Они убеждены, что в будущем будут думать, что провели свою юность с большой пользой (если быть молодым - это делать домашние задания, не валяя при этом дурака, то это - не настоящая жизнь). "Валять дурака" - это синоним к "получать наслаждение". В первую очередь они хотят жить не для блага, а для удовольствия: совершать легкие преступления, принимать наркотики, и т.д.. И здесь сложно сделать вывод, кто наиболее ужасен в своей массе: эти молодые люди или же маркиз де Сад, произведения которого претендуют на некоторый эстетизм.
15 января.
На платформе станции Сержи, внизу указательной таблички написано : МОСТ КАРДИНЕТ. Здесь не останавливается ни один поезд.
15 февраля.
Д. говорит и магазинах Сержи, возвращаясь оттуда в одежде "от кутюр". На нем свитер фирмы " Marks Spencer " которым он хвалится. "Лакосты" я передал своей дочери", - говорит он, склоняя марку любимой им одежды, как название какого-нибудь предмета. Он не знает, что представители привилегированного класса не носят больше "Лакост" с тех пор, как в нем стала щеголять "молодежь из пригорода". Если ему сказать - то, вероятно, это глубоко его заденет. Марка одежды - это показатель, благодаря которому люди относят себя к определенному сословию, нишу которого они намерены занять.
(Воспоминание об С, переодевающегося однажды вечером, гордо перечисляя со своим славянским акцентом каждый предмет одежды, который он одевал: рубашка от "Черутти", галстук от "Диор", брюки от "Сэн - Лорана", ремень от "Ланвено", и т.д. Словно части доспехов, торжественно надеваемые средневековым рыцарем. Под одеждой он носил белую майку и семейные трусы, согласно традиции стран восточной Европы.
&
24 марта.
Журналист распространяет результаты опроса общественного мнения: 42 процента опрошенных французов ответили, что "слишком много арабов", добавляя при этом, что все чаще и чаще можно услышать расистские высказывания. Фраза "слишком много арабов" - единственная по-настоящему запоминающаяся. Если заменить арабов на евреев, то можно заметить, что различие между 1999 и 1939 годами не так уж и велико. Этот опрос, а также способ его подачи хитрым образом оправдывают расизм. В нашем сознании то, что является всего лишь общественным мнением, становится правдой.
27 марта.
НАТО решило вмешаться в урегулирование "сербского вопроса". Как обычно, впечатление того, что не знаешь, что законно, а что нет. И вот, вечером, я снова вижу Белград : большая площадь, кафе, полное посетителей, цыганские дети, бегающие от одного стола к другому, которых никто не прогоняет (патернализм, уверенность в своем превосходстве или же благодушие?).
Белград рано утром. Цепь автобусов, в которые поднимаются люди, знающие, что сегодня с ними воюют. У меня не осталось ни образов, ни воспоминаний, касающихся Косово.
6 апреля.
В течение всей ночи Белград и другие сербские города подвергались бомбардировке. В это же время сербские войска продолжали спокойно творить бесчинства в Косово, побуждали косоваров к бегству. Страшная смертельная хореография в вертикальном и горизонтальном направлениях на разделенных сценах. Можно представить себе, что натовские бомбы бесконечно будут падать на головы мирных сербов, а сербские солдаты будут подталкивать население косовских албанцев на путь изгнания, выстраивая их в длинные когорты.
По математическим расчетам, у ракет и сербских преступников нет никакой возможности пересечься.
Вчера в пасхальный понедельник в Нормандии, люди обедали на террасах домов, на берегу моря. Вечером - многочасовые пробки на трассе, ведущей в Париж. Я заметила, что в течение целого вечера даже ни разу не подумала о войне на Балканах. Какова ценность и какая польза от такой мысли?
10 апреля.
