У меня сегодня вечером опять так отекли ноги...
Он тоже из вежливости пил эту отвратительную водку, хотя его передергивало от каждой рюмки и он поклялся никогда больше не брать в рот даже капли кюммеля.
Сколько рюмок выпила Жанна, не пьянея? Сначала она говорила ноющим голосом, потом оживилась. Время от времени, глядя в сторону, хватала бутылку и наливала себе, до тех пор пока Мегрэ не заметил этого и не стал наливать ей каждые десять минут.
Странный вечер! Служанка уже давно спала. Кошка свернулась клубком на коленях у мадам Жанны. Маятник часов мерно раскачивался в стеклянном ящике, а женщина все говорила и говорила. Сначала рассказала о Мариюсе, своем покойном муже, потом о себе. Она была девушкой из хорошей семьи, и вот, накануне свадьбы с офицером, сбежала к Мариюсу. А офицер-то потом стал генералом...
- Он приезжал сюда с женой и детьми три года назад, за несколько дней до смерти Мариюса, но меня не узнал. Потом завела речь о Бернадетте Аморель:
- Они все говорят, что она выжила из ума, но это не правда. Просто у нее странный характер. Муж ее был человек грубый и неотесанный. Они с Кампуа были совладельцами больших песчаных карьеров на Сене... А она вовсе не так глупа, эта мадам Жанна.
- Я теперь знаю, зачем вы сюда приехали. Все здесь уже знают. Только, я думаю, вы зря теряете время.
Она заговорила о братьях Маликах - Эрнесте и Шарле.
- Вы еще не видели Шарля? Вы его увидите. И его жену, младшую дочку Аморелей, ту, что называли в прежние годы мадмуазель Эме. Вы их всех увидите - ведь Орсен невелик, его и поселком-то не назовешь. А все-таки у нас творятся непонятные вещи. Вот мадмуазель Мониту нашли мертвой у шлюза...
Нет, она, Жанна, ничего не знает. Разве узнаешь, что может взбрести в голову молодой девушке?
Она пила, а Мегрэ, слушая ее болтовню, наливал себе и ей рюмку за рюмкой, словно его околдовали, и время от времени повторял одну и ту же фразу:
- Я не даю вам лечь спать.
- Если вы беспокоитесь из-за меня, то напрасно. Ведь я так мало сплю - мешают всякие боли. Но если вам хочется спать...
Он посидел с ней еще немного. А когда они стали подниматься к себе, каждый по своей лестнице, Мегрэ услышал шум падения. Это Жанна грохнулась на ступеньках.
Сегодня она, по-видимому, еще не поднималась с постели. Мегрэ наконец встал и подошел к умывальнику. Прежде всего он начал большими глотками пить прохладную воду, а потом смыл с себя липкий пот, - ему было не по себе от выпитой накануне анисовой водки. Нет, теперь он никогда в жизни не прикоснется больше к кюммелю!
Но вот он услышал шаги. Кто-то пришел в гостиницу. До него донесся голос Ремонды.
- Но я же повторяю вам: он еще спит. Он высунулся из окна и увидел какую-то женщину в черном платье и белом переднике, должно быть служанку, которая разговаривала с Ремондой.
- Это ко мне? - спросил Мегрэ. Подняв голову, служанка сказала:
- Вот видите! Он же не спит. Она держала в руках письмо - конверт с черной каймой - и заявила, обращаясь к комиссару:
- Велено ждать ответа.
Ремонда поднялась наверх и передала комиссару письмо. Он едва успел натянуть брюки, а подтяжки еще болтались на бедрах. Было уже жарко, с реки поднимался прозрачный пар.
"Не могли бы Вы прийти ко мне как можно скорее? Желательно сразу же, вместе с моей горничной, которая проводит Вас ко мне в комнату, иначе Вам могут помешать подняться.
Я знаю, что Вы должны всех их увидеть сегодня в полдень.
Бернадетта Аморель”.
Он тут же пошел вместе с горничной - женщиной лет сорока, удивительно некрасивой, с глазами-пуговками, как и у ее хозяйки. За всю дорогу она не проронила ни слова и всем своим видом как бы хотела сказать: “Бесполезно пытаться что-нибудь из меня вытянуть. Мне запрещено говорить, и у вас ничего не выйдет”.
Они миновали ограду, вошли в ворота и по аллее направились к внушительному дому Аморелей. В парке на деревьях щебетали птицы. Садовник толкал перед собой тачку с навозом. Дом оказался менее современным, чем у Эрнеста Малика, и менее роскошным, словно уже потускневшим от времени.
- Сюда, пожалуйста.
Они вошли не через большую дверь на парадном крыльце, а через маленькую в правом флигеле и поднялись по лестнице, стены которой были украшены гравюрами прошлого века. Не успели они дойти до площадки, как одна из дверей открылась и на пороге показалась г-жа Аморель, такая же прямая и решительная, как накануне.
- Не очень-то вы торопитесь, - заявила она.
- Мсье был еще не готов. Пришлось подождать, пока он оденется.
- Входите, комиссар. А я-то думала, что такие, как вы, встают рано.
Они вошли в ее комнату, очень большую, с тремя окнами. Кровать с резными колоннами была уже застелена, но на креслах, стульях и столах валялись в беспорядке разные вещи. Чувствовалось, что почти вся жизнь старой дамы проходит в этой комнате, что это ее личные владения, куда она не слишком охотно допускает других.
- Садитесь!.. Нет, нет, ненавижу разговаривать, если мой собеседник стоит. Можете курить свою трубку, если вам это необходимо. Мой муж с утра до вечера не выпускал трубки изо рта. От нее все же не так противно пахнет, как от сигары... Значит, вы уже успели пообедать с моим зятем?
Пожалуй, это было даже смешно. Она обращалась с ним как с мальчишкой. Но в это утро Мегрэ утратил чувство юмора.
- Да, я обедал у Эрнеста Малика, - буркнул он.
- Что же он вам говорил?
- Говорил, что вы выжили из ума и что его сын Жорж Анри почти такой же сумасшедший, как вы.
- И вы ему поверили?
- А потом, когда я возвращался в гостиницу, кто-то, считая, что я на своем веку выловил уже достаточно преступников, стрелял в меня... Полагаю, юноша был здесь?
- Какой юноша?.. Вы имеете в виду Жоржа Анри? Я не видела его весь вечер.
- Однако, по утверждению его отца, он вырвался и убежал к вам.
- Ну, если вы верите его словам как Евангелию...
- Значит, вы не знаете, куда мог деться ваш младший внук?
- Нет, но рада была бы узнать. Итак, что же вам удалось выяснить?
Он посмотрел на нее и, сам не зная почему, подумал, действительно ли ей так хочется, чтобы он что-нибудь выяснил.
- Это правда, что вы в приятельских отношениях с моим зятем Эрнестом?
- Мы учились с ним в одном классе в Муленском лицее, и он упорно продолжает мне “тыкать”, как в те времена, когда нам было по двенадцать лет.
Мегрэ был не в настроении. Головная боль не проходила. Трубка противно пахла. Вдобавок он отправился сюда вместе с горничной, даже не выпив кофе, потому что в гостинице “Ангел” его еще не успели приготовить.
Мегрэ начинала раздражать эта семья, где все Друг за другом шпионили и никто, казалось, не говорил правду.