперь вижу – он. Доводилось однажды полюбоваться вблизи. Во ведь, бля, подарочек получили… Протокол, бляха-муха, куда дели?
Все опера удивленно воззрились на Карташа. Вышло что-то вроде немой сцены из «Ревизора», разве что только ее участники не молчали, а глухо матерились себе под нос.
– Значит так, – старшой резко поднялся со стула. – Колян, – он взглянул на Зубастого, – зови Пашку и вези этого фрукта в отдел. Остальное… сам знаешь.
Зубастый шагнул к Карташу
– Погоди, – сказал старшой. Приблизился и тихо – но все же Карташу удалось расслышать – добавил: – Попробуй пробить, откуда ствол и что еще на нем висит.
– Ну, ты от меня много хочешь, – громко откликнулся Зубастый. – Попробую, конечно…
Карташ, как человек не совсем чуждый правоохранительной системе, без труда въехал, о чем речь и в чем тут дело. Все предельно ясно. Это – районные опера. Убийство случилось на их территории, поэтому они и примчались. Но теперь, когда вскрылись обстоятельства и среди фигурантов всплыло имя сынка наизвестнейшего папаши, да еще всплыло применительно к жмурику, дело вместе с подозреваемым от районщиков заберут. По идее, забрать должны убойщики из управы, хотя могут и фээсбэшники. Но в любом случае пройдет некоторое время, никак не меньше часа. Это время подозреваемый будет находиться в отделе, в распоряжении местных, то бишь вот этих самых оперов. И расколоть подозреваемого за это время, выколотить из него признание и передать почти раскрытое дело тем, кто придет забирать его себе, – тут даже не дело чести, не желание утереть нос заносчивым коллегам из управления, хотя и такой аспект несомненно присутствует; в первую очередь, тут маячит возможность заработать нехилые служебные очки на быстром раскрытии убийства Гаркалова-младшего. Можно надеяться на повышение, на досрочные звездочки, на то, что возьмут на заметку, а со временем заберут в ту же управу, для начальства райотдела это возможность повысить показатели, быть хваленным на совещаниях разного уровня, попасть на хороший счет и тэ дэ, и тэ пэ…
Бить его, наверное, в отделе не станут. А вот прессовать начнут плотно и старательно. Но Алексею сейчас было все равно.
– Давай-ка бабки бери, какие есть, бритву, зубную щетку и шагай, – с деланным сочувствием скомандовал Зубастый. – Понадобятся… Паша!
В номер, распахнув приоткрытую дверь, заглянул совсем молодой парень в форме с сержантскими нашивками и с «калашом» на плече.
– Примешь бойца и волоки в машину.
…Закончив повесть, которой нет печальнее на свете, Карташ махнул водки и запил водой из кружки. Хата номер четыре-шесть-* понемногу начинала кружиться и качаться перед глазами.
Сокамерники некоторое время молчали.
– Ну чисто как в сериале… – сказал наконец Квадрат.
– Наркологическую экспертизу делали? – перебил Эдик – насквозь оперским тоном.
Алексей вяло пожал плечами:
– Да, чего-то проверяли вроде. Через сутки примерно… Никаких следов в крови. Значит, просто пьяный был. Да я и не отрицал…
– Есть наркотики определенных групп, которые без следа выводятся из организма за несколько часов, – покачал Эдик головой. Сделал паузу и добавил: – Причем, не обязательно наркотики… Эти тупорылые уроды тебе прямо говорили – мол, ты убил? И понятые слышали? Эх, блин, жалко меня там не было… Что – «а что»? А то, что подобные обвинения может только суд выносить! А теперь рассказывай, что подписывал, когда, что не подписывал…
– Так, стоп, – перебил Дюйм. – Эдик… Эдик, опер херов, я к кому обращаюсь!
И посмотрел на мента долгим взглядом, в котором явственно читалось: «Ты че! А вдруг это подсадка?», – и добавил другим уже тоном:
– Не тяни ты парню душу, не видишь, и так ему паршиво…
– Да ладно, – выговорил Карташ. Язык уже несколько заплетался. – Пусть спрашивает, я-то чист и невинен, как незачатый младенец.
Ну не рассказывать же им о своем славном прошлом и о Кацубе с Глаголевым…
– Слушай, а может, ты шпиён? – спросил Эдик. – Промышленный, а? Или агент ЦРУ. Под Гаркалова копаешь, чтоб, значит, Россию развалить? Тогда почему не в фээсбэшной тюрьме сидишь?..
– Ага, – слабо усмехнулся Алексей. – Честь имею представиться: агент Бен Ладена, личный номер три-два-два-два-два-три. Собираюсь вот «Кресты» взорвать, на устрашение правильных урок…
– Да ладно, не заводись. Коли правду рассказал и ничего не утаил, значит, все просто. Не бывает, вишь ты, сложных преступлений, уж поверь специалисту. Либо вокруг женщин все вертится, либо вокруг денег. И только. Остальное – вариации на тему.
– Ну да, я из-за бабок бабу загасил. Очень смешно.
– Э, брат, – пригляделся к Карташу Дюйм, – да ты уже поплыл… Давай-ка баиньки. Переспи это дело, здесь вечер помудрее утра будет…
И в самом деле, водка ударила в голову, резко потянуло в сон. Карташ безропотно кивнул, молча поднялся. Покачиваясь, раскинул постель, и полез на уготованную шконку, прямо в одежде.
– Ты офуел? – услышал он сквозь дрему яростный шепот Дюйма. – Если хата не «плюсовая»
, так языком можно трепать? Чего ты к нему с вопросами полез?
И – равнодушный ответ Эдика:
– Про тебя, что ль, я трепал? Расслабься, ваша честь. Мужик и правда не при делах.
– С чего ты взял?
– Чтоб в одну камеру со мной, опером, совали подсадку с такой навороченной и такой дырявой легендой?..
Эт-то верно, тут опер попал в точку. История и в самом деле была излишне сложной и сияла дырами, как дуршлаг на просвет… А самая главная дырка (для, Алексея, по крайней мере), заключалась вот в чем, и вот что вселяло в его душу пусть и призрачную, но все же надежду. Подумайте: даже если Карташ собственноручно застрелил Машу с ее нечаянным знакомым, а такую версию со счетов сбрасывать нельзя, то… из чего, скажите на милость? Никакого ствола при нем не было. Ни «Вектора», ни даже детского водяного. А раз не было, значит…
Ага, вот именно. Значит, очень грамотная подстава.
Вопрос лишь: кто подставил и зачем?
Ч-черт…
В тайге, объективно глядючи, было проще. Да и после, в Туркменистане, и потом, в Шантарске, – проще в том смысле, что таежно-туркмено-шантарские приключения походили более всего на компьютерную игру-стрелялку: беги и стреляй, стреляй и беги. А тут куда бежать? В кого стрелять?!
Конечно, крытка не зона, тут и расклад совсем другой, да и обстоятельства, да и – что там говорить – там, где он служил, хоть воздух был свежий, а здесь?! Хата, спасибо хоть «красная», да параша, да умывальник и окошко, причем с отсекателем, откуда видно одно только небо, которое в Питере, если честно, оч-ченно редко радует глаз.
Алексей отвернулся к холодной стене, закрыл глаза и немедля провалился в черный колодец сна. Без всяческих сновидений.
И плевать ему в этот момент было, нарушает он установленные в хате правила или нет.
И плевать было на то, будут его гасить сонного, или же погодят до побудки.