- Ну до чего сволочные у тебя приятели! - неожиданно вздохнул комиссар.
Одна, указав рукой на свой пиджак, знаком попросил сигарету.
- Меня сразу насторожило, что у тебя самого встревоженный вид. Ты предчувствовал, что они тебя подловят.
Глазами, ставшими уже не такими бегающими, официант из кафе недоверчиво следил за Мегрэ. Раскрыв наконец рот, он первым делом осведомился:
- Вам-то что до всего этого?
- Не дергайся - голова у тебя еще не совсем в порядке. А что мне до этого - скажу. Какой-то мерзавец, которого ты знаешь, завалил Пепито, боясь, что тот расколется насчет Барнабе. Около двух часов ночи этот мерзавец разыскал тебя в "Табаке улицы Фонтен".
Одна хмуро уставился на стену.
- Вспомни-ка! Кажо вызвал тебя на улицу. Попросил толкнуть типа, который с минуты на минуту выйдет из "Флории". Из-за твоих показаний последнего и засадили. Допустим теперь, что он из моей родни...
Прильнув щекой к подушке, Одиа пробормотал:
- На меня не рассчитывайте.
Было примерно четыре утра. Мегрэ сел рядом с кроватью, щедро плеснул себе рому и набил трубку.
- Время поговорить у нас есть, - заверил он. - Я посмотрел твои бумаги. У тебя пока что всего четыре судимости, и те несерьезные: карманная кража, мошенничество, участие в налете на виллу...
Собеседник комиссара притворился спящим.
- Но вот беда: еще одна судимость означает, если не ошибаюсь, пожизненную ссылку в колонии. Что скажешь?
- Отстаньте. Я спать хочу.
- А я тебе не мешаю. Но и ты мне не помешаешь говорить. Я знаю, твои приятели еще не засветились.
Сейчас они все устраивают так, чтобы завтра, если я назову номер машины, владелец гаража заявил, что их автомобиль всю ночь безвыездно простоял у него.
Распухшие губы Одиа растянулись в блаженной улыбке.
- Но одно я тебе все-таки скажу: я накрою Кажо.
Всякий раз, когда я хотел кого-нибудь накрыть, я добивался своего. Так вот, когда Кажо влипнет, влипнешь и ты, а уж тогда не обижайся...
К пяти утра Мегрэ допил вторую порцию рома, а воздух в комнате посинел от трубочного дыма. Одиа столько раз перевернулся в постели с боку на бок, что в конце концов сел, на скулах у него проступили красные пятна, а глаза заблестели.
- Не Кажо ли подстроил то, что произошло нынче ночью? Похоже, верно? Эжен в одиночку до этого бы не додумался. А если так, ты должен понимать, что твой хозяин не прочь от тебя избавиться.
Кто-то из постояльцев, разбуженный нескончаемым монологом Мегрэ, постучал об пол ногой. Комиссар снял жилет - ему было жарко.
- Дайте и мне рому.
В номере был всего один стакан, и оба пили поочередно, не слишком обращая внимания на количество поглощенного спиртного. Мегрэ непрерывно возвращался к своей мысли:
- Я прошу немногого. Признай только, что сразу после смерти Пепито Кажо зашел за тобой в "Табак".
- Я не знал, что Пепито мертв.
- Вот видишь! Значит, ты, как и сегодня, был в "Табаке" с Эженом и, конечно, с глухим коротышкой, содержателем борделя. Кажо заходил в кафе?
- Нет.
- Значит, постучал в окно. У вас должен быть условный сигнал.
У вас должен быть условный сигнал.
- Ничего я не скажу.
В шесть небо посветлело. По набережной пошли трамваи, и буксир огласил реку пронзительной сиреной, словно собирая растерянные им ночью баржи.
Цвет лица у Мегрэ стал почти таким же ярким, как у Одиа, взгляд - таким же оживленным.
- Хочешь, я по-дружески расскажу тебе, что будет теперь, когда ваши знают, что ты был здесь и мы поговорили? При первой же возможности они опять возьмутся за свое и уж на этот раз тебя кончат. А чем ты рискуешь, заговорив? Тебя ведь нужно только прикрыть, продержав несколько дней в тюрьме. Когда всю банду возьмут, тебя выпустят, и дело с концом.
Одиа внимательно слушал. И словно давая понять, что не отвергает категорически замысел собеседника, процедил как бы себе под нос:
- В таком состоянии, как сейчас, я вправе требовать помещения в тюремную больницу.
- Безусловно. А ты же знаешь, какая санчасть во Френе. Получше любого госпиталя будет.
- Посмотрите, не распухло ли у меня колено.
Мегрэ послушно снял повязку. Колено действительно распухло, и Одна, трясшийся над своим здоровьем, с тревогой ощупал опухоль.
- Как по-вашему, не отрежут мне ногу?
- Ручаюсь, что через две недели ты будешь здоров.
У тебя небольшое воспаление суставной сумки.
- А!
Одна уставился в потолок и пролежал так несколько минут. В одном из номеров зазвонил будильник. По коридорам зашуршали шаги персонала, приступающего к своим обязанностям, затем с лестничной площадки донеслось нескончаемое шарканье сапожных щеток.
- Ну, решил?
- Не знаю.
- Предпочитаешь пойти под суд вместе с Кажо?
- Мне бы водички.
Одна нарочно тянул время. Он не улыбался, но ему - это чувствовалось - нравилось, что за ним ухаживают.
Мегрэ помалкивал. Со спущенными подтяжками он расхаживал по номеру, делая все, чего требовал раненый. Горизонт порозовел. Солнечный луч лизнул окно.
- Кто ведет следствие?
- Комиссар Амадье и следователь Гастамбид.
- Хорошие ребята?
- Куда уж лучше.
- Признайтесь, я чудом уцелел. Чем меня зацепило?
- Левым крылом машины.
- Вел Эжен?
- Он самый. Марселец сидел рядом. Кто он такой?
- Молодой парень, всего три месяца, как здесь. Раньше работал в Барселоне, но, похоже, ему нечего там больше делать.
- Слушай, Одиа. Играть и дальше в прятки нет смысла. Я вызываю такси, и мы едем вдвоем на набережную Орфевр. В восемь появится Амадье, и ты вывалишь свой товар.
Мегрэ зевнул. Он вымотался до того, что с трудом выговаривал слова.
- Почему молчишь?
- Ладно, едем.
Через несколько минут Мегрэ умылся, привел себя в порядок и распорядился, чтобы им принесли завтрак.
- Понимаешь, в твоем положении тюрьма - единственное место, где ты можешь быть спокоен.
- Амадье, это такой высокий, всегда бледный, с длинными усами, верно?
- Да.
- Совершенно его не знаю.
Восходящее солнце наводило на мысль о домике у Луары и удочках, ожидающих на дне лодки.