Всадник остановил коня, легко спрыгнул на землю, перехватывая винтовку. Он не крикнул «кто там» потому что знал, что кричать сейчас бесполезно, и не попытался укрыться от возможных пуль, потому что знал, что одержимые не стреляют, одержимые бросаются и жрут. Мы сидели на самой опушке, замаскировавшись, конечно — но все равно в эти моменты нам было очень и очень неуютно. Всадник был молодым — лет двадцать — и хорошо подготовленным к современным реалиям жизни — винтовка М16А2, ружье за спиной — не обрез, а самая настоящая «утятница» длинноствольная и револьвер в кобуре на поясе, не видно какой — но длинноствольный и крупного калибра. Джинсы, какая-то рубашка, похожая на самодельную, из грубой ткани, полусапоги, не ковбойские, какие-то странные. Волосы, довольно длинные, черного цвета, сзади схваченные резинкой в короткий хвост, внимательный, бегающий взгляд — знает, стервец как смотреть, пытается углядеть нас боковым зрением, так гораздо больше шансов что-то углядеть. Глаза узкие и не из-за прищура — возможно, есть в жилах немного индейской крови. Вопреки распространенному мнению не все индейцы сейчас продают сувениры и организовывают казино на племенных территориях. Слышали когда-нибудь про отряд «Волчьи тени»? Нет? А я — не только слышал — но и проходил курс подготовки, где они были инструкторами. И скажу я вам — не хотел бы я встретиться с любым из этих индейцев — их всего двадцать один человек — на узкой тропе. Последний раз, когда я слышал про них — говорили, что они находятся на территории Казахстана, готовят казахский спецназ и еще кое-какие части из того региона. Повышают уровень подготовки местных — и сами учатся действовать в тех местах.
Заметил?
Всадник вдруг вскинул винтовку, треснула короткая очередь — и на меня посыпались выбитые пулями щепки! Черт! Ублюдок, еще бы немного и…
Так и не решившись ни сам перелезть через забор, ни пустить собаку — всадник вскочил на лошадь, рванул поводок хрипящей от злобы собаки — и поехал дальше.
Черт!
— Все целы?
Целы были все — пули пришлись как раз в дерево, под которым занимал позицию я, чуть выдвинувшись вперед с пулеметом. Возьми он чуть ниже прицел — и… Черт бы все побрал — не уйду теперь без свежего мяса, MRE осточертели. С другой стороны — ни один из обитателей этой фермы не сделал ничего противозаконного и ничего враждебного для нас, и более того — они одни из тех, кому бы обязаны служить и кого защищать. Распавшееся ко всем чертям государство этот долг с нас не снимает…
— Общий сбор…
Кадет здорово перетрухал — но опять держался молодцом. Не побежал под обстрелом. Помню, как в такой ситуации поступил я — это было в первом Ираке, я тогда еще совсем зеленым был, наступали на Кувейт. Проклятые саддамовцы подожгли нефтяные скважины, не видно было совсем ни хрена, мы плевались черной слюной, постоянно кашляли, в горле саднило, глаза тоже слезились. Мы перли прямо по пустыне — по пескам, огибая горящие нефтяные скважины, мобильная ударная группа из пятидесяти единиц бронетехники. Кто-то из умников в штабе заметил отходящую в Ирак дивизию республиканской гвардии и послал несколько мобильных ударных групп на перехват. Мы не могли точно знать, какой путь для отступления выберет иракский генерал, поэтому поделили блокирующие силы на несколько частей и отправили их перекрыть все пути отхода. Расчет был на то, что одна из групп, на которую нарвется эта дивизия, свяжет противника боем, снизит скорость его передвижения — и тем временем с разных сторон будут подходить другие группы, атакуя противника с разных сторон. Потом поднимется и авиация, прошерстить иракские танки. Взять бы этого умника — да запихнуть в первую же БМП.
