— И что теперь будем делать?
— А это не нам решать — что тут достойно внимания, а что нет… Главное, что техника сработала и ты сегодня мне ставишь ящик коньяку…
— Тебе и себе тоже… Упьюсь до чертиков.
Когда они вернулись в Ангелов переулок и вместе с Бродом прослушали еще раз кассету, Вениамин сказал:
— Кто это сработал? — он положил руку на магнитофончик.
Одинец, ухмыляясь, кивком головы указал на Карташова.
— Мцыри тире Кулибин…
— Продолжайте, орлы, в таком же духе… Когда теперь этот Иван Трофимович собирается выходить на связь с этой Татьяной Ивановной?
— Об этом не было сказано ни слова. Она в расстроенных чувствах и, видимо, ждет подачи от Музафарова… Насколько я понимаю, в их беседе есть что-то такое, что их объединяет и вообще я чувствую интригу… И об этом говорит откровенная маскировка в их разговоре.
— Передайте технику Валентину, пусть он записывает все телефонные разговоры этого Музафарова, — сказал Брод. — Ведь по номерам телефонов не проблема узнать адреса?
— Разумеется, не проблема, если, конечно, линия не связана с ФАПСИ, что в данном случае совершенно не исключается, — сказал Карташов. — И если это так, то доступа к абоненту у нас не будет…
— Ну и черт с ними, лишь бы это не были провокаторы… Я думаю, этому Музафарову можно доверять, — подвел черту под разговором Брод.
Однако в тот день все пошло по-другому расписанию. В дверь постучали и в кабинет вошел Николай. Обычно его невозмутимый вид сейчас был подвергнут какому-то незримому испытанию. На лице озабоченность, а в глазах нетерпеливые искорки.
— Веня, надо поговорить! — глядя на Брода, сказал он. Видно, на языке у него было что-то конфиденциальное.
— Не мнись, Никола. Здесь чужих нет.
— Дело не в этом…
— Тогда раскалывайся — что на душе?
— На стадионе «Локомотив» побоище. Болельщики петербургского «Зенита» схлестнулись с фанами «Спартака». Мы только что об этом получили сообщение от нашего человека…
— Так в чем же дело? Посылай два санитарных «рафика».
— Не получается. Блузман приболел, а его зам Семенов ехать наотрез отказывается. Послал туда только одну машину.
— Так заплати ему за аккордную работу!
— Я самостоятельно финансовые вопросы не решаю, но дело даже не в этом…
Брод поднялся и подошел к сейфу.
— Одинец уже в машине, — Николай бросил взгляд на Карташова.
— Понятно, — сказал Карташов и тоже встал, пошел на выход.
— Не гони волну, Мцыри! — остановил его Брод. — Вот эти деньги — твой аванс. Вернешься, я тебе их отдам.
Через двадцать минут они были на стадионе. Вернее, у главного входа, где несколько милиционеров сдерживали толпу озверевших молокососов.
— Ты только посмотри, Мцыри, как этот пидор в синей куртке бьет по кумполу мента!
Из прохода хлынула группа пацанов, размахивающих руками. За ними еще одна, видимо, нападавшая сторона.
— Подъедь поближе и встань за киоском, — сказал Одинец. — Я что-то не вижу нашей машины.
— Они что — с ума сошли? Сюда бы сейчас мой взвод, — проговорил Карташов, — мы эту мелюзгу в пять минут заставили бы лежать носами в асфальт…
— Не скажи, молодежь сейчас другая. Тут половина накаченных наркотиками и половина фашистов… Смотри, с каким энтузиазмом они колошматят другу друга дубинами!
— Битва на Чудском озере… Мудаки опоенные, — Карташов нервно закурил. — Видишь, подъехала какая-то «скорая помощь». Может, случайная…
— Здесь случайным делать нечего, — уверено сказал Одинец. — Наши подбирают только с расколотыми черепами, которым все равно уже щи не хлебать. Однако ты посмотри, что тут делается…
Они увидели, как в толпу врезался АТН — огромный фургон, поставленный на шасси «Урала». Омоновский транспорт. Карташову не раз приходилось выезжать на такой машине на операции.
