– Желудок не переносит.
Она села на стул для посетителей, ни на секунду не выпуская его из поля зрения.
Она уверена, что у меня есть новости, понял Валландер. И разумеется, дурные.
Он сел за стол.
– Вчера вы разговаривали с нашим сотрудником, – начал он, – и оставили открытку, полученную несколько дней назад. Открытка проштемпелевана в Вене и подписана вашей дочерью Астрид. Но вы считаете, что открытку писала не она. Я правильно понял?
– Да.
Ответ прозвучал очень уверенно.
– Мартинссон говорит, что вы не можете объяснить, почему вы так считаете.
– Не могу.
Валландер достал из папки открытку.
– Вы сказали, что подпись и почерк вашей дочери очень легко подделать.
– Можете попробовать.
– Уже попробовал. Согласен – легко.
– Почему вы спрашиваете то, что уже знаете? Валландер внимательно посмотрел на нее –
Мартинссон был прав. Она была вне себя от беспокойства.
– Я спрашиваю, чтобы еще раз убедиться, что все так и есть. Иногда это необходимо.
Она нетерпеливо кивнула.
– И все же у нас нет серьезных причин считать, что открытка написана кем‑то еще, – продолжил Валландер. – Может быть, есть еще что‑то, что заставляет вас сомневаться в подлинности открытки?
– Нет. Но я уверена, что права.
– Правы в чем?
– В том, что открытки писала не она. Ни эту, ни предыдущие.
Вдруг она встала со стула и начала кричать. Валландер был совершенно не готов к такому повороту событий. Она перегнулась через стол, схватила его за руки и, не переставая кричать, начала трясти:
– Почему полиция бездействует? Я знаю – что‑то случилось! Или вы все не способны понять такую простую вещь – что‑то случилось!
Валландер с трудом освободился и встал из‑за стола:
– Мне кажется, вам лучше успокоиться.
Но она не унималась. Что подумают те, кто случайно проходит мимо его дверей? Он обошел стол, крепко взял ее за плечи, усадил и даже вдавил немного в стул.
Истерика прекратилась так же мгновенно, как и началась. Валландер медленно разжал руки и вернулся на свое место. Ева Хильстрём смотрела в пол. Валландер выжидал. Ему стало не по себе – ее ужас, ее твердая убежденность в своей правоте словно бы передались ему.
– А что могло случиться, как вы думаете? – спросил он наконец.
Она обреченно пожала плечами:
– Не знаю.
– У нас нет совершенно никаких данных, указывающих, скажем, на несчастный случай. Или на что‑то в этом роде.
Она посмотрела ему в глаза.
– Ведь Астрид с друзьями и раньше путешествовали, – продолжал он. – Может быть, не так долго, как в этот раз. У них есть деньги, есть машины, есть паспорта. Все это уже было. К тому же Астрид и ее приятели в том возрасте, когда человек легко следует своим порывам. Ни о каком планировании и речи не идет. У меня у самого дочь, немного старше, чем Астрид. Она такая же.
– И все равно я знаю. Может быть, я часто волнуюсь по пустякам. Очень может быть. Но на этот раз я совершенно уверена – что‑то не так.
– Другие же родители не волнуются? Родители Мартина Буге и Лены Норман?
– Я их не понимаю.
– Только не думайте, что мы не принимаем вашу тревогу всерьез. Принимаем. Это наша обязанность. Обещаю, что мы еще раз взвесим основания для объявления в розыск.
Казалось, от его слов она немного успокоилась, но потом на ее выразительное лицо вновь набежала тень тревоги. Валландеру было ее жалко.
Разговор закончился. Он проводил ее к выходу.
– Мне очень жаль, что я вышла из себя, – сказала она на прощанье.
– Мне очень жаль, что я вышла из себя, – сказала она на прощанье.
– Это совершенно естественно – вы волнуетесь.
Она пожала ему руку и исчезла за стеклянной дверью.
Он пошел назад. Мартинссон высунулся из дверей и уставился на него с любопытством:
– Чем это вы там занимались?
– Она и в самом деле напугана. Тревога ее ни капли не наиграна. Мы должны что‑то сделать. Только что?
Он задумчиво посмотрел на Мартинссона.
– Давай завтра еще раз пройдем дело, все вместе. Надо что‑то решить. Объявлять розыск или нет? Меня, по правде, что‑то беспокоит в этой истории.
Мартинссон кивнул.
– А Сведберга ты видел? – спросил он.
– А он еще не объявился?
– Нет. Все тот же автоответчик.
Валландер поморщился:
– Это на него не похоже.
– Я все время набираю его номер.
Валландер вошел в свой кабинет и позвонил Эббе.
– Не соединяй меня ни с кем в ближайшие полчаса. Ты, кстати, ничего не слышала о Сведберге?
– А что я должна была слышать?
– Я просто поинтересовался.
Валландер откинулся на стуле и положил ноги на стол. Опять – усталость и сухость во рту.
Потом взял куртку и вышел.
– Я ухожу, – сказал он Эббе. – Буду через час‑другой.
Было по‑прежнему тепло и безветренно. Валландер пошел в городскую библиотеку на Сюрбруннсвеген и не без труда нашел полку с медицинской литературой. Наконец ему попалось то, что он искал, – книга о диабете. Он сел за стол, достал очки и углубился в книгу.
Через полтора часа у него сложилось ясное представление о том, что это за болезнь. Он понял, что винить ему, кроме самого себя, некого. Неправильное питание, неподвижный образ жизни… Попытки сидеть на разных диетах, приводившие только к тому, что он через неделю вновь набирал вес.
Он поставил книгу на место, с муторным чувством поражения и презрения к себе. Но теперь другого пути нет – придется менять привычки.
Он вернулся в полицию в половине пятого. На столе лежала записка от Мартинссона – найти Сведберга пока не удалось.
Валландер еще раз прочитал бумаги об исчезновении молодых людей. Рассмотрел внимательно все три открытки. У него вновь появилось ощущение, что он что‑то проглядел. Что? Ему никак не удавалось поймать ускользавшую мысль.
Вдруг его охватила тревога. Перед глазами встала Ева Хильстрём.
Он понял, что все это очень серьезно. Надо смотреть на вещи прямо и просто.
Она знает, что открытки писал кто‑то другой, не ее дочь. Откуда она это знает и почему так уверена – не имеет ни малейшего значения.
Она знает. И этого достаточно.
Валландер подошел к окну.
Что– то с ними случилось.
Вопрос – что?
3
В тот же вечер Валландер начал новую жизнь. На ужин он съел чашку жидкого бульона и немного салата. Он настолько сосредоточился на самоограничении, что напрочь забыл, что зарезервировал время в прачечной, а когда наконец вспомнил, было уже поздно.
Он попытался увидеть в том, что произошло, хорошую сторону. Подумаешь, сахар в крови – еще не смертный приговор. Зато он получил предупреждение. И если он хочет жить нормально, ему надо всего‑то немного изменить образ жизни. Ничего такого, с чем бы он не мог справиться. Тем не менее, поев, он остался совершенно голодным, как будто и не садился за стол. Тогда он съел помидор. Потом долго сидел за кухонным столом, составляя меню на ближайшие дни. Решил, что больше не будет пользоваться машиной; на работу и с работы – только пешком. По субботам и воскресеньям – на море, долгие прогулки по берегу. Как‑то они с Ханссоном размечтались, что неплохо было бы начать играть в бадминтон.