Первым попал головной дозор, всего три Хамви — их просто смели сосредоточенным огнем. Тем продвижения иракской бронетанковой дивизии по сложной местности отказался едва ли не в два раза выше, чем тот, что предполагали наши умники — и мы вынуждены были вступать в бой с ходу, не закрепившись на позициях.
Только помню, как мы вывалились из уже подбитой, потерявшей ход Брэдли, и сделали это чертовски вовремя. Через несколько секунд еще один саддамовский танк всадил в нее снаряд, и наша машина вспыхнула как рождественская елка. Капрал Горовиц единственным имевшимся у нас РПГ подбил танк, но неудачно — угодил в гусеницу и эта тварь осталась на месте. Если бы это была мотострелковая часть, тут бы нам и пришла крышка — но это были танки, без прикрытия пехоты, за счет высокой скорости, прикрываясь дымом с подбитых нефтяных скважин, они отступали обратно в Ирак — а мы как сумасшедшие ползли между этими чудовищами, моля всех богов, в том числе и Аллаха — чтобы нас не заметили. Потом, мы узнали, что эти танк, вырвавшись из кольца атаковали наш фланг, песчаная буря не дала поднять штурмовики — и генерал Шварцкопф приказал занять оборонительные позиции фронтом на север, то есть в сторону Ирака. Саддам отступил из Кувейта, большая часть проклятых республиканских гвардейцев выскользнула из мешка, даже с техникой.
— Варианта два. Обходим или проверяем. Кто что думает?
— Это чертовски непохоже на опорный пункт противника — задумчиво сказал сержант.
А что сейчас похоже на опорный пункт противника? Сейчас вообще ничего ни на что не похоже. Похоже, что все, как и я задаются одним вопросом — на чьей стороне эти? Это ошибка — думать, что сами по себе, самих по себе сейчас не бывает. Когда начинается гражданская война, нужно определяться, за тех ты или за этих, между — быть нельзя. Мы сами принесли войну на нашу землю, и сами теперь тоже должны делать выбор.
— За свою жизнь я видел чертовски много самых разных опорных пунктов — не согласился Озказьян — и многие из них были черт знает на что похожи.
— А ты, кадет? — спросил я — что думаешь об этом.
Пацана вопрос застал врасплох, он до сих пор не числил себя полноправным бойцом группы и не ожидал, что в группе практикуется свободный обмен мнениями. Но группа, действующая в свободном поиске на территории противника, может действовать и выжить только так.
— Ну… мне показалось что это гражданские, сэр.
— Почему, кадет? Ты видел винтовку?
— Не знаю, сэр. Действуют они… как гражданские.
— Почему же… Объезд территории. Оружие.
— Ну… сэр, майор дал мне посмотреть в бинокль. Когда они стреляли — оба они видели только то, во что они стреляют, никто из них не попытался прикрыть тыл. А нас учат, что прорыв небольшими силами на одном направлении может являться отвлекающим и прикрыть прорыв более крупными силами на другом. Те, кто занят на дежурстве, должны обозревать свой сектор даже в случае нападения. Этот парень на крыше должен был убедиться, что тот, кто отражает нападение, справляется — и вернуться к наблюдению, а он не сделал этого. Более того — он принял участие в отражении нападения — хотя не должен был в такой ситуации вести огонь, демаскируя себя.
— Неплохо учат в кадетских корпусах — меланхолично заметил Озказьян.
— Так точно, сэр! — пацану явно пришлось по душе похвала.
— Майор ошибся — сказал я — кое-чему все-таки тебя не научили. Ты не на плацу — а в разведвыходе. Отныне — никакого громкого голоса, и как можно меньше этого «так точно, сэр». В любом месте за нами может наблюдать снайпер.
— Да, сэр…
— Вертолет!
Все залегли — показалось, что вертолет идет прямо на нас. Ночной — сейчас уже почти стемнело, ни один разумный летчик не полетит на дневном. Идет… похоже, быстро идет, не в поисковом режиме. Быстро и низко, над самыми деревьями. И прямо на нас.
