Сибилла похолодела. Элис!
— Так, Грейвз, — спокойно сказала она, — пожалуй, это повод для волнения.
Она встала и взглянула на гостей. На это обратил внимание только Клемент. Он аккуратно вытер рот салфеткой и настороженно уставился на хозяйку дома. Беван склонился над тарелкой, почти уткнувшись в нее носом, — как свинья над корытом. Обе леди ничего не замечали, поглощенные едой и громким разговором.
— Дождусь я тишины в моем зале?!
Этельдред Кобб и Джудит Энгвед одновременно повернули головы к Сибилле. Обе выглядели удивленными и оскорбленными.
Теперь, когда гости наконец замолчали, Сибилла заговорила тихо и ровно, несмотря на стоящий в горле ком:
— Боюсь, у меня очень плохие новости, которые касаются нас всех.
Глава 7
Элис казалось, что она больше никогда не увидит дневного света.
Идти по бесконечному темному и очень густому лесу было трудно, даже вслед за Пирсом, который расчищал ей дорогу. Через каждые несколько шагов кто-нибудь из них спотыкался или падал, наткнувшись на невидимое препятствие. Хотя в небе светила почти полная луна, толстые голые ветви лиственных деревьев и раскинувшиеся в вышине кроны вечнозеленых сосен отбрасывали причудливые тени на лесную подстилку, скрывая упавшие сучья, корни, камни и норы. Они шли уже много часов. У Элис болели руки, ноги и ягодицы. Да и за Лайлой необходимо было следить. Обезьяна гордо восседала на плече хозяйки, отказавшись совершать дальнейшее путешествие в относительной безопасности мешка.
Хотя местность оказалась, мягко говоря, труднопроходимой, Элис была рада, что они идут не по открытой дороге. Молчаливый человек, за которым она шла, оставил бы ее тогда далеко позади. А у Элис Фокс не было ни малейшего желания оказаться вдалеке от Пирса, работника молочной фермы, или кем он там был. Для того, что могло произойти между ними, предпочтительнее была непролазная чаща.
Элис догадалась, что Пирс едва не поцеловал ее, стоя в зарослях шиповника у стен Фолстоу, — его дыхание стало прерывистым, а руки, державшие ее за талию, напряглись. Она целовалась лишь однажды — с симпатичным деревенским парнишкой, так что нельзя сказать, что у нее был богатый любовный опыт. Просто она и тогда и сейчас поняла намерения мужчины, хотя ощущения, конечно, были разные.
Она хотела, чтобы Пирс ее поцеловал, и, оглядываясь назад, честно признавала: вероятно, не следовало ему говорить, что от него пахнет хлевом. Но Элис не кривила душой, сообщив, что это приятный запах. Она много времени проводила на скотном дворе Фолстоу, поэтому запахи конюшни и коровника были ей хорошо знакомы и не вызывали отвращения. Лошади и коровы не сверлят тебя холодным взглядом, как Сибилла, и не читают лекции о недопустимости нахального поведения, как Сесилия. Они всегда спокойные и теплые и рады, когда кто-то есть рядом с ними — просто для компании. Они не насмехаются над тобой из-за твоей тяги к приключениям и не осуждают желание побывать в кольце серых холодных камней, где так сильно ощущается пустота, оставшаяся после смерти матери. Животным безразлично, кто ты, простолюдин или представитель высокородной знати, им все равно, как тебя зовут, мужчина ты или женщина. Главное, чтобы у тебя был скребок в руке или овес в кармане.
Теперь Элис знала, что Пирс работал на молочной ферме. Он был «по большей части» простолюдином — что бы это ни значило — и, скрываясь от Джудит Энгвед из Гилвик-Мэнор, шел повидать короля по какому-то секретному делу.
Элис была совершенно очарована своим новым мужем.
Кроме того, каждый шаг уносил ее и Лайлу, сидевшую у нее на плече, от Сибиллы, от замка и от Клемента Кобба. Нет, она еще никогда не была счастливее!