Продолжается война на Балканах, не вызывая никакой реакции, ни наводя ни на какие размышления, в отличие от войны в Персидском заливе восемь лет назад. Разрушения и смерть кажутся отныне необходимым злом. Мы заставляем также платить сербское
население наше невмешательство в Боснии. Этой войной мы наверстываем упущенное.
Испытываешь непонятную усталость, когда слышишь и читаешь одно и тоже: "точечные удары" НАТО по Сербии, албанские беженцы, стекающиеся в города, названия которых нам были неизвестны еще три недели назад и кажущиеся нам сегодня такими же родными как Сэнт - Назар и Шамбери: - Блас, Подгорица. Эта монотонность лишает всякого интереса следить за военным спектаклем.
13 апреля.
Воскресенье. По телевизору один из представителей НАТО говорит о военной операции на Балканах. Он очень презентабелен, элегантно одет, одинаковые пиджак и галстук. Этот шикарный галстук - обескураживающая деталь, нескромный признак того, что тот, кто сейчас говорит о войне, никогда не станет тем, кто на ней воюет.
Ощущение, что я одеваюсь, ориентируясь на эту войну, возможно даже больше на спектакль человеческих страданий, чем на картины разрушенных мостов, взорванных поездов и т.д.
Сегодня на Франс - 2 писатели и политики спорят о войне на Балканах. В это же самое время ТФ-1 показывает двух радующихся ведущих, спрашивающих у молодой девушки с очаровательным гладким личиком ее размеры: "88- 65-80", отвечает она на одном дыхании. Один из ведущих просит ее уточнить. Она, казалось, только этого и ждала: "88-грудь, 65-талия, 80-бедра". Она, профессиональная ТОП - модель, рассказывает, что она испытывает, когда поднимается на подиум, когда дефилирует. Однажды, опустив взгляд на первый ряд, она увидела там улыбающегося ей Жан - Поля Готье. Это было ... Ей не хватает слов. В конце передачи один из ведущих возбужденным голосом нас предупреждает: "Запомните хорошенько это имя - Жюли! Вы еще услышите о ней!" Аплодисменты. Нужно допустить тот факт, что миф, в котором главные ценности - это красота и успех, продолжает функционировать
14 апреля.
Перед светофором на перекрестке с Национальным шоссе. Под падающим снегом какой-то мужчина просил милостыню.
Двадцатый день войны. Посылки с гуманитарной помощью прибывают для депортированных косоваров и миллионы людей предлагают принять у себя беженцев. Массовый исход косовских албанцев потрясает воображение: внезапный, всеобщий, безнаказуемый по единственной причине - Милошевич. Это несчастье, за которое жертвы не несут никакой ответственности и от которого им некуда скрыться. Трагедия в совершенном государстве (Ануй утверждал, что с ней мы спокойны), где женщины носят косынки и длинные юбки, как в прошлом носили наши крестьяне.
Бездомные, безработные, нищие не вызывают у нас ничего, кроме безразличия. Именно эта внутренняя изолированная боль не является представлением, в результате которого мы сомневаемся, что жертвы здесь абсолютно не причем (все-таки есть же ночлежки, чтобы поспать, есть работа, если хорошо поискать и т.д.) Это несчастье требует чего-то иного, нежели посылку с гуманитарным грузом.
18 июня.
Закончилась война на Балканах. Телевизионные дебаты о законности бомбардировок, картины массового исхода беженцев оставлены теперь в далеком прошлом. Эта война была для нас, по сути, ничем.
Теперь на стене привокзальной парковки огромными буквами написано: ЛЕЙЛА, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.
11 августа.
В двенадцать десять пополудни свет начал угасать. Большие тени окутывали сад. Это был свет грез и прошлого. Вокруг была тишина. Напротив террасы зашумели ветки елей, с вершины холма, словно камень, скатилась белка. Тотчас же пришла светлая ночь и подул легкий свежий ветер. Вниз по улице зажглись фонари. Мне показалось, что это длилось довольно долго.