Вертолет скользнул прямо над нами — черная, смертельно опасная птица — и ушел дальше. Над фермой — он тоже не задержался.
— Капитан! — позвал меня Озказьян, когда шум лопастей вертолета давно растаял вдали.
Я глянул в том направлении, куда он указывал — и понял, о чем он хотел мне сказать. Ферма казалась вымершей — ни одного огонька, ни одной живой души.
— Выдвигаемся. Майор, прикроешь нас, пойдешь последним. Кадет… делаешь то, что скажет майор. В точности…
Выдвигаться на самом деле было тяжело — выкошенное поле, укрыться совершенно не за чем — а из-за особенностей рельефа местности все оно просматривается с фермы. Решили выдвигаться по кромке леса — чтобы хоть немного сократить расстояние, которое придется преодолеть по голому полю. Хотя — почему немного, раза в три точно сократим. Майор, убедившись что на проволоке нет тока, перебрался через нее и пополз вперед — проволока защищала его от одержимых, камуфляжная накидка Гилли и ночь — от преждевременного обнаружения. Кадет, насколько я понял, остался за оградой, у самой колючей проволоки — передвигаться, как передвигается снайпер, он не мог и его единственной задачей было прикрывать тыл — как только сможет. От внезапного нападения одержимого его могла защитить колючая проволока — одержимому через нее перебраться будет очень даже непросто.
А вот на нас одержимый нарвался. К этому моменту мы экономили батарейки в ПНВ и шли без них — спасло от более серьезных неприятностей только то, что одержимый был полуголый и светлое пятно в лесу я заметил. Выстрелили — одновременно я из пистолета и Родерик — из автомата с глушителем. Одержимый упал на землю, мы несколько минут ждали, пытаясь понять, нет ли тут еще одержимых — потом двинулись дальше.
Колючка была натянута для скота — нижний край больше чем в футе над землей — и поэтому мы просто проползли под ним. Потом двинулись вперед, ползя уже по-пластунски. От такого способа передвижения у меня заныла только что успокоившаяся рука, укушенная одержимым. Черт, надеюсь что брат не ошибся, определяя меня как несовместимого… Кстати — надо было спросить у брата, как действует вакцина на несовместимых — а я этого не сделал.
Собака. Самая большая проблема — это собака. Интересно — они ночью отпускают ее на свободный доступ? Вряд ли — собака может увлечься преследованием, пролезть через заграждение и убежать в лес. Длинный поводок? Почему она не лает?
Черт, как болит рука…
Вот и забор — внутренний, уже не из колючей проволоки, а из длинных слег на столбах. Скот сгрудился в противоположном от нас углу и кажется спит. Интересно — а коровы спят? Они умеют спать? Наверное, умеют, должны же они как то отдыхать. Что если они заметят нас и забеспокоятся?
Пахло аммиаком, навозом — аромат фермы, сельской глубинки.
Начали перемещаться вдоль забора, к строениям фермы — сами не зная для чего. Очень может быть, что если мы попытаемся установит контакт с хозяевами — то они просто устроят пальбу. Сейчас во многих местах стреляют «на всякий случай».
— Машина!
Сдавленный шепот Родерика заставил меня ткнуться носом в землю, покрытую остатками скошенной травы. Машина — вот то, чего мы совсем не ожидали. Машину выйдут встречать и скорее всего — среди встречающих будет и собака. Собака учует чужого и поднимет тревогу — и против нас будут и те кто на ферме, и те кто в машине. Если же в машине — враги, то начнется перестрелка, в которой мы окажемся аккурат меж двух огней.
Рискнул — поднял голову. Как раз для того, чтобы увидеть военный Хамви, движущийся к ферме без огней, по дороге. Про то что это Хамви я понял по ширине машины — а вот есть ли на нем вооружение — не увидел. Похоже, машина была из старых запасов, не бронированная, из иракских серий — и то хлеб. Бронированная — возьмешь только гранатометом — а его то как раз у нас и не было. Мини-танк…