Теперь же все знают, что он сам хочет этого. Говорят даже, что у него есть основание
желать, чтобы это произошло поскорее, а у девочки и подавно...
Андзолето покраснел, услыхав, как оскорбляют ту, которую в глубине души он почитал больше всех на свете.
- А, ты оскорблен моими предположениями! - воскликнула Корилла. - Прекрасно! Это все, что я хотела знать: ты любишь ее. Когда же свадьба? -
Никакой свадьбы не будет.
- Значит, вы делитесь с графом? Недаром ты в такой милости у него.
- Ради бога, синьора, не будем говорить ни о графе, ни о ком бы то ни было, кроме нас с вами.
- Хорошо! Итак, в этот час мой бывший любовник и твоя будущая супруга...
Андзолето был возмущен. Он встал с намерением уйти. Но, уйдя, он разжег бы еще сильнее ненависть женщины, к которой пришел для того, чтобы
умиротворить ее. Он стоял в нерешительности, униженный и несчастный в своей жалкой роли.
Корилла жаждала увлечь его - не потому, что любила, а потому, что видела в этом способ отомстить Консуэло, хотя и совсем не была уверена в
том, что соперница заслуживает такое оскорбление.
- Вот видишь, - сказала она, пронизывая Андзолето взглядом, словно пригвоздившим его к порогу будуара, - имела основание не верить тебе:
сейчас ты обманываешь одну из нас. Кого же - ее или меня?
- Ни ту, ни другую! - крикнул он, стремясь оправдаться в собственных глазах. - Я не любовник ее и никогда им не был. Я даже не влюблен в
нее, так как не ревную ее к графу.
- Не лги! Ты ревнуешь так сильно, что не хочешь даже сознаться в этом, а сюда явился, чтобы излечиться или забыться. Благодарю покорно!
- Повторяю, я вовсе не ревную, и, чтобы доказать, что во мне говорит не злоба, я скажу вам, что граф, так же как и я, вовсе не ее любовник,
- она чиста, как ребенок; и единственно, кто виноват перед вами, - это граф Дзустиньяни.
- Значит, я могу освистать Консуэло и это нисколько не огорчит тебя?
Хорошо! Ты будешь сидеть в моей ложе и освищешь ее, а по выходе из театра станешь моим единственным любовником! Ну, соглашайся скорее, а то
передумаю.
- Значит, синьора, вы хотите помешать моему дебюту? Вы прекрасно знаете, что я должен выступить вместе с Консуэло. Если ее освищут, то и я,
поющий с нею, тоже должен буду стать жертвой вашего гнева? Что же сделал я, несчастный, чем заслужил вашу немилость? А у меня была мечта -
прекрасная, пагубная: я целый вечер воображал, что вы хоть немного сочувствуете мне и что ваше покровительство поможет мне выдвинуться. Но вы,
оказывается, презираете и ненавидите меня. А я-то любил вас так, что принужден был бежать... Что ж, если я внушаю вам такое отвращение, губите
меня, ломайте всю мою карьеру. Но если сейчас, с глазу на глаз, вы скажете, что я вам не противен, я готов претерпеть при публике ваш гнев. - Ах
ты змея! - воскликнула Корилла. - Где, скажи, всосал ты этот яд лести, которым полны и речи твои и взоры? Дорого бы я дала, чтобы узнать и
понять тебя, но меня удерживает страх: кто ты - очаровательнейший любовник или опаснейший враг?
- Я - ваш враг? Да как бы я осмелился быть им, даже если б и не был пленен вами? И разве у вас есть враги, божественная Корилла? Могут ли
они быть у вас в Венеции, где вас все знают, где вы всегда царили безраздельно? Ссора с вами заставила жестоко страдать графа. Он хочет удалить
вас, чтобы перестать мучиться.
Он хочет удалить
вас, чтобы перестать мучиться. Случайно на его пути попадается девочка, не лишенная способностей; она мечтает о дебюте. Да разве это такое уж
преступление со стороны бедняжки, которая трепещет при одном звуке вашего громкого имени и произносит его не иначе как с почтением? Вы
приписываете ей наглые притязания, на которые она совсем не способна. Причины вашего предубеждения мне ясны: с одной стороны - стремление графа,
чтобы она понравилась его друзьям, и преувеличение ее достоинств этими услужливыми друзьями; с другой стороны - ваши поклонники. Вместо того
чтобы внести покой в вашу душу, убедив вас, что ваша слава непоколебима, а ваша соперница трепещет, они, наоборот, своей злобной клеветой
раздражают и огорчают вас. Все это так поражает меня, что я просто не знаю, как мне убедить вас.
- Прекрасно знаешь, болтун проклятый! - сказала Корилла, глядя на него нежно и страстно, но не без примеси недоверия. - Я слушаю твои
медовые речи, но рассудок велит мне опасаться тебя. Я уверена, что эта Консуэло божественно хороша, хотя меня и стараются убедить в обратном, и
что способности - правда, совсем иного склада, чем у меня, - у нее есть безусловно, раз сам строгий Порпора говорит об этом во всеуслышание.
- Вы ведь знаете Порпору. И вам должны быть хорошо известны его странности, скажу больше - его мания. Враг всякой оригинальности у других,
враг всего нового в искусстве пения, профессор способен за правильно пропетую ученицей гамму объявить ее выше всех "звезд", обожаемых публикой;
для этого надо только, чтобы ученица эта внимательно слушала его изречения и педантично выполняла его уроки. С каких пор придаете вы значение
причудам этого сумасшедшего старика?
- Так у нее нет таланта?
- У нее красивый голос, и она поет неплохо в церкви, о театре же она, по всей вероятности, не имеет ни малейшего представления; что же
касается силы ее голоса, то, надо полагать, она так растеряется на сцене, что страх убьет и те небольшие данные, которыми ее наградило небо.
- Она растеряется? Что ты! Мне говорили, что она смела до наглости!
- Бедная девочка! Видно, у нее много врагов! Вы ее услышите, божественная Корилла, вы почувствуете к ней благородное сострадание и тогда -
вместо того чтобы устроить ей провал, как только что шутя грозили, - сами поддержите ее.
- Или ты лжешь, или друзья мои лгут про нее!
- Ваши друзья были сами введены в заблуждение. Усердствуя безрассудно, они испугались, что у вас может появиться соперница. Испугаться за
вас! И испугаться кого? Ребенка! Мало же эти люди знают вас, если они сомневаются в ваших силах! Имей я счастье быть вашим другом, я, поверьте,
лучше оценил бы вас и не оскорбил бы так, боясь соперницы, даже если б то была сама Фаустина или сама Мольтени!
- Не подумай, что я испугалась ее. Я не завистлива и не зла, а так как чужие успехи никогда не вредили мне, я никогда ими не огорчалась. Но
если хотят унизить меня, заставить страдать...
- Не желаете ли вы, чтобы я привел к вам Консуэло? Посмей она только, она бы уже давно сама пришла к вам за советом и помощью. Но это такой
застенчивый ребенок! К тому же и ей оклеветали вас: наговорили, что вы и жестоки, и мстительны, и хотите ее провалить.
- Ах, так ей сказали это? В таком случае мне понятно твое присутствие здесь.
- Нет, синьора, вы, очевидно, не понимаете настоящей его причины; я ни минуты не верил этой клевете на вас и никогда не поверю.