Под созвездием северных ''Крестов'' - Бушков Александр Александрович 8 стр.


Нет.

Да нет же!

Не может быть. С таким старанием

, как специально для него приготовленная. А «шконкой», судя по всему, именовались здесь нары – в Пармском лагере они назывались «шкондари», – и говоривший указывал на койку верхнем ярусе слева. Карташ мгновенье подумал и подчинился: положил скатку из постельного белья на нары и послушно сел на табурет. Быть покладистым в чужом монастыре – лучшая тактика. Тем более, мочить пока точняк не собираются. Так, присматриваются и принюхиваются…

– Эдик, – сказал лежащий и почесывающийся.

Не, не фига, это он не представлялся – это он приказ отдавал, и только что куривший очкарик немедля вразвалочку подошел к сидящему на табуретке Карташу, буркнул: «Извини, братан, не дергайся», – и быстренько пальцами прошерстил его волосы. Ага, старший по камере, следовательно, тот, что возлежит на коечке… пардон, на шконке.

Тем временем, очкарик то ли по имени, то ли по кликухе Эдик закончил медосмотр головной части Карташа и отрапортовал, не поворачиваясь:

– Череп чистый, Дюйм.

А потом наклонился к Алексею:

– А грибочков нам не принес, а, сосед?

Пока Карташ судорожно вспоминал, что на блатном жаргоне означает «грибочки», Эдик пояснил:

– «Колеса» сымай. И «сырки» тоже.

Ах, в этом смысле…

Алексей снова подчинился – на автомате снял туфли и стянул носки, непрестанно сканируя обстановку.

попался, вот чудо-то… Обувайся.

Старший с погонялом Дюйм неопределенно кивнул, а Карташа мигом опять напрягло – при слове «вован». Стало быть, и в самом деле им уже известно, кто он есть… Но будущие соседи по камерной коммуналке восприняли сие определение равнодушно, как само собой разумеющееся. Дюйм с кряхтеньем принял сидячее положение…

И тут обладатель полосатых носков спросил вкрадчиво, глядючи куда-то в пространство:

– Ну а теперь объясни нам, Лешенька, каким это ветром тебя, «бэсника» и цирика, занесло на хату к людям понятийным и авторитетным?..

Причем слово «Лешенька» было произнесено тоном настолько мерзопакостным и угрожающим, что Алексей непроизвольно сглотнул и, не надевая обувки, медленно с табурета встал. Блин, и имя, оказывается, знают.


Ну вот, началось…

  • – А мальчонку того
  • У параши барачной
  • Поимели все хором -
  • И загнали в петлю… 
  • – отряхнул джинсы и вразвалочку подошел к Эдику, встал чуть впереди.

    Ну, вырубить Квадрата проблемы не будет: по всему видно, что боец из него никакой… Вазомоторика у него не ахти, не шибко боевая, но в ручонке он вроде бы небрежно держит свинченную с приемника телескопическую антеннку. Вещица легкая, ломкая и в серьезном бою бесполезная, одноразовая, однако ежели человеку неподготовленному стегануть по глазам, по уху, по пальцам, по кадыку – хотя бы на секунду, короче, выбить из колеи, отвлечь внимание от основного противника… Значит, не бином Ньютона: один отвлекает, типа лезет первым в свару, строит из себя крутого, а второй, даром что очкарик, до поры до времени не отсвечивает, держится в тени, чтобы просчитать подготовку Карташа и нанести удар…

    – Ну так че молчишь, милый? – ласково прищурился обладатель полосатых носков. – Язычок проглотил? Невежливо, у тебя же по-хорошему спрашивают: какого хера ты в нашу хату заполз…

    Ладно, братаны, не я бузу затеял, но начну, пожалуй, первым, потому как красные начинают и выигрывают…

    Ломиться обратно в дверь с воплем: «Хулиганы зрения лишают!!!», – Алексей, разумеется, не стал: западло. Вместо этого он без лишних слов пальцами босой ноги поддел давешнюю табуретку и швырнул ее прямиком в окуляры Эдику. Тренированный Эдик, конечно, метательный снаряд отбил, но отвлекся, потерял долю секунды, а Карташ за это время – камера-то крошечная – переместиться впритык к Квадрату, нырнул под свистнувшую возле самого уха антеннку, впечатал со всей дури тому кулак под дых, крутанулся на месте и резко ушел в сторону – на всякий случай, чтобы Эдик, на миг выпавший из поля зрения, не зацепил.

    Зацепил-таки, урод, по бедру, несильно, но обидно – реакция у очкастого оказалась будьте-нате. Странно, что не достал… Квадрата, сгибающегося от боли в три погибели, можно было уже в расчет не принимать, все внимание следовало сосредоточить на Эдике. Алексей только начал ставить нижний блок, а Эдик, тварь, уже разворачивался в приседе, и его нога, распрямляясь туго скрученной пружиной, уже летела, целя передней третью ребра стопы аккурат Карташу в пах, и Карташ подкоркой понимал, что перегруппироваться, сменить стойку ну никак не успевает, что сейчас копыто очкастого размажет его чресла в омлет, и, на уровне подсознания смирившись с неизбежным, выбросил вперед кулак с чуть выставленной фалангой среднего пальца, метя суставом очкарику в переносицу…

    Камерная драка, да, впрочем, как и любая уличная, – эпизод скоротечный и стремительный. Это только в кино герои красиво метелят друг друга в течение пятнадцати полноценных экранных минут, отрабатывая гонорары и ублажая зрителей. У настоящей же драки – не боя на ринге, а именно драки — законы другие. За максимально короткий срок необходимо причинить максимальный урон противнику, ибо противник с тобой церемониться уж точно не станет. Тут не до правил и не до христианского, блин, человеколюбия, тут главное выйти из потасовки как минимум живым, а как оптимум – без потерь для здоровья. А победителей не судят, не правда ли? Так что в ход идет все, что имеется в распоряжении: руки, ноги, корпус, ногти, зубы, лоб, ключи, зажигалка…

    Назад Дальше