Пожалуйста? Одри уставилась на старшего из братьев. С каких это пор Олтман-старший стал таким вежливым, тем более по отношению к тому, кто находился ниже его на социальной лестнице.
Из рассказов сестры Одри знала, что Джон был бедным родственником, который обосновался в этом райском курортном местечке, можно сказать, благодаря милости кузенов и у которого не было ни цента на счету.
Наконец Джон повернулся к брату.
— Ты прав, — миролюбиво согласился он. — Мы не должны мешать нашим гостям. Что ж, в таком случае прощайте. — Молодой человек замешкался, осененный какой-то мыслью. — Вы же будете сегодня вечером на приеме? Насколько мне известно, мистер Эрскин изъявил желание там появиться. Так что, надеюсь, мы еще встретимся. — Он ехидно улыбнулся, давая понять, что прекрасно понимает, почему Одри чурается более близкого знакомства, и заодно, что от него не так-то просто отделаться.
Этот человек опасен, подумала Одри. Ох, права была Эстер, говоря о его дьявольской хитрости. Девушка с достоинством приняла вызов.
— Не сомневаюсь, что без труда найду вас. Вы же будете исполнять роль жиголо при мадам сенаторше, не так ли? А ее можно будет узнать по белой розочке, ведь ничем иным, она, видимо, отличиться не может, коль скоро выбрала в кавалеры вас.
Джон, однако, выделялся в толпе даже без дамы с розочкой. С пиратским загаром, в белом фраке, он являлся на этом сборище самым сексуальным мужчиной.
К девяти вечера в зале приемов «Буревестника» яблоку негде было упасть. А публика… Каждый житель южного побережья Джорджии, который претендовал на маломальскую известность и обладал хоть толикой власти или счетом с пятизначной цифрой, был здесь. Пропустить большой раут в «Буревестнике» значило бросить вызов обществу.
Одри обреченно сидела за столиком рядом с Эрскином. Подчеркнутое молчание Натана давало понять, что он глазом профессионала уже окидывает окружающую обстановку, кадрирует возможные сюжеты, ставит свет и выбирает ракурсы.
Зал приемов недавно отреставрировали, отдав предпочтение мягкой гамме: стены обтянули бежевого цвета шелком, дубовый паркет натерли до зеркального блеска. Пышные букеты роз украшали каждый стол, а огромные канделябры поблескивали сотнями хрустальных слезинок.
Дамы, как и рекомендовалось в приглашении, были в вечерних туалетах, но, словно сговорившись, предпочли неброские тона — белые, нежно-розовые, кремовые. Мужчины, проявив солидарность, а может быть, из-за жары, также вырядились в светлые костюмы.
Одри была поражена великолепием нарядов, обилием драгоценностей и не могла не поддаться очарованию обстановки. Деньги Олтманов позволили воссоздать ту красоту, которой когда-то славился отель. И, должно быть, на это пошла немалая доля их средств.
— Тебе стоит потанцевать.
Одри удивленно повернулась к Эрскину. По мере того, как у него прогрессировала какая- то старческая болезнь, говорить ему становилось все труднее и обычно он ограничивался короткими фразами: «Пожалуйста, пленку» или «Замерь выдержку». И конечно же, он не собирался тратить запасы энергии, чтобы уговаривать ее танцевать.
— А стоит ли? — Она прикоснулась к руке старика, уже не впервые удивившись, что его тонкие хрупкие кости обтянуты лишь тонким слоем кожи. — Я прекрасно чувствую себя рядом с вами. И вообще считаю, что истинное наслаждение праздник доставляет, когда смотришь на него со стороны.
— Еще бы, — выдавил из себя Эрскин, — так гораздо безопаснее. По крайней мере, не облапит какой-нибудь нахал.
Наткнувшись на проницательный взгляд его серых глаз, Одри засмущалась и, чтобы куда- то деть руки, принялась теребить салфетку.
— Значит, вы считаете, что лучше соблюдать дистанцию?
— Нет. — Он свел к переносице кустистые поседевшие брови. — Необходимо общение с этой публикой, если мы заинтересованы в по-настоящему захватывающих снимках. Надо прочувствовать обстановку, понять, что представляют собой эти люди, этот отель, да все вокруг.
