Его не удерживали. Пока он покидал помещение, Шабирон не без горечи бросил Мегрэ:
- Ну что, патрон, похоже, вы все же встряли в это дело?
- Это газета так утверждает.
- Вполне может статься, что расследование не займет много времени. Допускаю даже, что оно завершится через несколько минут. Так я приглашаю своего свидетеля, господин следователь? - И, повернувшись в сторону полусумрачного коридора, рявкнул:
- Проходи! И не бойся.
Чей-то голос откликнулся:
- А мне ничуть и не страшно.
В кабинет вошел низенький человечек, худой, с бледным лицом и жгучими глазами, одетый в костюм цвета морской волны.
Шабирон представил его:
- Эмиль Шалю, преподаватель в школе для мальчиков. Садись, Шалю.
Шабирон был из тех полицейских, кто обращается на "ты" равно как к обвиняемым, так и к свидетелям, будучи уверенным в том, что это производит на них впечатление.
- Этой ночью, - начал он, - я принялся опрашивать жителей улицы, на которой убили Гобийяра. Не исключаю, будут утверждать, что это, мол, рутина... - Шабирон покосился на Мегрэ, словно комиссар был личным врагом рутины. - Случается, однако, что она оказывается полезной. Улица эта не длинная. Нынешним утром я ранехонько продолжил ее прочесывать. Эмиль Шалю живет в тридцати метрах от того места, где было совершено преступление, на третьем этаже дома, в котором первый и второй заняты под офисы. Давай, Шалю, выкладывай.
Тот только и ждал момента, когда смог бы начать говорить, хотя явно не питал никаких симпатий к следователю. А посему повернулся в сторону Мегрэ:
- Я услышал шум на тротуаре, похожий на топанье на месте.
- Во сколько?
- Чуть позже десяти вечера.
- Дальше.
- Шаги удалились.
- В каком направлении?
Следователь задавал вопросы, но каждый раз посматривал на Мегрэ, как бы желая передать слово ему.
- В сторону улицы Репюблик.
- Шаги ускоренные?
- Нет, нормальные.
- Мужские?
- Наверняка.
У Шабо был вид человека, расценившего, что это не столь уж и знаменательное открытие, но инспектор вмешался:
- Дождитесь продолжения. Скажи им, что было потом, Шалю.
- Прошло несколько минут, и также со стороны улицы Репюблик в улицу втянулась группа людей. Они сгрудились на тротуаре, громко между собой переговариваясь.
Я услышал, как произнесли слова - сначала "доктор", затем "комиссар полиции", - поднялся, чтобы выглянуть в окно и выяснить, что случилось.
Шабирон ликовал:
- Вы понимаете, господин следователь? Шалю услышал шарканье ног. Только что он мне уточнил, что при этом был и другой звук - мягкий, схожий с тем, что возникает, когда на тротуар падает тело. Ну-ка повтори, Шалю.
- Все правильно.
- Почти сразу же после этого кто-то двинулся в сторону улицы Репюблик, где расположено кафе "У почты".
У меня есть и другие свидетели, ожидающие в приемной, все они посетители заведения, находившиеся там в тот момент. Было десять минут одиннадцатого, когда туда ворвался доктор Верну и молча направился к телефонной кабине.
Он с кем-то переговорил, вышел и, завидя доктора Жюсьё, игравшего в карты, что-то шепнул тому на ухо.
Жюсьё, обращаясь к посетителям, громко воскликнул, что совершено преступление, и все выбежали на улицу.
Мегрэ наблюдал за своим другом Шабо, его лицо окаменело.
- Вы схватываете, что это означает? - продолжал инспектор с какой-то агрессивной радостью, как если бы он кому-то персонально мстил. - По словам доктора Верну, тот увидел на тротуаре почти уже остывшее тело и бросился в кафе "У почты" с намерением оповестить полицию. Если бы все так и происходило, шаги с улицы послышались бы дважды, и Шалю, не смыкавший глаз, отметил бы это. Шалю не состоит на криминальном учете. Он уважаемый учитель. И не имеет причин выдумывать небылицы.
Мегрэ по-прежнему не откликался на призыв вмешаться, о чем его взглядом умолял друг. Последовало довольно длительное молчание. Видимо, стремясь хоть чем-то его оправдать, следователь черкнул несколько слов в лежавшем перед ним досье и, когда поднял голову, не мог скрыть охватившего его напряжения.
- Вы женаты, месье Шалю? - тусклым голосом спросил он.
- Да, месье.
Было заметно, что оба настроены враждебно по отношению друг к другу. Шалю тоже был как натянутая струна, придерживался вызывающего и резкого тона. Казалось, он бросает вызов судье: а ну-ка попробуй, дескать, опровергнуть мои показания.
- Дети есть?
- Нет.
- Ваша жена была с вами прошлой ночью?
- В той же самой кровати.
- Спала?
- Да.
- Вы легли в одно с ней время?
- Как обычно, когда мне не нужно корпеть над домашними заданиями учеников. Вчера была пятница, и тетрадей вообще не было.
- В котором часу вы и ваша супруга отошли ко сну?
- В половине десятого, может, несколькими минутами позже.
- Вы всегда так рано ложитесь?
- Мы встаем в пять тридцать утра.
- Зачем?
- Потому что пользуемся предоставленной всем французам свободой пробуждаться тогда, когда им заблагорассудится.
Мегрэ, с интересом наблюдавший за ним, готов был поспорить, что преподаватель занимается политикой и состоит в какой-нибудь левой партии, даже, вероятно, один из активистов. Он относится к тем людям, которые принимают участие в шествиях, выступают на митингах, бросают в почтовые ящики листовки и отказываются "проходить", когда слышат это слово от полиции.
- Значит, в девять часов тридцать минут вечера вы оба легли спать и, как я полагаю, заснули.
- Мы еще минут десять разговаривали.
- Это подводит нас к без двадцати десять. После чего оба погрузились в сон?
- Только жена.
- А вы?
- Я нет. Засыпаю с трудом.
- Получается, что, когда услышали шум на тротуаре в тридцати метрах от вас, вы еще бодрствовали?
- Именно так.
- И даже не дремали?
- Нет.
- То есть вовсе не смыкали глаз?
- Я был в состоянии, достаточно активном для того, чтобы уловить шум типа топанья на месте с последующим падением тела.
- Шел ли дождь?
- Да.