- Где мои подтяжки? - прокричал сверху Мегрэ.
- В верхнем ящике комода.
Наконец Мегрэ опять спустился вниз в своем пальто с бархатным воротником и котелке. Он отодвинул поданные ему яйца и, не взирая на протесты жены, выпил четвертую стопку водки.
В половине шестого дверь дома распахнулась и трое мужчин направились к машине. Мотор долго не заводился. Г-жа Мегрэ дрожала от холода у приоткрытой двери, и красноватые отблески керосиновой лампы плясали на плитках пола.
Было так светло, что казалось, день уже занялся. Но шел еще только февраль, и серебрилась сама ночь. На каждой травинке поблескивал иней. Яблони в соседском саду настолько побелели от мороза, что выглядели хрупкими, словно из стеклянного волокна.
- Дня через два-три вернусь, - бросил Мегрэ.
- До свиданья, тетя! - в свой черед, сконфуженно попрощался Филипп.
Водитель захлопнул дверцу и первые минуты целиком посвятил себя переключению скрежещущих скоростей.
- Простите меня, дядя.
- За что?
Филипп не решился ответить. Он попросил прощения, потому что чувствовал: в их отъезде есть что-то драматическое. Он помнил, как выглядел его дядя совсем недавно у камелька - ночная рубашка, старая одежда, шлепанцы.
И теперь молодой человек не осмеливался смотреть на него. Да, бесспорно, рядом с ним сидел Мегрэ: дымящаяся трубка в зубах, бархатный воротник пальто поднят, шляпа нахлобучена на лоб. Но это был не прежний энергичный, уверенный в себе Мегрэ. Дважды он оборачивался и смотрел на исчезавший вдали домик.
- Амадье прибудет на улицу Фонтен к восьми? - спросил он.
- Да, к восьми.
Времени у них хватало. Такси шло довольно быстро.
Они пересекли Орлеан, где ожили первые трамваи.
Меньше, чем через час, машина достигла Арпажонского рынка.
- Что вы обо всем этом думаете, дядя?
Даже в глубине салона их пробирало сквозняком.
Небо было светлое. Восток начинал золотиться.
- Как ухитрились убить Пепито? - вздохнул Филипп, но и этот его вопрос остался без ответа.
Машина остановилась на окраине Арпажона, все трое зашли погреться в какое-то бистро, и почти тотчас же рассвело, а за полями, на горизонте, медленно стало подниматься бледное солнце.
- Там же никого, кроме нас с ним, не было...
- Помолчи, - устало оборвал его Мегрэ.
С видом застигнутого на месте провинности мальчишки Филипп забился в угол, не смея оторвать взгляд от дверцы автомобиля.
В Париж они въехали, когда на улицах уже царило утреннее оживление. Бельфорский лев, бульвар Распайль, Новый мост...
Город, казалось, вымыли чистой водой - так ярки были краски. Вверх по Сене медленно поднимался караван барж, и буксир, гудками возвещая о ведомой им флотилии, выпускал в воздух струи непорочно чистого пара.
- Скольких прохожих ты заметил, выйдя на улицу Фонтен?
- Только одного - того, которого толкнул.
Мегрэ со вздохом выбил трубку, легонько постучав ею о каблук.
- Куда вас отвезти? - осведомился таксист, опустив заднее стекло кабины.
- Меня беспокоит не столько то, что случилось во "Флории", сколько тот, с кем ты столкнулся.
- Вы полагаете...
- Ничего я не полагаю.
Это было одно из любимых выражений Мегрэ, и всплыло оно из прошлого в тот самый момент, когда он повернулся, чтобы взглянуть на столь привычный ему в прошлом контур Дворца правосудия.
- Один раз мне даже захотелось пойти и рассказать все начальнику уголовной полиции, - промямлил Филипп.
Мегрэ не ответил. До самой улицы Фонтен у него перед глазами стояло видение - Сена в тонком лазурно-золотом тумане.
Они вылезли в сотне метров от дома номер 53. Филипп поднял воротник пальто, чтобы скрыть свой смокинг, но прохожие все равно оборачивались - на молодом человеке были лакированные туфли.
Было всего лишь без десяти семь. В угловом бистро под вывеской "Табак улицы Фонтен", которое работает всю ночь, мыли окна. Люди, спешившие на работу, забегали туда проглотить порцию кофе с молоком и рогалик. Обслуживал их подавальщик, молодой волосатый и чернявый овернец, потому что хозяин заведения, не ложившийся до пяти-шести утра, спал до полудня.
На столе для игры в белот вокруг грифельной доски для записи очков валялись сигарные и сигаретные окурки.
Мегрэ купил пачку дешевого табака, заказал сандвич.
Филипп изнывал от нетерпения.
- Как прошла ночка? - поинтересовался бывший комиссар, набивая себе рот хлебом и ветчиной.
Получив с него, подавальщик будничным тоном ответил:
- Говорят, убили хозяина "Флории".
- Палестрино?
- Не знаю. Я работаю днем, а в это время не до ночных заведений.
Дядя и племянник вышли. Филипп не отваживался открыть рот.
- Ну, видишь? - прогромыхал Мегрэ. И, остановившись на краю тротуара, добавил:
- Это работа того, кого ты толкнул, понятно? По логике никто ничего не должен был бы знать до восьми утра.
Они направились к "Флории", но остановились метрах в пятидесяти от кабаре. У дверей его можно было разглядеть кепи полицейского. На противоположном тротуаре толпились любопытные.
- Что мне делать?
- Твой шеф наверняка уже на месте. Разыщи его и скажи...
- А вы, дядя?
Мегрэ пожал плечами и договорил:
- Скажи ему правду.
- А если спросит, куда я подевался потом?
- Ответишь, что ездил ко мне.
Тон у Мегрэ был безнадежный. Ничего не поделаешь, все не заладилось с самого начала. История вышла до зубовного скрежета глупая.
- Простите меня, дядя.
- Пожалуйста, без сентиментальных сцен на улице.
Если тебя не возьмут под стражу, встретимся в пивной "У Нового моста". В случае, если не смогу прийти, оставлю записку.
Они даже не обменялись рукопожатием. Филипп устремился во "Флорию", но полицейский, не знавший его, преградил ему дорогу. Инспектор вынужден был предъявить свой жетон и скрылся за дверью.
А Мегрэ, засунув руки в карманы, остался в отдалении, вместе с зеваками. Он выжидал. Прошло с полчаса, а он так и не узнал, что же происходит в кабаре.
Первым оттуда вышел комиссар Амадье в сопровождении неприметного человечка, смахивавшего на официанта из кафе.
Мегрэ не понадобилось объяснений.