Одри заулыбалась. Все съемки Эрскин строил именно таким образом: сначала буквально впитывал в себя атмосферу, а потом старался передать свои ощущения на пленке. В данный момент его указания совпали с ее намерениями. Она сама планировала поближе познакомиться с Олтманами, задать им несколько осторожных вопросов. Вдруг повезет, и еще до окончания съемок ей удастся узнать, кто из этой троицы соблазнил Эстер в ту роковую ночь.
Одри решила начать с младшего — с Юджина. Он казался самым приятным из братьев, в нем не было пугающего грубоватого панибратства Джона или надменной величественности Фредерика. И сегодня вечером, похоже, Юджин влил в себя изрядную дозу шампанского. Тем лучше, подумала Одри, шампанское прекрасно развязывает язык.
— А не сходить ли мне за камерой? — обратилась она к шефу. — По-моему, можно сделать прекрасные кадры.
Эрскин снова окинул взглядом зал.
— Чертовски много светлого, — наконец произнес он. — Единственный объект, достойный съемки, — это яства.
Одри посмотрела на длинный массивный стол в центре зала. Эрскин, как всегда, прав. Рыба и ветчины разных сортов, обложенные ярко-изумрудной зеленью, золотисто-коричневые куры, багряно-красные пирамиды клубники, налитые соком оранжевые мандарины и солнечные шары апельсинов… Все это резко контрастировало с элегантной публикой в нарядах пастельных тонов.
Одри задержала взгляд на женщине в платье перламутрового цвета, расшитом жемчугом, с аккуратно уложенными завитками белокурых волос. Двумя длинными холеными пальцами она держала кроваво-красную клубнику и со смехом прижимала ее к губам человека, который… О Господи, да это же Джон Олтман! Вот он плотоядно раскрыл рот и взял ягоду в зубы. Яркий сок потек по пальцам женщины. Смущенно захихикав, она прижала их к губам Джона, явно приглашая слизать сок.
Одри брезгливо хмыкнула: эта дама по возрасту годилась Джону в матери. Добродушно улыбнувшись, он отвел руку престарелой эротоманки в сторону, извлек из кармана носовой платок и аккуратно вытер им пальцы женщины. Та надула губы, но, похоже, не особенно расстроилась. По всей видимости, она была подшофе.
— Ну и зрелище, — процедила Одри, обращаясь к Эрскину, который тоже наблюдал эту сцену.
— Почему бы им не пофлиртовать? — удивился старик. — Приятная женщина. Симпатичный мужчина. Мягкий свет, нежная музыка, вино рекой…
— Да она вдвое старше его, — вспылила Одри. — Я не ханжа, но в ее-то годы…
— У любви нет возраста, — твердо возразил Эрскин. — А вот ты все же ханжа, моя дорогая. Правда, чуть-чуть. Подумай над этим.
Раздраженно бросив салфетку на стол, Одри уже готова была вступить в спор, но в этот момент на ее тарелку упала чья-то тень. Она удивленно обернулась и увидела, что за спинкой стула стоит Джон Олтман, а рядом с ним его дама.
— Здравствуйте, — улыбнулся он. — Я уж начал думать, что вы избегаете встречи со мной. Буду рад, если это не так. Позвольте представить вам миссис Белинду Мередит. — Последовала многозначительная пауза. — Супругу нашего сенатора.
Ах вот оно что! Одри пробормотала какие-то вежливые слова, а Эрскин встал и, слегка поклонившись, представился.
При ближайшем рассмотрении миссис Мередит оказалась еще старше, чем можно было предположить издали. Где-то около шестидесяти. Но у нее были блестящие умные глаза и добродушная улыбка. Говорила она уверенно и порой излишне громко, но ее фразы были полны едкой самоиронии.
— Мистер Эрскин, я отлично знаю ваши работы. И просто обожаю вас. — Без особых церемоний женщина уселась по левую руку от фотографа.
