Ключ от «пентхауса», единственный, выданный директором колхозного дома, Федор спрятал в нагрудном кармане спортивной куртки фирмы «Пума». Игнат застегнул пиджак на все пуговицы — холодновато, черт побери! Зря плащ не надел. Конечно, еще и в сером длинном плаще он выглядел бы вообще карикатурой хуже Фокина, который нарядился в приличное демисезонное пальто и туристические ботинки со шнуровкой по колено, однако плащ бы не помешал: тучки на горизонте появились, не ровен час — и дождичек зарядит. Впрочем, весна — не осень, авось пронесет.
Шагать до отделения милиции — площадь перейти. Фокин, наивный, вооружился мобильником и пытается на ходу связаться с Москвой. Занятие безнадежное, между тем мобильный телефон в руке добавит ему солидности, что весьма важно при общении с провинциальными ментами.
Вместе, втроем, подошли к памятнику, пожелали удачи друг дружке и разошлись. Игнат свернул, куда указывала десница истукана на постаменте. И едва не угодил под автобус.
Рейсовый автобус с табличкой над ветровым стеклом «Сидоринск — Мальцевка», описав полукруг, остановился за спиною памятника. Первый, наверное, сегодняшний автобус, ибо нет еще и девяти. Пассажиров мало, в основном — женщины непонятного возраста. Среди селянок выделяется явно приехавшая издалека матрона. Чуткое ухо Сергача уловило вопрос бойкой матроны про «бабу Хлафиру» и ответный инструктаж аборигена про улочку, на которую указывает памятник. Интересующаяся «Хлафирой» дама, очевидно, совершает паломничество к ясновидящей из южных, неблизких краев. Говорок мягкий, сама загорелая, а в средней полосе загорать еще рано. Возможно, скарб паломница оставила в камере хранения на вокзале, в Сидоринске, и, быть может, посетив «русскую Вангу», сразу сядет на поезд, поедет назад, к южному теплу. Правду сказал директор пятизвездочного Дома колхозника: едут люди к Глафире Иванне, едут. Ай да молодцы Петр с Павлом, энергично раскручивают тетку!
Игнат ускорил шаг: надо бы поспеть к «русской Ванге» первому. Безусловно, назвавшись Магистром Рунических Искусств из Первопрестольной, Игнат Кириллович по-любому станет первым. Вне всяких сомнений, Сергач запросто произведет должное впечатление на Петра с Павлом и легко сделается для них персоной VIР. Но было бы полезным, прежде чем знакомиться на официальном уровне, прикинуться лохом (благо джинсово-пиджачный прикид позволяет) и в образе лоха учинить Глафире Иванне этакий экзамен на способности к ясновидению. Пусть-ка сама угадает, что за клиент к ней явился, откуда и зачем. Вдруг еще не донеслась до околицы сплетня про троих москвичей, приехавших искать четвертого...
Игнат ускорил темп. Мыслишка проверить «русскую Вангу» на вшивость с каждым шагом нравилась ему все больше и больше. Сергач быстро переставлял стосковавшиеся по ходьбе ноги, курил, зажав сигарету в уголке губ, и очень удивился, когда встречный мужичок сказал ему: «Здравствуйте». Затем шустрый пацан обогнал Игната Кирилловича и тоже поздоровался. Смекнув, что в Мальцевке принято приветствовать всех подряд, и знакомых, и незнакомых, со следующей, сказавшей «здрасте вам», моложавой бабусей Игнат несколько стесненно, но раскланялся. Стеснение скоро прошло, и с очередным встречным Сергач поздоровался первым. Ему ответили: «И вы не хворайте». Вспомнилась байка о дремучем крестьянине, который, впервые попав в Москву, полдня здоровался со всеми подряд встречными-поперечными на площадях и проспектах и в конце концов охрип до полной потери голоса.
Идти пришлось долго. Раз двадцать Сергач сказал «здрасте», выкурил несколько сигарет, вновь потянулся к пачке, и тут улица закончилась.
Впереди поля, за ними лес во все еще не растаявшей дымке утреннего тумана, последний дом на другой уличной стороне — ладный, с волнистой шиферной крышей, за высоким забором, возле запертых ворот стоит черная, заляпанная грязью «Волга».