Шагавший перед ней Пирс резко остановился и начал пристально разглядывать небольшую поляну, на которую они как раз вышли. С севера ее защищали кусты шиповника, среди которых виднелись два больших камня. Земля плавно понижалась к югу и заканчивалась уступом, за которым темнела черная пустота. Элис предположила, что там овраг.
— Подходяще, — сказал Пирс и бросил свои вещи на землю.
— Слава Богу, — вздохнула Элис и последовала его примеру. Лайла храбро спрыгнула с плеча хозяйки и начала возиться с тесемками мешка. — Я знаю, малышка, ты голодна. Сейчас покушаешь.
Элис подняла руки над головой и со стоном потянулась. Спина никак не разгибалась.
— Мы разведем костер? — спросила она Пирса.
— Нет, — коротко ответил он.
Вытащив какую-то тряпку, он сложил ее, соорудив некое подобие подушки, которую положил на приглянувшееся ему место. Потом сел и принялся энергично рыться в мешке.
— Конечно, нет, о чем разговор, — вздохнула Элис и опустилась на колени, чтобы отобрать у Лайлы мешок, пока его завязки не оказались безнадежно запутанными.
Она достала слегка помятый гранат и несколько мгновений смотрела на него, с тоской вспоминая инжир, который она выдавала обезьяне по одной штуке, пока они возвращались в Фолстоу. В пустом животе громко урчало, и девушка некоторое время раздумывала, не съесть ли ей фрукт пополам с Лайлой. Но потом Элис с сожалением отказалась от этой мысли и отдала сочное лакомство Лайле. Та немедленно уселась и принялась за еду. Рот Элис наполнился слюной, и, чтобы отвлечься, она перевела взгляд на Пирса, который яростно вгрызался в нечто, извлеченное им из собственного мешка. Он засовывал еду в рот, стискивал зубы, потом тянул то, что у него осталось в руках, и, оторвав, начинал с трудом жевать. Судя по силе, которую он при этом прилагал, ел он седельную кожу.
— Ты не хочешь мне рассказать, почему так боишься Джудит Энгвед? — спросила Элис.
— Я не боюсь Джудит Энгвед, — ответил он, достал из мешка кувшин, вытащил пробку, положил ее на колени и сделал большой шумный глоток.
— Тогда почему ты прячешься от нее?
Пирс пожал плечами:
— Мне необходимо добраться до Лондона раньше, чем это удастся ей и Бевану.
— Почему?
Пирс перестал жевать и устремил на девушку долгий тяжелый взгляд, вероятно, обдумывая, как лучше всего заставить ее замолчать. Он же не знал, что Элис уже давно привыкла к подобным взглядам и они не производят на нее должного впечатления.
Она тоже посмотрела на своего супруга, округлив глаза и приветливо улыбаясь — слабая попытка снизить накал беседы. Попытка оказалась тщетной, и девушка разочарованно фыркнула:
— Если мы вместе, я хотела бы точно знать, какая опасность нас ожидает.
— Никакой. Они отстали и не сумеют догнать.
— Пирс…
— Я не желаю сейчас об этом говорить, Элис. Я адски устал, у меня ужасно болит голова и рука — благодаря твоей идиотской макаке.
— Неужели тебе обязательно быть таким грубияном?! — в сердцах воскликнула она. Мэллори не ответил и не извинился. — Ну хорошо. Ладно. Я больше не буду приставать с вопросами.
Молчание продлилось несколько минут.
— Ты лучше ешь, если вообще собираешься это делать, — сказал он как-то скованно, словно не привык к разговорам.
— Я не очень голодная, — соврала она. — Вчера я плотно пообедала, я же говорила, помнишь?
Элис скорее согласилась бы немедленно выйти замуж за Клемента Кобба, чем стала бы напоминать Пирсу, что гранат, который успешно прикончила Лайла, был последней имевшейся у нее едой. Он уже дал понять, что считает Элис глупой девчонкой и не желает за нее отвечать. Элис не станет просить у него никакой еды.