Место рядом с Одри оставалось свободным. Джон вскинул брови, как бы спрашивая, можно ли присесть. Неохотно кивнув, девушка напомнила себе, что все равно намеревалась познакомиться с братьями поближе и задать несколько осторожных вопросов…
Но, откровенно говоря, с Юджином она бы чувствовала себя куда безопаснее, чем в обществе Джона. Трудно представить, что ей каким-то образом удастся обвести его вокруг пальца. Он и сам хитер, к тому же в физическом смысле слишком… обольстителен. От него шли какие-то сексуальные флюиды, и, подчиняясь им, женщины стремились к Джону, как щепки к губительным водоворотам.
Джон, вальяжно развалясь, с комфортом устроился на стуле.
— Я в самом деле рад, что вы пришли, — доверительно сказал он. — Сегодня вечером от вас прямо-таки исходит сияние. Как… свет звезд.
Играя вилкой, Одри бросила на собеседника скептический взгляд, не собираясь скрывать недоверия к его словам. Неужели в Джона, как в робота, заложена программа автоматически выдавать комплименты при встрече с особами женского пола? Кроме того, он явно преувеличивал. В простом белом льняном платье со скромным вырезом, она проигрывала блистательным дамам в шуршащих шелках и каскадах жемчугов и прочих драгоценностей.
— Может, вы имели в виду неверный лунный свет? — Одри в упор посмотрела на собеседника, давая понять, что она неподходящий объект для флирта. Откровенная лесть не пробьет ее оборонительные редуты. — Ночью ведь все кошки серы.
Джон недолго размышлял над ее замечанием.
— Нет, что касается вас, речь идет именно о звездном свечении. Оно куда привлекательнее.
Одри слегка растерялась — уж не намек ли это?
— Вы имеете в виду, что, смыв с себя песок, я выгляжу привлекательнее, чем утром?
— Это мне не приходило в голову, — пожал плечами Джон. — Вам не кажется, что женщина, к телу которой прилипли песчинки, обладает какой-то первобытной притягательностью? Она земная, естественная. Пробуждающая чувства…
Одри заерзала на стуле, отдавая должное незаурядной способности сидящего рядом человека переводить разговор на нужную ему тему. И скользкую притом.
— Хм, что хорошего в неопрятной женщине, у которой песок на зубах хрустит? Я предпочитаю быть аккуратной, причесанной и собранной.
— И держать все под контролем. — Он пристально посмотрел на Одри, и девушка поразилась сиянию его зеленых глаз. Они были самой выразительной деталью на его лице — как два изумруда.
— Вы не любите сюрпризов и хотите досконально разбираться во всем, что происходит вокруг?
— Конечно, — с легкой хрипотцой ответила она, — как, очевидно, и вы. Разве не так?
— Пожалуй, — чуть задумавшись, кивнул Джон. — Мне нравится быть в курсе дел на бирже, знать о замыслах моих конкурентов. Но высшей ценностью для меня является свобода и возможность предаваться своим увлечениям. Не теряя рассудка, конечно, но и без оглядки.
— Рассудочность увлечений? Ну и философия! — покачала головой Одри. — Да разве такое возможно?
— А почему бы и нет? — Джон откинулся на спинку стула. — Вот вам отличный пример. Вы решили не танцевать со мной. — Он поднял руку, предупреждая возражение. — Да-да, не отпирайтесь. Я понял это по вашим глазам. И почему же? Потому что боитесь утратить самоконтроль.
— Силы небесные! — Голос Одри дрогнул. — Что за чушь…
Джон предпочел пропустить ее реплику мимо ушей и продолжал:
— И я не могу не задать себе вопрос: чем плохо мое предложение? Ведь это всего лишь танец, и, когда смолкнет музыка, вы поймете, что ваши моральные устои ничуть не пострадали, вы не скомпрометированы в глазах общества и, — он усмехнулся, — не забеременели.
К своему удивлению, Одри рассмеялась — с таким юмором Джон обрисовал ситуацию. Это и в самом деле смешно — не подпускать его ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Но ведь этот мужчина не представляет для нее никакой опасности, сколько бы они ни общались, так почему же мысль о танце с ним настораживает?