— Здрасте, — поздоровался Игнат со старушкой на завалинке, напротив дома «русской Ванги». Собрался перейти на другую сторону, но старушка его окликнула, задержала:
— Сыночек! Будь здоров, сыночек. Судьбу спытать надумал, сынок?
— Да, мамаша. Решился заглянуть к «русской Ванге».
— К якой такой ванне?
— Не к «ванне», а к «Ванге», — улыбнулся Игнат. — Вангой звали знахарку в Болгарии, вроде вашей Мальцевой.
— Все село — Мальцевы, потому и зовется Мальцевка, — назидательно молвила старушка и поманила Сергача корявым высохшим пальцем. — Ходь ближе, сыночек. Ходь, ходь...
Игнат подошел.
— Че скажу, сынок, нагнись. Слышь-ка, выдешь от ей, ко мне в хату заходь, бражки продам недорого. Чистая брага, забористая, лучше магазинной.
— Спасибо, мамаша. Непьющий я.
И правда: по российским сельским меркам Сергача действительно можно было смело считать человеком практически не употребляющим.
— Эх-хе-хе, сынок, — хихикнула старуха, — опосля ведьмачки Глашки и непьющие локчут стаканами. Опосля ей каждого трясет, а брага успокоение дасть, и огурчиком соленым угощу, заходь.
— Спасибо еще раз, если захочется выпить, я...
— Захочешь, сыночек, захочешь. Подмогни встать, милый, руку дай. Пойду у хату брагу наливать. Тот, что на машине приехал, скоренько выйдет с приему, коль она его раньше не прогонит.
Придержав за локоть тяжело разгибающую спину старушку, помогая ей развернуться к калитке, Игнат спросил:
— "Волга" у ворот не хозяйская? Кто-то раньше меня к Глафире Ивановне прибыл, да, мамаша?
— Молодой барчук сызнова до ей приехал, евонная это машина. Спойду разливать бражку. Огуречик, спойду, разрежу. С ей, с соседкой Глашкой, и мне доходно, не обижаюся. Дай те боженька здоровья, сыночек...
Старуха поковыляла к ветхой калитке, шамкая беззубым ртом, благодаря «сыночка» за помощь при подъеме на слабеющие с каждой весной ноги. Не преминула еще раз похвалить бражку собственного изготовления предприимчивая старушенция. Игнат с трудом сдержал улыбку — надо же, наладила старая собственный, сопутствующий эзотерическому бизнес. Помнится, Борис Абрамыч Березовский, намыливаясь в эмиграцию, верещал, что россиянин безынициативен, мол, оттого и все его беды. Хрен в глотку, Абрамыч! Наш народ любому другому даст сто очков форы по части инициативы, смекалки и живучести.
Игнат проводил старуху, развернулся на сто восемьдесят градусов, перешел улицу. Взглянул на номера «Волги» — местные номера, здешней области. Одернул пиджак, постучался в дверь, примкнувшую к запертым воротам. За дверью тихо. Еще постучался. Опять тишина. Сергач пригладил волосы, толкнул дверь, переступил деревянный порожек, вошел в квадратный ухоженный дворик, огляделся.
Красным кирпичом вымощенная тропинка вела к резному крылечку. В дальнем конце колодец, поленница дров, сарай, слышно, не поймешь откуда, куриное кудахтанье, у ворот — собачья будка, из будки на Сергача смотрят внимательные глаза здоровенного цепного пса «дворянской», кровь с молоком, породы.
Песья морда оскалилась, пес гавкнул и глухо, равномерно зарычал, будто трансформатор включился. Игнат благоразумно попятился к выходу.
— Вы его не бойтесь, — на крылечке возник курносый мужик, одетый культурно, в брюки и в рубаху, застегнутую на все, включая верхнюю, пуговицы. — Вы к бабе Глаше приехали?
— Да, к Глафире Ивановне, — кивнул Игнат и подумал: «Ежели очень повезет, курносый решит, что я приехал первым рейсовым автобусом из Сидоринска».
— Без вещей? — спросил курносый, с любопытством разглядывая приезжего.