- Давно ли у вас работает посудомойщиком парнишка, которого я приметил на кухне?
- Его привела к нам мать три недели тому назад. В октябре возобновляется учеба в лицее. Они люди бедные, вот он и старается немного подработать в каникулы.
- Жанвье в течение этого времени у вас не появлялся?
- Нет, я его не видел. Когда им невтерпеж пропустить стаканчик, они забегают в пивную - она поближе.
Мегрэ это было известно лучше, чем кому-либо.
- Попридержите мальчугана, у меня для него будет поручение.
- Да ему и так понадобится какое-то время, чтобы навести порядок.
Комиссар не вернулся к Мартин Шапюи, а устроился за другим столиком, достаточно далеко от нее. Затем вывел на конверте:
"СРОЧНО ВРУЧИТЬ ИНСПЕКТОРУ ЖАНВЬЕ".
Со своего места недоумевающая девушка видела лишь, что он что-то царапал печатными буквами на листке бумаги.
Текст был краток:
"Жав с вечера пятницы знал от няни, что его жена уедет в Париж".
Мегрэ прошел в кухню.
- Тебя как зовут? - спросил он парня с взъерошенными волосами, выстраивавшего в ряд тарелки.
- Эрнест, месье комиссар.
- Кто тебе сказал, что я полицейский?
- Никто. Я узнал вас по фото.
- Хочешь выполнить мое поручение? Легко ли тебя запугать?
- Вам, возможно, это удастся, но кому-либо другому...
- Сейчас ты помчишься в дом напротив, в уголовную полицию. Знаешь такую?
- Это там, где большой вход, у которого постоянно дежурит постовой?
- Вот именно. Вручишь ему этот конверт и попросишь немедленно доставить его инспектору Жанвье.
- Понял.
- Погоди, это еще не все. Не исключено, что часовой скажет, чтобы ты сделал это сам.
- Должен ли я его послушаться?
- Да. Поднимешься на второй этаж - там полно народу. За барьерчиком увидишь старого привратника с цепью на груди.
- Я знаю, как в банках.
- Ты повторишь ему то же самое. Возможно, поблизости окажется кто-нибудь из инспекторов и начнет тебя расспрашивать. Поэтому хорошенько запомни, что отвечать: ты шел по мосту Сен-Мишель и вдруг тебя остановил какой-то месье и попросил за пятьсот франков отнести письмо в уголовную полицию.
- Схвачено.
- Месье был маленького роста, худой...
Малец, которому все это казалось забавным, порывался поскорее выполнить просьбу комиссара.
- Заруби себе на носу: мелкий, хилый и довольно пожилой...
- Ясно, месье Мегрэ.
- Это все. Возвращаться сюда не стоит, потому что за тобой могут проследить.
- Вы их разыгрываете, да?
Мегрэ ограничился улыбкой и поспешил присоединиться к девушке.
- Что получится, то и ладно.
- Что это вы затеяли?
- Повел себя как заурядный читатель, который вместо имени под своими писульками ставит: "Тот, кто знает".
Она видела, как Эрнест, пошептавшись о чем-то с хозяином, покинул ресторан, и проследила взглядом, как он пошел - а точнее побежал - по мосту Сен-Мишель.
- Это следствие того, о чем я вам рассказала?
- Нет.
- Может, в развитие телефонного разговора?
- Угадали.
Хозяин с хозяйкой закончили ужинать. Посуда с их стола уже была убрана.
- Вам не кажется, что они дожидаются нашего ухода, чтобы закрыть свое заведение?
- Бесспорно.
- Им, видно, приходится подниматься с петухами.
- Досадно, что, уйдя отсюда, мы нигде более не сможем притулиться.
Другого, расположенного напротив здания уголовной полиции и открытого в этот час кафе или бара не было.
Парнишка на той стороне набережной беседовал с постовым. Вскоре он скрылся под аркой.
Так и думал, что ему предложат самому отнести письмо. Полицейскому ведь нельзя оставлять свой пост.
Лишь бы...
Но все, похоже, прошло гладко, ибо спустя три-четыре минуты Эрнест вышел и на сей раз направился к Новому мосту.
Значит, Жанвье получил анонимное послание. Даже если он и отнесется к нему скептически, то все равно не удержится и непременно спросит об этом доктора Жава.
- Вы не выглядите человеком, едва сдерживающим нетерпение, - заметила Мартин комиссару, который с отсутствующим взглядом сгорбился на банкетке.
Она подумала так, ибо не знала Мегрэ. Сегодня он впервые переживал кульминацию расследования за пределами собственного кабинета, но чувствовал себя точно так же, как и в те минуты, когда сам задавал вопросы обвиняемому.
За свою карьеру он допросил сотни самых непохожих людей. Большинство допросов длились часами. Приходилось далеко за полночь засиживаться в сизой от дыма трубки и сигарет комнате, и зачастую инспекторы были вынуждены поочередно сменять друг друга.
На набережной Орфевр ходили легенды о том, как Мегрэ разбирался с одним преступником двадцать семь часов кряду и в итоге был измотан ничуть не менее своего визави, однако все же вынудил того признаться.
И каждый раз с ним происходил один и тот же феномен.
До тех пор, пока сидящий перед ним подозреваемый продолжал отбиваться - отказывался отвечать или лгал, - это была в какой-то мере борьба на равных, проблема чуть ли не технического свойства. Вопрос, по возможности неожиданный, нанизывался на другой, а пристальный взгляд комиссара подмечал малейшую реакцию подследственного.
Почти всегда по прошествии более или менее продолжительного отрезка времени наступал момент, когда допрашиваемый прекращал сопротивляться, и тогда перед полицейским оказывался просто затравленный индивид, в мгновение ока вновь ставший человеком - пусть вором, убийцей, но все же человеком, тем, кому предстояло платить за содеянное и кто прекрасно отдавал себе в этом отчет, для кого в эту минуту рвалась связь с прошлым, с близкими ему людьми.
Подобно животному, которого вот-вот прикончат, - а Мегрэ никогда не находил в себе силы убить кого-либо из них, даже вредоносных, - он едва ли не всякий раз бросал на того, кто загнал его в угол, удивленный взгляд, в котором читался упрек.
"Именно так все и произошло..." - обессиленно выдыхал задержанный.
И для него уже не было более спешной заботы, чем подписать свои показания, подмахнуть все, что угодно, и поскорее отправиться спать.
Сколько раз в подобных ситуациях Мегрэ доставал из шкафа бутылку коньяку - не для того только, чтобы предложить выпить своей жертве, но и чтобы основательно плеснуть в свою рюмку.