— Ich will von keiner Freude wissen
Muss ich des Grales Anblick missen...
Es sei mein einzges Streben,
Fortan mein ganzes Leben[11] , — пропел себе под нос Винер, не в силах больше сдерживаться. Хотелось хоть намеком выдать величайшую тайну, о которой знал лишь он один. Один во всем мире.
— Простите, герр Винер?..
Оберштурмфюрер Руст повернулся к пассажиру, за жизнь которого отвечал головой перед самим рейхсфюрером и поминал этот приказ недобрым словом по нескольку раз в день. И успел увидеть в заднем окне, как под следующим за ними в десяти метрах БТРом лопнула багрово-красная вспышка.
Через мгновенье взрывная волна вышибла заднее стекло, засыпав салон мелкими осколками. Руст инстинктивно пригнулся, закрыв голову руками. Водитель дрогнул всем телом и сверху навалился на Руста. Машина пошла боком, угрожая свалиться в кювет. Руст вывернул руль влево, одновременно оттолкнув водителя плечом.
Голову водителю разнесло пулей, лобовое стекло забрызгало мозгами так, что разглядеть дорогу было невозможно. Глухой удар в капот — как гвоздь в стену забили, и двигатель, чихнув, заглох.
— Партизаны! — заорал Руст во все горло.
Эту команду он отлично выучил еще в Белоруссии. Не без удовольствия отметил, каким мертвенно бледным сделалось лицо Винера. «Береги штаны, сосунок. Это война, очкарик, это война!» — мелькнула злорадная мысль. А руки сами собой уже передернули затвор автомата.
Руст дал длинную очередь прямо через стекло водительской дверцы. В это время левая рука, нырнув за спину, лихорадочно искала крючок на двери справа. Едва заслышав щелчок замка, Руст оттолкнулся и кубарем выкатился из машины.
Распластался на земле, затравленно осмотрелся по сторонам. Мина перебила передний мост БТРа, он беспомощно уткнулся носом в дорогу, развалив в стороны колеса. Гусеницы скребли по дороге, все глубже утопая в мягкой земле. В кузове остались живые, и они уже пришли в себя. Кто-то дал очередь из крупнокалиберного пулемета. Пока неприцельно, просто чиркнув пунктиром трассеров по опушке. С грохотом отлетела дверца кабины, и кто-то, как и Руст, кувырком вывалился наружу.
«Только бы продержаться, только бы продержаться», — стучало в голове в такт лихорадочно бьющемуся сердцу.
Вскочил, уперся грудью в капот «хорьха», изготовился к стрельбе. В воздухе промелькнул какой-то круглый предмет, по дуге пролетел над дорогой и упал точно в кузов броневика. Руст рухнул на колени. Взрыв был такой силы, что от ударной волны вздрогнуло черное тело «хорьха». От гранаты сдетонировал боекомплект.
Руст понял, что остался один. Никого в БТРе и вокруг него в живых уже нет. Он не первый год был на войне и потому не верил в чудеса. Надо было уносить ноги, пока не поздно. К черту очкарика. С ним верная смерть, а в одиночку Руст еще сможет отбиться и дождаться подмоги. Только бы успеть перемахнуть кювет и пробежать метров сто в поле.
Он развернулся и тут заметил, что прямо на него несется черная фигура. Руст вскинул автомат, готовясь перерезать пополам человека, успевшего приблизиться почти вплотную. А дальше произошло невероятное.
Одним ударом ноги человек вышиб магазин из автомата и толкнул затворный крючок, каблуком расплющив пальцы Русту. Патрон вылетел из патронника, и автомат превратился в бессмысленную железку. Руст взвыл от отчаяния, осознав, что брать его будут живым, рванулся вперед, но черная фигура нырнула вниз. И сразу же жесткий удар под пятки подсек ноги Руста, он взвился в воздух и грузно рухнул вниз, ударившись затылком о подножку машины.
Темнота...
С первого же взгляда Максимов понял, что немец на заднем сиденье не жилец. Шальной осколок, войдя в спину, на вылете разворотил грудь чуть ниже правой ключицы.
Немец еще сипло дышал сквозь оскаленные зубы, но глаза за толстыми стеклами очков уже мертво смотрели в одну точку и никак не реагировали на свет фонарика.
