В голове шевельнулась предательская мысль: почему из всех она выбрала для признания его? Словно Сара его использовала. Как индикатор, чтобы проверить реакцию остальных людей? Как исповедника?
Детектив Купер уже ушел домой, и скучающий голос на другом конце провода согласился передать просьбу Сары перезвонить ей следующим утром. В конце концов, никакой спешки нет. Дело уже закрыто.
Как же я ненавижу свой артрит и то ужасное бездействие,которое он навязывает. Я видела сегодня привидение,но ничего не смогла поделать. Мне бы следовало стукнуть его как следует и отправить обратно в ад,где ему и место. Вместо этого ялишь цыкнула на него. Неужели Джоанна привела его с собой,чтобы преследовать меня? Это не лишено смысла. Она явно замышляет что-то,с тех пор как нашла то проклятое письмо. «Неблагодарность с сердцем из кремня,когда вселишься ты в дитя родное,морских чудовищ ты тогда страшней...»[10]
Но чтобы для такой цели использовать Джеймса... Этого я никогда не прощу. Хотя,может,это он использует ее?За сорок лет Джеймс ни капельки не изменился. Повеселился же он,наверное,в Гонконге. Говорят,там парни переодеваются в девушек,и это дает педерастам ощущение некого подобия нормальности,когда они гуляют вместе на глазах у наивной публики. Он выглядит больным. Что ж,его смерть была бы прекрасным решением многих проблем.
Я сделала «несчастный,скверный выбор». Сегодня много треплются о цикличности жестокого обращения с детьми,но откуда им знать,что эти циклы намного сложнее,чем обычное ожесточение,иногда возникающее между родителями и ребенком. Каждому воздается по заслугам...
ГЛАВА 3
Около одиннадцати Джек работал в студии и услышал, как ключ повернулся в замке входной двери. Он окликнул ее, когда Сара проходила мимо открытой двери мастерской.
– Где ты была?
Сара выглядела очень усталой.
– У Хьюитов. Они накормили меня ужином. Ты ел? – Она не заходила в комнату, а стояла на пороге и смотрела на мужа.
Джек рассеянно кивнул. Еда мало значила в его жизни. Он показал в сторону холста на мольберте:
– Что ты об этом думаешь?
Насколько проще были бы их отношения, подумала Сара, если бы она была тупой и искренне не понимала, что он пытается выразить своими картинами. Насколько проще, если бы она просто приняла сторону одного-двух критиков живописи Джека – это претенциозная чушь и дешевая мазня.
– Джоанна Лассель, я полагаю.
За исключением траурного тона одежды и золотистых волос, у картины с оригиналом было очень мало общего. Стиль Джека заключался в том, что он с помощью форм и красок передавал эмоции. В этом полотне даже на самом начальном этапе чувствовалась экстраординарная бурность красок Теперь он будет писать несколько недель, накладывая на холст слой за слоем, пытаясь с помощью масла отобразить всю полноту и сложность человеческого характера. Сара разбиралась в его цветовом коде почти так же хорошо, как и сам Джек, поэтому смогла интерпретировать большую часть того, что он уже набросал: печаль (из-за матери?), пренебрежение (дочерью?) и, что и следовало ожидать, чувственность (по отношению к нему?).
Джек наблюдал за реакцией жены.
– Она интересная, – заявил он.
– Несомненно.
Его глаза злобно сузились.
– Только не начинай, – пробормотал Джек. – Я не в настроении.
– Я тоже. Пойду спать.
– Поработаю над обложкой завтра, – пообещал он нехотя. Время от времени Джек придумывал дизайн книжных обложек, но денег за это получал совсем мало, потому что редко укладывался в назначенные сроки. Ему претили обязательства, связанные с материальной выгодой.
– Я не твоя мать, Джек, – ответила Сара холодно. – Чем ты будешь заниматься завтра – твое личное дело.
Но муж уже настроился на скандал.
«Вероятно, – подумала она, – Джоанна оказалась достаточно добра, чтобы польстить ему».