Не успели они сделать по затяжке, как боковые борта открылись и из машины стали выскакивать в полной боевой экипировке омоновцы. В ход пошли щиты, дубинки и томфы.
От такого зрелища у Карташова сильно забилось сердце. Он застыл тушканчиком, вытянув шею и как истинный болельщик стал отмечать хорошие и не очень хорошие удары своих бывших коллег.
— Нет, ты только взгляни, что это за рубка! — вскипел Одинец. — А где же наша тачка? Или это вон тот «рафик»?
Омоновцы между тем стали отрезать беснующуюся толпу от улицы, замыкая ее у подножия трибун.
Карташов пошире открыл форточку. Крики, стоны, мат, какие-то непонятные шумы влетали к ним в кабину.
— Нас там сомнут, — сказал он.
Одинец достал из-за пазухи мобильник. Руки подрагивали. Нащелкал нужный номер.
— Слышь, Никола, тут идет мамаево побоище. Один «рафик» есть, но черт знает, как к нему пробраться.
Со стороны стадиона выплеснулась новая волна беснующейся молодежи. Уже рухнули ворота, в щепки разлетелись два киоска.
— Держи! — крикнул Одинец.
Карташов увидел у него в руках целлофановый пакет с белыми халатами. — Быстро переодеваемся и шустрим туда. Приказ Брода.
— Здесь мне не развернуться, — Карташов хотел выйти из машины, однако его остановил Одинец.
— Переодевайся здесь. Я залезу в салон и возьму носилки. Не психуй, Мцыри, людей в белых халатах пока в России не бьют.
Через пару минут они бежали в сторону обезумевшей толпы. Их дважды сбивали с ног, но Одинец, пробивая дорогу резиновыми ручками носилок, как сумасшедший орал:
— Дорогу санитарам! Не мешайте, суки оголтелые, оказывать первую медицинскую помощь!
Кто-то заполошно крикнул:
— Санитаров сюда! Поворачивай, бля, «скорую» к нам, — взывал паренек, склонившийся над поверженным товарищем.
Но они шли своим ходом. Когда приблизились к цепочке омоновцев, Одинец обратился к усатому, богатырского телосложения бойцу:
— Прошу, товарищ милиционер, оказать медицине поддержку! Проводите нас к «скорой помощи»!
Усатый омоновец, словно ледокол, двинулся вперед, налево и направо обрушивая удары томфой. Кто-то завопил благим матом: «Вышиби, блин, из мента мозги!» Карташов видел, как одетый в кожанку мальчуган железной, витой арматуриной окрестил такого же как сам фана. Кровь брызнула с рассеченного лба и жертва, схватившись за голову, рухнула лицом в грязь.
— Стой! — крикнул Одинец и шагнул к упавшему парню. — Берем этого.
Однако носилки негде было поставить, Кругом шел жестокой рукопашный бой.
— Отвали, мразь! — отмахивался от кого-то Одинец.
Орудуя сложенными носилками, он чистил себе дорогу. Их оттеснили и раненый парень остался лежать без помощи, его топтали сильные шальные ноги.
Шедший впереди их усатый омоновец, отражая щитом удары арматуры и кулаков, привел их все-таки к «рафику». Они видели как несколько ублюдков раскачивали машину, другие, взобравшись на крышу, изображали из себя Ленина на броневике. Они извергали такой мат, словно только что вышли из стен какого-то высшего зековского учебного заведения.
Водитель был на месте.
— Макс, — окликнул его Одинец, — какого хрена ты тут стоишь!? Заводи тачку!
Омоновец, видя, что «скорая» попала в переплет, крикнул: «Эй, фаны, дайте дорогу медикам!» Но его призыв вызвал однозначную реакцию: прыщавый балбес, зацепив омоновца за шею тонким тросиком, стал его душить. Заваливать назад. Карташов видел, как прыщавый сорвал с милиционера каску и несколько раз стукнул ею по голове блюстителя порядка. Пацан, чувствуя себя победителем, стал напяливать шлем на себя.
— Что они вытворяют, дешевки вонючие! — Карташов уже не видел омоновца, того месили ногами, обрушивали на незащищенную голову стальные прутья.
Карташов засунул руку под халат, нащупал полу куртки и под ней почувствовал теплую рукоятку пистолета.