— Твою мать... Перестарались! — в сердцах выругался Максимов.
Глубже протиснулся в салон, распахнул пальто на груди немца, руки сразу же сделались липкими от крови. Нашарил во внутреннем кармане документы. Посветил фонариком. Так и есть, герр оберштурмбаннфюрер Рейнхард Винер собственной персоной. Но как язык, уже не представляющий никакой ценности.
Оставался еще портфель на коленях у немца. Максимов распахнул его, наскоро просмотрел содержимое. Карт не было, только папки с бумагами и толстая тетрадь в дорогом переплете.
В тусклом свете фонарика на пальце у немца блеснуло кольцо. Тотенкопфринг[12] .
«Ты смотри, какие мы важные, — подумал Максимов. — А с виду — книжный червь».
Он уже знал, каким способом отправит в Валгаллу герра Винера.
— Как второй? — Максимов вылез из салона «хорьха».
— Дышит, — отозвался Якут. Поднял перемазанное грязью лицо, хитро блеснул раскосыми глазами. — Ловко ты его, командир, уделал. Как в цирке.
— Скрути как следует. — Максимов пропустил комплимент мимо ушей, не до того сейчас.
— Уже сделал. Смотри, какой красавец.
Якут перевернул немца на спину, шире распахнул на груди пятнистую куртку. На кителе тускло светился Железный крест и Штурмовой значок.
— Сойдет. — Максимов уже смирился с мыслью, что самого крупного зверя они живьем не взяли. — Так, хватай его-и к лесу.
— Угу, — буркнул Якут, но даже не встал с колен. Кивнул вправо, откуда нарастал стрекот мотоцикла.
«Он прав, — подумал Максимов. — Не ровен час, жахнет из пулемета тот, что в коляске. Зацепит сдуру, мучайся потом с раненым».
Словно уловив мысли командира, от опушки хлестко, как удар кнута, рванули два выстрела. Это Ворон поймал в прицел мотоцикл и разом оставил без работы группу прикрытия. Одна пуля пулеметчику, другая — водителю. Судя по надсадному реву, тут же захлебнувшемуся, неуправляемый мотоцикл завалился в кювет.
— Ходу, Якут! — скомандовал Максимов.
Якут рывком взвалил немца на спину и резво побежал на полусогнутых ногах. Росточку он был невеликого, метр с кепкой, но силы просто необыкновенной.
— Отходим! — крикнул Максимов двоим, что потрошили трупы у чадившего едким дымом БТРа. Документы, личные вещи, письма и всякая всячина из карманов убитых перекочевывала к разведчикам.
Максимов протиснулся внутрь салона «хорьха». Труп водителя не давал откинуть переднее сиденье и добраться к заднему, приходилось тянуться, грудью налегая на подголовник. Отто Винер уже затих, свесив голову на грудь. В складках пальто на коленях блестела кровь. Максимов втиснул под бедро немца лимонку, осторожно выдернул кольцо. Теперь любой, кто потревожит тело, ослабит нажим на чеку гранаты и через три секунды присоединится к Винеру.
— До встречи в Валгалле, герр Винер! — прошептал Максимов.
Выбрался наружу. В ушах еще звенело от пальбы и взрывов, но он отчетливо различил надсадный рев движков, без прогрева запущенных на полные обороты. В поместье уже подняли тревогу, и до взвода СС лихорадочно грузилось по машинам.
Вскинул автомат и дал короткую очередь — сигнал всем группам отходить в лес.
Ветки хлестали по плечам и лицу Уже не было сил уворачиваться. Люди дышали загнанно, с надсадным сипом.
— Бежать, звери, бежать! — через шаг выдыхал Максимов. — Кто встанет, убью.
Настало время стать жестоким, холодной яростью, как плетью, подстегивать бегущих на последнем дыхании людей. По себе знал: сейчас единственным желанием всех было упасть, уткнуться горячим лицом в мокрую траву, шершавым языком слизать холодные капли и больше не вставать. Но это верная смерть. Еще более мучительная, чем изнуряющий бег. Поэтому — бежать, прикусить губы до крови и бежать.