– Ты все никак не успокоишься, да? Ты не моя мать, однако, видит Бог, с каждым днем все больше походишь на нее.
– Надо же. – Сара даже не пыталась скрыть иронию в голосе. – А я всегда думала, ты не ладил с матерью как раз из-за того, что она постоянно указывала тебе, что делать. Я в отличие от нее предоставляю тебе самому принимать решения, а в итоге ты начинаешь сравнивать меня с матерью. Ты все еще ребенок, Джек. Во всех твоих неприятностях ты непременно должен найти виноватого.
– Ты снова о детях? – огрызнулся он. – Черт побери, Сара, ты знала, на что шла, когда выходила за меня замуж, и осознанно сделала свой выбор. Для меня карьера была всем, помнишь? И с тех пор ничего не изменилось. По крайней мере для меня. Не моя вина, что твои гормоны кричат об упускаемом времени. Мы заключили сделку: брак без детей.
Сара смотрела на него с удивлением. Видимо, Джоанна была не настолько дружелюбной, насколько он надеялся. Ну-ну.
– Сделка заключалась в том, что я буду содержать тебя, пока ты не встанешь на ноги. На более отдаленное будущее мы планов не строили. Однако мы просчитались, Джек, и я виню себя за то, что положилась на свое собственное художественное чутье. Ты можешь никогда не встать на ноги. В этих обстоятельствах, я полагаю, сделка аннулируется. Я содержу тебя шесть лет: два года до свадьбы и четыре – после. Кроме того, решение о браке было обоюдным. Насколько я помню, мы тогда отмечали первую продажу твоей картины. Единственную продажу, – добавила она. – Думаю, так и есть. Не помню, чтобы с тех пор ты продал хоть один холст.
– Злость тебе не к лицу, Сара.
– Знаю, – согласилась она. – Тебе тоже не стоит вести себя словно испорченный ребенок. Раньше я считала тебя забавным. Теперь ты нагоняешь на меня тоску. Раньше я тебя любила. Теперь мне тебя жалко. – На лице Сары появилась извиняющаяся улыбка. – Кроме того, раньше я верила в твои силы. Теперь нет. И не оттого, что я разочаровалась в твоих картинах, а оттого, что разочаровалась в тебе. У тебя не хватает ни обязательности, ни дисциплинированности, чтобы стать великим. Потому что ты всегда забываешь, что гений – это лишь один процент вдохновения и девяносто девять процентов тяжкого труда. Я хороший врач не потому, что у меня особый дар ставить диагнозы, а потому, что работаю до седьмого пота. А ты никудышный художник вовсе не потому, что у тебя не хватает таланта, а потому, что ты слишком ленив и слишком заносчив, чтобы спуститься на землю и зарабатывать себе репутацию, как все нормальные люди.
На потемневшем лице Джека появилась злобная усмешка.
– Дело рук Хьюита, я полагаю? Уютный ужин с Петушком Робином и его женой, во время которого они поют, что Джек тебя не достоин. Господи, да он настоящая скользкая жаба. Ты бы и глазом не успела моргнуть, как он оказался бы у тебя в постели, если бы малышка Мэри и ее отпрыски не охраняли входную дверь.
– Не будь идиотом, – сказала Сара ледяным тоном. – Ты сам во всем виноват. Мои чувства по отношению к тебе умерли в тот день, когда я отправила Салли Беннедикт на аборт. В тот самый момент, когда меня попросили одобрить убийство твоего отпрыска. Будь уверен, самодовольная сучка Салли наслаждалась всей иронией ситуации.
Его лицо исказилось, и Сара поняла, что наконец-то попала в цель. «Он не знал», – подумала она; это в какой-то степени говорило в его пользу.
– Ты должна была мне сказать, – неуверенно пробормотал Джек.
Сара искренне рассмеялась:
– Почему? Ведь моей пациенткой была Салли, а не ты. Кроме того, с самого начала было ясно, что она не собирается возиться с плодом твоей страсти и терять работу в театре. Нельзя играть Джульетту на шестом месяце беременности, а ей грозило именно это, оставь она ребенка.