«А так… — доктор Левадовски глянул на целый столбик аккуратных галочек, — а так, медленное, но верное исцеление налицо».
Это было непросто — выросшему в трущобах, да еще без отца Салли патологически не везло на женщин. Первая же, которой он, пусть и не без труда, рискнул предложить свое общество, в сильно нетрезвом виде порезала мальчишку горлышком от пивной бутылки, да так, что врачам пришлось наложить восемнадцать швов.
Вторая — видно, по неосторожности — ударила Салли ногтем в глаз, отчего бедный парень, и без того не избалованный женским вниманием, сделал неожиданный и научно небесспорный, но житейски оправданный вывод, что все бабы — продажны и хотят в обмен на доступ к телу только одного — денег и комфорта. А когда не получают ни того, ни другого, буквально звереют.
Конечно же, дело было не в женской продажности и даже не в распущенности. Сейчас, когда женским телом торгуют едва ли не на каждом углу, это проблема почти всеобщая. Главная беда Салли была в том, что никогда не отличавшийся ни умом, ни красотой, да еще и выросший в трущобах он и подруг себе выбирал соответствующих… Само собой, раньше или позже назревал конфликт между его моральными и эстетическими требованиями к женщинам и тем, что они могли и хотели дать ему реально.
Левадовски вздохнул. Пожалуй, только теперь, спустя много часов терпеливой работы квалифицированного терапевта, до Салли стало доходить, что женщину следует искать среди более-менее приличных слоев общества.
— Вот и все, док, — закончил рассказ пациент, и Левадовски удовлетворенно кивнул.
— Расскажите мне об этой женщине, Салли…
Пациент мечтательно улыбнулся.
— Она превосходная шлюха… в смысле, я хотел сказать, женщина, док. Как раз то, что надо.
Левадовски мысленно чертыхнулся. Несмотря на все его усилия, Салли так и не привык автоматически использовать социально приемлемые термины и постоянно срывался, именуя женщин шлюхами и тварями, невзирая ни на возраст, ни на социальное положение.
— Она красива?
— Очень, — сказал пациент.
— Умна?
Салли на секунду задумался.
— Наверное… хитрющая, это точно!
— Опрятна?
— О, да! Чистенькая шлюха. Пока я кресло тряпкой не протер, в машину не садилась.
Левадовски хмыкнул. Салли определенно многому научился, и это его, как врача, безусловно радовало.
— Так вы назначили ей свидание? — поинтересовался он.
— Пока нет, — печально вздохнул Салли. — Она всегда так быстро уходит…
— Но она знает о ваших чувствах к ней? Вы дали ей это понять?
Салли задумался.
— Думаю, да, док. И знаете, что еще… я теперь, как вы и учили, стараюсь смотреть на все, — Салли на секунду задумался и все-таки вспомнил это слово. — Ах да! С оптимизмом!
Левадовски галочкой пометил в рабочем блокноте еще один пункт и решил, что пора закругляться.
— Поясните, Салли. Что вы имеете в виду под «оптимизмом»?
Салли, не открывая глаз, хитровато улыбнулся.
— Господь мне все равно поможет. Господь ведь меня и от неправедного суда спас, и женщину эту дал, а главное, к вам привел.
Левадовски удовлетворенно крякнул и не без труда выпроводил изрядно подзадержавшегося на кушетке пациента за дверь. А потом к терапевту пришла вечно опаздывающая миссис Майлз, и он добрых два часа разбирал с ней, в чем кроется проблема ее отношения к ведению домашнего хозяйства. А потом был короткий перерыв на обед, и вот тогда, словно снег на голову, на него обрушилась эта Нэнси Дженкинс.
— Давайте попробуем еще раз, мистер Левадовски, — с трудом выдавила она. — А то мне что-то неспокойно.
Левадовски выдержал долгую, на полминуты, паузу и только тогда сменил гнев на милость.
— Хорошо, миссис Дженкинс. Только давайте без этих ваших фокусов.
Нэнси сосредоточенно прикусила губу и кивнула.
***
Она прилегла на кушетку и еще до того, как доктор собрался с духом, чтобы начать сеанс психотерапии, произнесла то, что ее мучало больше всего:
— Я боюсь себя, мистер Левадовски.
— А что случилось? — нахмурился терапевт.
— Недавно я стреляла в человека.
Левадовски замер. В таком ему еще не признавались.
«В полицию позвонить?»
— Убить не убила, — со вздохом продолжила Нэнси, — только ранила… но мне страшно.
Левадовски шумно глотнул.
— И… чего вы боитесь?
— Мне хочется выстрелить еще раз. А я знаю, что это грех.
Левадовски тряхнул головой и возбужденно зашагал по кабинету.
