.. - поправил Шарль Малик с очень светским видом, - однако, принимая во внимание, что вы друг Эрнеста, я думаю, было бы лучше...
- Я вас слушаю.
- Да... Я думаю, было бы уместнее, даже желательно, чтобы вы не слишком поддерживали тещу в ее бреднях, которые.., которые...
- А вы убеждены, господин Малик, что смерть вашей дочери не была насильственной? Он покраснел, но ответил твердо:
- Я уверен, что это несчастный случай.
- А вы, сударыня?
Носовой платок в руке г-жи Малик уже превратился в крошечный комочек.
- Я разделяю мнение моего мужа.
- В таком случае я, не колеблясь...
Он подавал им надежду. Он чувствовал, как в них растет надежда на то, что скоро он навсегда освободит их от своего тягостного присутствия.
- ..считаю своим долгом принять приглашение вашего брата. А потом, если ничто не потребует моего присутствия здесь...
Он встал, чувствуя себя почти так же неловко, как и хозяева дома. Ему не терпелось выйти на воздух, вздохнуть полной грудью.
- Итак, до скорого свидания, - произнес Шарль Малик. - Простите, что не провожаю вас... Мне еще нужно кое-что сделать.
- Пожалуйста, не беспокойтесь. Мое почтение, сударыня.
***
Он не успел еще выйти из парка и направиться в сторону Сены, как услышал какое-то потрескивание. Откуда оно исходит - догадаться было нетрудно. Сначала кто-то вертел ручку местного телефона, потом короткий звонок возвестил ”, том, что на другом конце провода сняли трубку.
"Он звонит брату, чтобы рассказать ему о нашем разговоре”, - подумал Мегрэ.
И ему показалось, что он угадал переданные по телефону слова:
"Все в порядке! Он уедет. Он обещал. Только бы ничего не произошло за завтраком!"
Буксир с зеленым треугольником фирмы “Аморель и Кампуа” тянул к верховьям Сены восемь барж, принадлежащих, разумеется, той же фирме.
Было еще только половина двенадцатого. Комиссару не хотелось возвращаться в “Ангел”, да, впрочем, ему и нечего было там делать. Он пошел вдоль берега; в голове его копошились смутные мысли. Потом, словно любопытный зевака, он остановился перед роскошной купальней Эрнеста Малика, стоя спиной к его вилле.
- А! Это ты, Мегрэ?
Перед ним стоял Эрнест Малик. На этот раз на нем был серый костюм из твида, на ногах белые замшевые туфли, на голове панама.
- Брат только что звонил мне по телефону.
- Знаю.
- Оказывается, и тебе уже смертельно надоели выдумки моей тещи.
Голос его был сдержан, взгляд - внушителен.
- Если я правильно понял, - продолжал Малик, - тебе уже хочется вернуться к своей жене и к своему огороду?
И тут, сам не зная почему - это, вероятно, и называл ют вдохновением, - став еще тяжелее, еще толще, еще неподвижнее, чем когда-либо, Мегрэ отрезал:
- Нет.
Удар попал в цель. Малик не мог этого скрыть. Тут ему изменило его обычное хладнокровие. Мгновение он как будто пытался проглотить слюну, кадык его несколько раз судорожно дернулся.
- А!..
Он быстро огляделся вокруг, однако не потому, что собирался столкнуть Мегрэ в Сену.
- У нас еще порядочно времени до того, как соберутся гости. Мы обычно завтракаем позднее. Зайдем на минутку ко мне в кабинет.
Парк они пересекли в полном молчании. Через открытое окно Мегрэ увидел, как в гостиной г-жа Малик расставляет цветы в вазах.
Они обогнули виллу, и Малик ввел гостя в свой просторный кабинет с глубокими кожаными креслами. Стены были украшены моделями яхт.
- Можешь курить...
Малик старательно закрыл дверь и наполовину спустил шторы - комната была залита солнцем. Наконец он сел за письменный стол и принялся вертеть в руках хрустальный нож для разрезания бумаги.
Мегрэ, присев на подлокотник кресла, с равнодушным видом принялся медленно набивать трубку. Помолчав, он спокойно спросил:
- Где твой сын?
- Который?.. - спохватившись. Малик добавил:
- При чем тут он? Речь идет не о моем сыне. Речь идет обо мне.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ничего.
- Да, речь и в самом деле идет о тебе. Рядом с этим элегантным человеком, со стройной фигурой, с тонким холеным лицом, Мегрэ выглядел настоящим увальнем.
- Сколько ты мне предлагаешь?
- А кто тебе сказал, что я собираюсь тебе что-то предложить?
- Никто. Просто догадываюсь.
- А в конце концов, почему бы и нет! Наши власти ведь не слишком щедры. Какую тебе назначили пенсию?
А Мегрэ все так же миролюбиво и смиренно ответил:
- Три тысячи два франка. - И тут же с обезоруживающим простодушием добавил:
- Конечно, у нас есть кое-какие сбережения.
На этот раз Эрнест Малик был и вправду смущен. Этот выход показался ему слишком уж легким. У него даже возникло подозрение, что бывший соученик издевается над ним. И однако...
- Послушай!
- Слушаю внимательно.
- Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.
- Да ведь я так мало думаю!
- Ты, вероятно, воображаешь, что можешь прижать меня, что у меня есть какие-то тайны. Но даже если бы в самом деле было так...
- ..но даже если бы в самом деле так оно и было, - подхватил Мегрэ, - это меня не касается, не правда ли?
- Шутишь?
- Что ты, и не думаю!
- Видишь ли, здесь ты только теряешь время. Ты, вероятно, считаешь себя очень ловким. Ты сделал солидную карьеру, преследуя воров и убийц. Так вот, мой бедный Жюль, здесь нет ни воров, ни убийц. Понимаешь? Совершенно случайно ты попал в незнакомую тебе среду и невольно можешь причинить много зла. Вот почему я говорю тебе...
- Сколько?
- Сто тысяч.
Мегрэ и бровью не повел, только нерешительно покачал головой.
- Сто пятьдесят. А то и двести.
Малик встал, взвинченный, напряженный, не переставая вертеть в руках нож, который неожиданно сломался. На указательном пальце показалась капля крови, и Мегрэ заметил:
- Ты порезался.
- Молчи! Вернее, отвечай на мой вопрос. Я подписываю тебе чек на двести тысяч франков. Не хочешь чек? Ну, можно сделать иначе. Сейчас мы сядем в машину и поедем в Париж. Там я возьму в банке деньги. А потом отвезу тебя в Мен.
Мегрэ вздохнул.