Она предпочла не думать, что станет с ее решимостью через день или два.
— Как я могу забыть? — ехидно поинтересовался Пирс. — Я до сих пор не знаю, почему ты решила сбежать из дома, имея такое наследство, как Фолстоу. Это выше моего понимания.
— Неудивительно, что это выше твоего понимания. Ты же не знаешь, что это такое, — буркнула Элис, роясь в мешке.
Она пыталась придумать, что можно приспособить вместо подушки. Единственной подходящей вещью оказалось пресловутое вечернее платье. Девушка свернула его с мстительной улыбкой, подумав о невероятно большой сумме, которую Сибилла заплатила за этот портновский шедевр.
— Там все ужасно, особенно Сибилла.
— Ну да, конечно, — хмыкнул Пирс, заткнул пробкой кувшин и засунул его обратно в мешок. Элис с тоской подумала, что там, должно быть, еще осталось вино. — Что тебя не устраивало? Слишком много денег? Ты небось по коридору не могла пройти, не споткнувшись о кучу добра?
Элис застыла.
— Не надо смеяться надо мной, Пирс. Все вокруг завидуют нам и думают, что Сибилла — воплощение красоты, власти, богатства, очарования. Но моя сестра не думает ни о ком, кроме себя, своего влияния. Она желает любой ценой сохранить свое место хозяйки поместья. И сделает все, сокрушит любого, чтобы не выпустить из рук все, чем она владеет. Она даже отказывается подчиняться нашему королю. Ты и понятия не имеешь, насколько эта женщина порочна. — От таких слов Элис стало не по себе, но она упрямо продолжила: — Думаю, мне повезло, что удалось сбежать.
Пирс некоторое время молчал. Когда же он снова заговорил, его тон изменился, стал теплее и добрее.
— Тебе было плохо?
Элис кивнула:
— Да. Сибилла… она пыталась ограничивать мою свободу… она душила меня.
— Боже мой, — вздохнул Пирс.
Теперь он смотрел на Элис совсем другими глазами, и девушке показалось, что ее подхватила и несет удивительно приятная теплая волна. Когда он снова заговорил, ее руки неожиданно покрылись гусиной кожей.
— Со мной было нечто похожее… с моим сводным братом.
Глаза Элис изумленно округлились, а в груди возродилась надежда.
— Поэтому ты работаешь на ферме? Почему ты сказал, что только по большей части простолюдин? Ты сбежал от семьи?
— Нет. На ферму меня отправил отец, — признался Пирс.
— Да что ты? — ахнула девушка. — Это оскорбительно!
— Так было лучше всего, — заверил ее Пирс. — Думаю, такое решение спасло мне жизнь. Но ты-то что намерена делать? Я и не подозревал, что в семействе Фокс такие серьезные проблемы.
Он больше не смеялся над ней, и Элис с огромной радостью продолжила свой рассказ:
— Сибилла всегда была сдержанной и холодной — такой я помню ее всегда. Но когда заболела мама — а она сразу слегла, потому что у нее отнялась вся правая сторона тела, — Сибилла стала постепенно готовиться занять мамино место. И вот тогда проявилась вся ее злобность и порочность.
— Жажда власти? — предположил Пирс.
Теперь его голос звучал участливо и заинтересованно. Ничего подобного Элис еще не слышала за все время их странного знакомства.
— Да. Власти и положения. Она добивалась и того и другого. — Элис опустила глаза и начала расправлять складки на платье. — После смерти мамы Сибилла вообще перестала быть человеком. Злая, настойчивая, требовательная. Я всегда была для нее источником беспокойства, и она всячески стремилась подавить мою волю. Она душила меня, не давала дышать!
— Господи! Неудивительно, что ты так сильно стремилась убежать. — Он подался вперед. — Что она использовала?
Элис открыла рот, но тут же снова закрыла его и, смутившись, пробормотала:
— Извини, не поняла.