— Я так и знал…
— Что? — приподнялась на кушетке Нэнси. — Что вы знали?
— Пистолет, — резко остановился он. — Вы никогда не задумывались о том, что пистолет имеет фаллическую форму?
— Чего? — широко открыла глаза и растерянно моргнула Нэнси.
— Закройте глаза и слушайте, — властно распорядился терапевт и с воодушевлением продолжил: — Вы, а точнее, ваше детское начало, Нэнси, пытается присвоить себе типично мужские функции.
— А-а-а…
— Молчите! Я еще не кончил.
Нэнси послушно сомкнула губы и превратилась в слух.
— Так вот. В то время, как ваше взрослое начало, точно знающее о своей нормальной женской судьбе, боится и отговаривает вас от необдуманных действий, ваше детское начало до сих пор отчаянно завидует отцу и братьям, — голос терапевта все возвышался и возвышался, поднимаясь до самых патетических нот, — завидует их мужской силе, их власти и отваге, самой их фаллической природе…
Нэнси опасливо приоткрыла один глаз. Скотт Левадовски стоял к ней лицом, но ее не видел. Уставясь куда-то вверх, под потолок, он так энергично взмахивал руками, словно пытался жестами выразить всю красоту и мощь возбужденных мужских гениталий.
Она терпеливо ждала — пять минут, десять, пятнадцать, а он все говорил и говорил, все громче и громче, пока наконец его голос не возвысился почти до фальцета.
— Вам не нужно завидовать фаллосам, Нэнси! Вам нужно просто понять и принять свою женскую природу! Свою подчиненность, если хотите… и даже, я не побоюсь этого слова, свою вторичность! Только тогда вы постигнете счастье и гармонию! Только тогда!
Нэнси криво улыбнулась, а терапевт вдруг словно пришел в себя, растерянно огляделся и машинально поправил сбившийся на сторону галстук.
— Все. Приходите завтра и лучше, если прямо с утра. До свидания, миссис Дженкинс. И, кстати, вы оставили моей секретарше чек?
***
От мистера Левадовски, получив недвусмысленное поощрение всего, что делает, Салли вышел необычно воодушевленным. Не теряя времени, он съездил на прежнее место работы, после недолгой, но весьма экспрессивной дискуссии получил у грека полный расчет, а затем, разминувшись с новеньким «Фордом» Нэнси Дженкинс всего-то на две-три минуты, выехал из Хьюстона.
Вдоль дороги голосовали бесчисленные, разодетые во все яркое, словно канарейки, шлюхи, но Салли только улыбался и проезжал мимо. В день отгула он себе наметил дела поважнее случайных встреч.
Во-первых, следовало зайти в храм божий, а затем, с помощью и под прямым покровительством отца нашего небесного начать целенаправленное очищение указанного ему господом города от скверны. И главное: параллельно он должен был начать планомерные поиски этой блондинки.
Безмятежно напевая «Хвалу», Салли достаточно быстро миновал Сегин и Сан-Антонио, въехал в раскаленный от полуденной жары городок и сразу же отправился в храм. Долго и напряженно молился, а едва вышел из божьего дома, как сразу же увидел Знак. Смуглая — явно из «латинос», одетая в вызывающе праздничное светло-голубое платье девица стояла буквально в двухстах футах от этого святого места.
Салли перекосило, такого откровенного богохульства он не терпел. Он быстро и внимательно огляделся по сторонам. Белая от зноя улица была совершенно пуста, и вообще, на что в такой час рассчитывала эта глупая шлюха, было неясно, — разве что на исполнение предначертания своей судьбы.
«Ну, ладно… я тебе устрою…»
Он стремительно прошел к стоянке, сел в такой же раскаленный, как и весь этот город, автофургон и, утирая пот, подъехал к будущей жертве.
— Покатаемся?
— Пятьдесят баксов, — лаконично отозвалась шлюха, и Салли широко улыбнулся.
— Годится. Но делаешь все, что скажу.
Мокрая от пота девка окинула его усталым взглядом, на секунду задумалась и подошла к машине.
«Есть!» — понял Салли и, стараясь не показывать своих глаз, помог открыть помятую дверцу.
Он уже придумал для нее свой, особый способ познать гнев божий во всей его мощи, но не хотел, чтобы она почувствовала это до срока.
— Садись. Ко мне поедем — там прохладнее.
В ее черных круглых глазах на миг мелькнул живой интерес.
— А душ есть?
Все так же стараясь не смотреть ей в глаза, Салли безмятежно рассмеялся и облизнул соленые горячие губы.
— Откуда в моем вагончике душ?! — он сделал вид, что задумался. — Разве что в гараж сходить — там труба… и правда, поехали в гараж… хоть ополоснемся.